Связь с Судьбой | 18+ | ✔️ [Связь Мафии #2]

Утром следующего дня, когда Маурицио уехал, ко мне приехала Бьянка. Она впервые за три недели моего брака смогла навестить меня дома.

Зная, что она приедет ко мне, я совершила несколько покупок. Мне нужно было сделать видимость нормальной жизни.

Когда прозвенел дверной звонок, я спускалась на первый этаж после того, как я оставила завтрак в туалете. Это было странно, но я чувствовала, что беременна.

Я поспешила к двери, впуская в дом Бьянку. Она была бледная и поникшая.

— Маурицио только что уехал, — сказала я, когда она рассматривала меня с ног до головы.

Вероятно, она искала синяки или признаки того, что Маурицио бьет меня. У меня на самом деле были синяки по всему телу и другие раны, но голубые джинсы и белый свитер с широкими рукавами и высоким горлом скрывали все, что не нужно было видеть и знать ей. Беременной Бьянки не стоило переживать обо мне лишний раз.

— Он не делал тебе больно? — спросила она, когда мы прошли в гостиную и расположились на диване.

Единственное, что я могла сказать ей, это о своей возможности быть беременной. Для нее в этом не было бы ничего страшного. И я прекрасно знала, что она никому не расскажет об этом.

— Он не делал ничего плохого, — соврала я.

Я старалась не смотреть в оленьи глазки Бьянки. Врать ей было сложной вещью, которую мне не хотелось делать, но это было ради нее и ее ребенка.

— Ты можешь поделиться со мной, и я помогу тебе, — по ее тону было понятно, что она не очень верила мне. — Я сделаю все, что в моих силах, — ее последние слова заставили мои глаза щипать. Неужели возможная беременность уже сделала меня слишком нежной и ранимой.

— Кажется, я беременна, Бьянка, — я наконец смогла посмотреть ей в глаза и сказать это.

Я думала, что смогу взять себя в руки и не плакать при Бьянки, но слезы предательски потекли по щекам.

— Ты еще не уверена? — спросила она, вытирая мои слезы. От этого жеста нежности после того, что я пережила на протяжении нескольких недель, мне захотелось заплакать сильнее.

— Нет, я смогла купить тесты, но не готова делать их, мне страшно, — призналась я.

— Ты должна сделать это.

— Я не хочу ребенка от Маурицио. Мне невыносима даже мысль об этом, — в глазах Бьянки я видела непонимание моих слов. Конечно, ей было не понять.

— Возможно, твое состояние ухудшилось из-за стресса, который ты испытывала после свадьбы. Но если ты сделаешь тест, мы точно узнаем, в чем дело.

Бьянка могла быть права. В последнее время я пережила много всего. Плохое самочувствие могло появиться на нервной почве. И цикл моей менструации также мог сбиться. Но что-то внутри меня подсказывало совсем другое, и я должна была выяснить. Чем раньше я узнаю, в чем проблема, тем проще будет ее решить.

— Я сделаю это, — сказала я.

Мы с Бьянкой поднялись в ванную. Я достала припрятанные тесты, а Бьянка осталась ждать за дверью.

Минуты, которые занимал этот процесс, казались мучительно долгими. Держа два несчастных теста, я увидела две полоски. У обоих тестов.

Мои руки и ноги задрожали при осознании того, что внутри меня растет живой человек. Ребенок внутри меня, что при появлении на этот свет будет страдать и мучиться.

Если я рожу этого ребенка или что решу оставить, то его сразу можно пометить несчастным, попав он в мою семью.

Бьянка звала меня через дверь, но, не слыша моего ответа, зашла сама. Я все еще пялилась на тесты в моих руках, не желая осознавать этого. Это была моя вина. И если этот ребенок будет страдать всю жизнь, а с моим мужем и отцом будет именно так, я никогда не прощу себе этого. Мне было так страшно.

Бьянка взглянула на тесты и, увидев две полоски, с тоской и надеждой посмотрела на меня. По моему сникшему виду она поняла, что это не вызывает во мне того трепета, что появляется у беременных, узнав они, что у них будет ребенок.

— Что мне делать? — спросила я словно у себя самой вслух.

— Ри, ты должна успокоиться, — прошептала Бьянка, будто боялась спугнуть меня резким тоном. — Я правда не хочу говорить это, но если ты так не хочешь этого ребенка, есть аборт, но это не сделает лучше тебе.

Конечно, не сделает, но это было единственное правильное решение в нынешних обстоятельствах. Я не стала говорить Бьянки, что, убив этого ребенка, я предотвращу страдания, которые будут преследовать его, когда он будет жить в нашем мире.

Мое тело было слишком потрясенным и безжизненным. Я заплакала, а Бьянка крепко обняла меня, опускаясь вместе со мной на холодный пол ванны.

— Прошу, Ри, не плачь, мы разберемся и решим это, обещаю, — твердила она.

Ее поддержка всегда была ценой для меня, потому что я получала ее от такого малого количества людей, и как же я была благодарна всем им.

Возможно, если не их малая надежда на меня, я бы давно была мертва. Бьянка просто оставалась рядом, дарила свое тепло и слушала, как я выплескиваю все эмоции, что еще каким-то образом сохранились внутри меня.

***

Лежа в кровати в своих слезах, меня не покидали мысли о ребенке. Мне все еще не верилось в это. Когда я думала, что хуже быть не может, появилось это. Теперь я чувствовала большую ответственность, что раньше не хотела испытать, за еще только растущего в животе ребенка. Сердце больно билось в груди.

Дверь в спальню резко распахнулась. Я дернулась, села и облокотилась на спинку кровати. В комнату ввалился Маурицио. Я прекрасно понимала, что сейчас будет.

Словно находясь в нереальном сне, я чувствовала всю эту боль, пронзающую мое тело и внизу. Я просто лежала, раскрывая ноги и пытаясь расслабиться. Если быть напряженной и зажатой, будет больнее терпеть это. Сейчас я чувствовала единственную боль в груди и глазах, что щипало от слез.

Маурицио неприятно стонал, а я беззвучно плакала, уставясь в потолок. Я была похожа на человека, который смирился с этим ежедневным насилием над своим телом, но мне было больно и противно, как в первый раз. Просто я больше не пыталась сопротивляться.

Закончив в меня, Маурицио вышел и побрел в ванную. Мне осталось продолжать лежать с раздвинутыми ногами на кровати и не шевелиться, я не могла. Я чувствовала себя дырой, в которую он мог заходить и так использовать. Мое тело было такое грязное и испорчено. Ничего не сможет вымыть эту грязь с меня после всего.

Этот ребенок будет таким же грязным, как я, и таким же отвратительным, как Маурицио. Слеза медленно скатывалась по моей щеке. Как я могла винить в чем-то неродившегося ребенка и как могла называть его таким. Я была ужасной эгоистичной сукой и недостойной матерью для него. Будет лучше избавиться от этого. Так будет проще для него.

***

Нож, который дала мне Тереза, лежал передо мной на кровати. Маурицио уехал и не вернется до вечера. У меня было достаточно времени.

Я закурила сигарету. Одну. Я не курила так давно. Наблюдая за ножом и затягиваясь, я пыталась представить, как сделаю это.

Как острое лезвие аккуратно скользнет по моей мягкой коже, медленно разрезая ткань. Красная кровь начнет стекать по руке и ножу, осторожно капая на пол. Я сделаю это не так, как мама. Но я сделаю это. Может, так не будет лучше, но я должна попытаться спасти себя и ребенка.

Почти докурив сигарету, я прижала ее горящий кончик к своему открытому шортами бедру. Боль пронзила тело. Я издала сдавленный стон, но пыталась концентрироваться не на боли, а на чувстве безысходности, пронзившем тело.

Сигарета погасла, и я резко швырнула ее на пол. Обвив пальцами рукоять ножа, я осмотрела его, видя в нем свое отчаявшееся отражение.

Вытянув руку со шрамами, оставленными отцом, перед собой, я осмотрела ее. Мысленно пометив места, что буду резать, поднесла нож к руке. Лезвие надавило на кожу, но еще ничего не происходило. Если надавлю чуть посильнее и резко полосну ножом, уже будет что-то серьезное.

Я не была уверена и не знала, сколько мне придется порезать себя, чтобы это сработало. В мыслях все еще всплывали кадры того дня, когда я увидела мать в ванной в своей крови. Ее рука, что свисала с ванны, была порезана многочисленное количество раз, и на ней было столько шрамов. Похоже, она давно пыталась совершить самоубийство, но, вероятно, что-то останавливало ее каждый раз.

Останавливает ли меня что-то сейчас? Осталось ли то, за что мне есть бороться? Я резко выдохнула и надавила лезвием на руку, но тут же остановилась, отбросив от себя нож. Раздался звонок внизу, что отвлек меня. Что, черт возьми, я творю.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы спрятать нож на свое место и побежать вниз. Я вытерла выступившую из крошечной раны кровь и открыла дверь.

Это была ярко улыбавшаяся Габриэла со спящей дочкой на руках. Она шагнула ко мне, крепко обняв свободной рукой, и поцеловала в щеку. Она даже не подозревала, что остановила меня от страшных действий, которые были ошибкой.

— Прости, если помешала и не предупредила, — извинилась Габриэла, проходя в дом. — Мне нельзя здесь быть, Лоренцо не позволял приехать к тебе, но это было уже слишком, — веселье и беззаботность звучали в ее голосе.

Она присаживалась на диван, пока я стояла у двери и слезы текли по моему лицу. Габриэла присела и подняла свой счастливый взгляд на меня. Вдруг ее лицо исказилось от испуга и какого-то понимания.

Она быстро, но аккуратно уложила дочь на диване и поспешила ко мне. Габриэла помогла мне дойти до дивана и присесть. Все мое тело тряслось. Габриэла присела на корточки передо мной и ждала, пока я что-то скажу. Но я не могла. Слезы и тяжелый груз так безжалостно продолжали душить меня.

— Моя дорогая, объясни, что случилось, я не могу вынести твоих слез, — успокаивающе шептала она, гладя мои колени.

— Я беременна, — вырвалось у меня.

Габриэла замерла, и на секунду на ее лице появилась улыбка. Не видя моей радости от этого, она тоже поникла.

Я не хотела говорить Габриэле о беременности. Узнав, что я хочу сделать аборт, она бы никогда не простила меня. Она была слишком нежной и трепетно относилась к детям. Мне не хотелось ранить ее мягкое розовое сердце.

— Тогда почему ты плачешь, Ри? — неуверенно спросила она.

— Я сделаю аборт, Габриэла, — она вскочила и с гневом, что так редко появлялся в ней, посмотрела на меня.

— Ты не сделаешь этого, — громче и требовательнее сказала она.

Я поднялась, чтобы проще смотреть ей в глаза и разочаровать ее, сказав, что мир на самом деле не радужный и вокруг не бегают единороги.

— Этот ребенок уже почти мертв, — начала я, и тяжесть в сердце стала больше. Как только я представляла маленькое создание, сердце начинало раздирать когтями.

— Если он родится в этом мире, окруженный такими людьми, как Маурицио и мой ненавистный отец, он будет страдать и думать только о том, чем он заслужил это, — выпалила я, чувствуя свой собственный гнев.

Это был мой ребенок, и только я вправе решать, что будет лучше для него. Никто не может помыкать мной в таком вопросе.

— Я не хочу, чтобы его жизнь была такой же, как моя, а она будет, Габриэла, и этого мне не в силах изменить, — я остановилась, чувствуя слезы. — Думаешь, мне приятна мысль, что мне придется убить своего ребенка, крошечного, только возрождавшегося малыша? — Габриэла смотрела на меня почти с отвращением.

— Нет, Габриэла! Это сводит меня с ума, и тебе не понять. Но что еще мне сделать, это единственное, что возможно.

Бессильно я рухнула на диван. Габриэла села рядом, взяла свою проснувшуюся дочь на руки и протянула мне. Сейчас в такой ситуации держать маленького милого ребенка было последнее, чего мне хотелось.

В итоге я не смогла противостоять Габриэле и ее настойчивости. Взяв малышку, я аккуратно прижала ее к груди. Она смотрела на меня большими голубыми глазами, причмокивая пухлыми розовыми губками. Вкусный запах ее невинности заглушал боль вокруг и внутри меня.

— Ри, — позвала Габриэла, и я оторвала взгляд от малышки. — Представь, что это твой еще не родившийся ребенок, — кивнула она на Джулию в моих руках.

Отчего-то я прижала ее крепче к себе, словно боясь, что кто-то сейчас мог отнять у меня ее тепло.

— Сейчас ты скажешь этому ребенку, что тебе придется убить его, — продолжила она, кивая на ребенка и заставляя меня смотреть на Джулию. — Он смотрит на тебя невинными глазами, не понимая, что сделал не так. Почему любимая мама хочет убить его? Он молит тебя о пощаде, говоря о том, что будет всегда рядом. Что будет любить тебя просто так и оберегать. Что будет дарить тебе свое тепло в холодные дни и веселить в темные и пугающие, — она замолчала, и минуты ее молчания казались тяжелыми, бьющими по самому сердцу.

— И ты все еще хочешь сказать ему, что убьешь его? — тихо вымолвила она, и мое сердце словно лопнуло.

Я заплакала, не сдерживая громкие всхлипы, и прижалась к Джулии. Малышка заплакала, будто чувствовала боль, исходящую от меня. Мне пришлось передать ее Габриэле, чтобы та успокоила ее. Одной рукой Габриэла обняла и меня, успокаивая нас обоих.

— Я не смогу дать ему то, чего он заслуживает, — прошептала я между всхлипами.

— Ты можешь дать ему любовь, это единственное, чего он будет хотеть от тебя, и даст тебе свою в ответ, — прошептала она в ответ, поцеловав меня в щеку.

Я была такой глупой и потерянной. Пытаясь обвинить в чем-то неродившегося ребенка, я искала причины отказаться от него, но при одной мысли об этом мое сердце разрывалось на части. Этот малыш не заслуживает такого. Я не заслуживаю его, но, может, это единственное спасение в моей жизни.

Может, если я сделаю чью-то жизнь лучше, это поможет мне самой стать лучше. Этот ребенок был моим. Он не будет похож на Маурицио, на моего отца или на меня. Он будет сильным и крепким, я воспитаю его таким. Он будет находиться под моей охраной и защитой, в моей любви, и я сделаю все, чтобы он ощущал себя любимым.

Я подарю ему лучшую жизнь. Намного лучше, чем была моя. Но чтобы дать ему жизнь, мне придется избавиться от других двух.

— Ты сможешь завтра съездить со мной в больницу? — спросила я, отстранившись от Габриэлы.

— Мне записать тебя на аборт? — тихо и неуверенно спросила она, не смотря на меня.

— Нет, мне просто нужно проверить, все ли хорошо с ним, — я коснулась своего плоского живота, и Габриэла просияла и заплакала, вероятно, от счастья.