3 глава.
Мишель тихо заходит в дом, аккуратно закрывая за собой дверь. На пороге её не встречает мать.
- Мне уже стыдно за тебя! - раздаётся голос матери. - Ты какого чёрта у директора была? Что ты опять натворила?!
Мать повышает голос, но Мишель молчит, оставаясь стоять на пороге.
- Ты позор семьи! Мне стыдно за тебя! - кричит мать.
Первый удар приходится Мишель в живот, следующий - в голову, и вскоре она летит в стену.
Удар за ударом - и вот Мишель уже лежит на полу, вся в крови и синяках. Её дыхание сбито, мир перед глазами плывёт, но она всё ещё слышит, как мать с раздражённым хлопком закрывает дверь своей комнаты. Звуки в доме стихают, остаётся лишь собственное дыхание, тяжёлое и прерывистое.
Мишель медленно поднимается. Руки дрожат, но она вытирает рукавом лицо, смахивая кровь с носа. Нащупывает в кармане пачку вишнёвых сигарет и пару тысяч рублей - этого достаточно, чтобы уйти. Сигареты пахнут терпкой вишней, почти сладко, и этот запах успокаивает.
Она выходит на улицу. Ноги подкашиваются, но она идёт вперёд - к своему убежищу, к любимому месту. Это крыша соседнего подъезда, где можно оторваться от всего. Солнце медленно опускается за горизонт, окрашивая небо в мягкие оттенки розового и оранжевого. Вечерний тёплый ветер нежно касается открытых ран, словно утешая. Кажется, что даже закат разделяет её боль - такой же красивый, такой же тихий.
Мишель садится на край крыши, свесив ноги в пустоту. Она закуривает сигарету, вишнёвый дым окутывает её лицо, наполняя лёгкие сладостью. Кровь всё ещё льётся, тёплая, чуть горьковатая. Она вытирает её рукавом, но не обращает внимания - привыкла. Привыкла к боли, к унижениям, к этим вечерам, когда остаётся только она и закатное небо.
Слёзы катятся по её щекам - не от физической боли, а от той, что скапливается в груди, когда больше не остаётся слов. Каждая сигарета - как маленький глоток спокойствия, как обещание, что хоть что-то ещё можно контролировать.
Вдруг хлопает дверь, ведущая на крышу, и звук шагов раздаётся за её спиной. Медленные, неторопливые - кто-то идёт, но Мишель не оборачивается. Она вдыхает вишнёвый дым, вытирает слёзы и готовится к тому, чтобы встретить нового гостя в своём маленьком мире, где вечерний закат и запах сигарет - её единственное утешение.
Кто-то садится рядом, и Мишель поворачивает голову. Рядом с ней - та самая новенькая. Карие глаза внимательно изучают её лицо, взгляд - нескрываемо заинтересованный. Мишель не отводит глаз.
- Ты в порядке? - тихо спрашивает кареглазая.
Мишель устало усмехается уголком губ.
- Разве видно, что я в порядке?
На крыше воцаряется короткое молчание, ветер чуть сильнее треплет её светлые волосы.
- Слушай, - наконец заговорила новенькая, - мне кажется, наше знакомство началось не с той ноты.
- Возможно... - кивает Мишель. - Мишель.
- Соня, - отзывается та, протягивая руку.
Мишель пожимает её, чуть сжимая тонкие пальцы.
- Так что с тобой? - спрашивает Соня, не убирая ладони.
- Да мать опять избила, - тихо говорит Мишель.
- За что? - удивляется Соня.
- Ты же слышала на уроке - что я у директора была. Вот за это, - пожимает плечами Мишель.
- А тебе сколько? - спрашивает Соня после паузы.
- Восемнадцать. - Мишель отводит взгляд. - А тебе?
- Девятнадцать... - Соня ненадолго задумывается, опуская глаза. - Но почему ты ещё не переехала?
Мишель ещё не переехала от матери, несмотря на все побои и унижения, потому что её держит не только страх, но и нечто более сложное - чувство вины и надежда.
Она давно могла бы снять себе комнату или даже небольшую квартиру: деньги у неё есть, но каждый раз, когда она начинает паковать вещи, слышит в голове голос матери, который твердит, что она никому не нужна. Этот голос укоренился в Мишель так глубоко, что ей кажется - если она уйдёт, то подтвердит всё, что мать о ней говорит: что она - предательница, что не смогла стать "нормальной" дочерью, что она - слабая.
Кроме того, Мишель надеется, что, возможно, мать изменится, что всё это - временно. Она помнит редкие минуты, когда мать была ласковой, готовила её любимое какао или просто сидела рядом в тишине. Эти редкие моменты кажутся ей важнее, чем даже самые страшные побои - потому что в них есть что-то похожее на любовь.
И каждый раз, когда она думает о переезде, Мишель чувствует себя предательницей, бросающей мать, которая всё-таки родила её. Её деньги - это способ купить себе временное спокойствие: вишнёвые сигареты, крыша над головой, ускользающее тепло вечера. Но чтобы уйти по-настоящему, ей нужно не просто собрать вещи - ей нужно собрать в себе новую силу. А пока она просто курит на крыше и надеется, что однажды всё изменится.
- Честно, сама не понимаю... - говорит Гаджиева, опуская взгляд и сжимая пальцы. - Чувство вины какое-то.
- Вины? За что? - Соня нахмурилась. - За то, что мать тебя бьёт?
Мишель чуть вздрагивает, будто слова Сони ударили сильнее, чем побои.
- Если я уйду, меня будут мучить мысли, что я её предала... - тихо произносит она. - Но так я тоже не могу больше.
Повисает напряжённая тишина. Тёплый вечерний ветер обдувает их лица, небо переливается розовыми полосами заката.
Соня, почувствовав, что слова больше не помогают, решает сменить тему. Она кивает в сторону пачки сигарет.
- Вишнёвые? - спрашивает она.
- Да, - коротко отвечает Мишель.
- Можно? - Соня чуть улыбается, словно прося разрешения на маленький жест доверия.
Мишель делает глубокую затяжку, выдыхает ароматный дым и протягивает сигарету Соне. Та берёт её осторожно, как будто это - маленький мостик между ними, новый разговор.
Соня берёт сигарету, аккуратно прикладывает её к губам и делает короткую затяжку. Сладкий запах вишни окутывает их обеих, смешиваясь с тёплым воздухом вечера. Несколько секунд они сидят молча, а потом Соня отрывает взгляд от горизонта и снова смотрит на Мишель.
- Знаешь... - говорит она тихо. - Я жила у бабушки до девятнадцати. Она не била меня, но всё равно... чувствовала себя чужой. Мне тоже казалось, что я предаю её, когда съехала. Но знаешь, что я поняла? Ты не можешь предать того, кто не даёт тебе жить.
Мишель молчит, разглядывая трещины на крыше под своими ногами. Кажется, что каждое слово Сони отзывается в груди - и больно, и нужно.
- У тебя ведь есть деньги, да? - осторожно спрашивает Соня.
Мишель кивает, чуть нахмурившись.
- Так чего ты ждёшь? - в голосе Сони нет упрёка, только мягкое сочувствие. - Если ты останешься, ты просто потратишь всю жизнь на то, чтобы залечивать эти раны. А ты ведь... ты заслуживаешь большего.
Мишель не отвечает сразу. Она делает глубокую затяжку, чувствуя, как горький дым вишнёвых сигарет жжёт горло и прогоняет мысли. Вдруг, словно сама себе, она шепчет:
- Я боюсь.
Соня сжимает её руку, её карие глаза светятся странной уверенностью.
- Это нормально. Все боятся. Но если тебе станет слишком страшно - я могу помочь. Если захочешь, я помогу тебе снять комнату. Найти работу. Или хотя бы просто побыть рядом, пока ты решишься.
И в этих словах Мишель впервые за долгое время слышит не приказы и не угрозы - только тихое предложение. Ей хочется плакать, но она лишь улыбается слабо, отводя взгляд к закату.
Соня возвращает ей сигарету, а сама достаёт новую из её пачки. И вдруг, в этот вечерний полумрак, появляется ощущение, что, может быть, всё действительно ещё можно изменить. Что жизнь - это не только побои и кровь, но и чьё-то плечо рядом, и этот запах вишнёвого дыма, и закат, который обещает новый день.
---
После этого разговора Соня и Мишель стали гораздо ближе. Они часто гуляли вместе, болтали часами, смеялись и обсуждали всё подряд. Порой случались и "случайные" прикосновения - лёгкое касание руки, когда они шли рядом, или неуловимый взгляд, от которого сердце начинало биться быстрее. Им было хорошо друг с другом - без лишних слов, без напряжения. Просто вместе - и этого было достаточно, чтобы улыбки не сходили с их лиц.
___________
как вам?я не могу придумать дальнейшее развитие событий💔