- ГРОЗОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ -
Смех раздаётся со стороны из-за закрытых шторок, и я слышу голос Кевина, рассказывающего новый анекдот, после которого пассажиры снова хохочут. Закатываю глаза и тяжело вздыхаю. Я уже не знаю, что ещё можно помыть или прибрать. Тру столик в десятый раз, только бы быть чем-то занятой. Разворачиваясь, чтобы пройти к туалету и сполоснуть руки, вздрагиваю, потому что вижу неожиданно появившегося Дэвида, молча наблюдающего за мной.
— Ты, — выдыхаю я, смотря в его спокойные глаза.
— Мне не нравится, — говорит он, отталкиваясь от стены и делая шаг ко мне.
— Что именно? — Шепчу, а сердце вновь делает кульбит, ноги подкашиваются, когда я вдыхаю его аромат.
— Твоё поведение. То, что ты сделала на своём рейсе. Хотя меня это восхищает. Мне нравится твоя решительность и характер, который ты почему-то пытаешься прятать от меня. Ты обманываешь меня. Ты не та, кем хочешь казаться, — дотрагивается пальцем до бейджика с моим именем, вызывая резкое повышение частоты пульса.
— Не понимаю, — одними губами произношу я.
— Понимаешь. Но не хочешь признаться в этом. Понимаешь ты всё, Барбара. Я не люблю, когда мне лгут. Я не люблю, когда нарушают мои правила, — его палец медленно поднимается по моей груди к воротнику и Дэвид резко обхватывает пальцами завязанный шарф. Шумно вздыхаю и хватаюсь руками за стол.
Сглатывая, облизываю губы и бегаю взглядом по его ничего не выражающему лицу.
— Я не нарушаю...я...
— Я нарушаю. Я это делаю из-за тебя.
— Зачем? Ты меня ненавидишь, терпеть не можешь, и я тебя тоже, — чёрт, как же сложно говорить. В горле всё пересыхает.
— В большинстве случаев мы ненавидим не людей, а то, что у них имеются недостатки идентичные нашим. Мы их любим и отвергаем одновременно, потому что боимся признаться себе в том, как сильно они возбуждают нас. Мне нравится смотреть на тебя. Тебе идёт возбуждение. Я хочу это видеть. Часто, — он так близко ко мне. И я теряюсь, поддаваясь гипнозу сверкающей грозы в его глазах.
— Это ты сделал? Ты вызвал меня сюда?
— Я.
О, боже. Он накручивает шарф так, что сдавливает мне горло, отчего я на секунду прикрываю глаза, шумно выдыхая. Господи, мне душно. Так душно и жарко. Я вся горю от его слов и недопустимой близости.
— Предупреждение номер два — не ищи себе проблем в моём лице. Для тебя это может плохо закончиться, Барбара, — он выдыхает моё имя мне на ухо, и кожу покалывает от этого. Приоткрываю губы, боясь распахнуть глаза и увидеть очередное осуждение и упрёк в том, о чём я и понятия не имею.
Холодный воздух касается моих полыхающих щёк, и давление на горло прекращается. Открываю глаза, замечая лишь закрывающуюся дверь в кабину пилота.
— Боже, — шепчу я, поднимая руку и потирая шею. Что это сейчас было? Что...
— Барби, кофе и чай просят, — поворачиваюсь к улыбающемуся Кевину и всё ещё не могу прийти в себя. Не могу даже стоять нормально. Со мной явно что-то не так, раз мне очень некомфортно сейчас от того, как что-то пульсирует внизу живота.
— Что? — Переспрашиваю я, поправляя шарф.
— Кофе и чай запросили. И именно ты должна вынести это им. Я, как мог, тянул время и предложил сам это сделать, но они хотят тебя и только тебя. Видимо, ты приглянулась этой компании, — его весёлый тон меняется на недовольный.
— Но я...клянусь тебе, меня это не интересует, и...я не завожу никаких отношений. Вообще, никаких, — заверяю его, ощущая приближающуюся очередную беду.
— Знаю, вот это меня и волнует. Это обычное дело, когда пассажиры знакомятся с нами, и мы их обслуживаем. Сюда берут именно тех, кто готов ко всему, — намекая на интимные отношения, шепчет Кевин, отодвигая тележку и доставая чайник.
— То есть...так просто? Это же наказуемо, — шепчу я.
— Нет, здесь нет. Поэтому я удивлён тому, почему мою коллегу сменили за двадцать минут до отправления самолёта. И это приказ от пилота, ему что-то не понравилось. А если ему не нравится, то он никуда не полетит. Своеобразное отношение к работе, с которым мы уже смирились. Но то, что прислали тебя, стажёра с международных, без должного обсуждения и точного описания работы, меня и заботит.
Вот же козёл! Дэвид знал, как я отношусь к подобному. Я ему об этом говорила, и он специально заставил меня работать сейчас, а ещё его слова про возбуждение. Он что, действительно, считает, что я превращусь в шлюху? Да пошёл он.
— Ничего. Не волнуйся, я справлюсь. Меня учили, как отказывать пассажирам, — уверенно заявляю я.
— Твой последний отказ горячо обсуждался, как и твои навыки самообороны, — хмыкает Кевин, а я цокаю на это.
— Их проблемы. Меня не заботит то, что говорят обо мне, — передёргиваю плечами и бросаю злой взгляд на дверь пилота.
Какого чёрта Дэвид это сделал? Какого чёрта он, вообще, появился в моей жизни? Больше никаких встреч с ним. И даже не хочу знать его тайны, пусть они останутся при нём, а дальше я как-нибудь сама справлюсь и вернусь на проклятые внутренние рейсы. Это лучше, чем терпеть оскорбления лишь из-за того, что какая-то фифа приревновала меня к своему парню, который, к слову, мне абсолютно не интересен.
— Барби, просто не принимай их слова близко к сердцу, хорошо? — Мягко улыбается мне Кевин, нагружая тележку сладкими булочками, пирожными и двумя чайниками с кипятком.
— Без проблем. На меня это не действует, — решительно поправляю шапочку на голове, готовясь к бою.
Кевин кивает мне, бессловесно поддерживая, и открывает шторки. Выкатываю тележку, надевая на лицо приветливую улыбку. Смех и веселье прекращаются сразу же, как только я появляюсь. Вся компания поворачивает ко мне головы и хищно усмехается. Видимо, нашли себе жертву. Но больше всего меня пугает взгляд одной из темноволосых девушек, рядом с которой я ставлю тележку, блокируя её педалью. Девушка буквально испепеляет меня ненавистью, как будто я всю её семью убила или же сделала что-то похуже.
— Что вы желаете? Чай зелёный или чёрный? Кофе? — Интересуюсь я, расставляя чашки и блюдца.
— Чай чёрный с молоком.
— Кофе.
— Латте.
— С мороженым хочу чай.
— Прошу прощения, но мороженого у нас нет. Его не было в заявках, могу вам предложить лишь холодные сливки, — разливая напитки и раскладывая одноразовые пакетики с чаем и кофе, отвечаю я.
— Ладно, тогда просто чёрный чай, — недовольно бубнит блондинка.
Я обхожу весь столик, и только один пассажир мне так и не ответил.
— Мисс, что вы желаете? Чай или кофе? — Обращаюсь к неприятной девице, следящей за каждым моим действием. Она прищуривается, и в её глазах кипит ярость, отчего я ещё шире улыбаюсь, якобы не замечая этого.
— Чай. Зелёный, — сухо отвечает она.
Наливаю ей в чашку кипяток и кладу рядом пакетик с зелёным чаем. Убирая чайник, достаю пирожные и раскладываю их так, как было заявлено. Каждый до полёта заказал для себя особое меню, и я боюсь сейчас ошибиться. Но вроде бы угадываю каждого пассажира, так как они сейчас сидят не в той последовательности, как при регистрации на рейс.
— Что это за ослиная моча? — Взвизгивает темноволосая, указывая на свою кружку.
— Зелёный чай, мисс. Если вы хотите темнее, то я могу его вам заменить на чёрный, — ставя перед ней пирожное, отвечаю я.
— Я хочу зелёный чай лучшей категории! Почему я должна пить это дерьмо? — Повышая голос, девушка подскакивает из кресла и хватает кружку.
— Простите, мисс, но иного варианта у нас нет. Могу вам предложить сок или же воду, — она специально это делает. Чай как чай. Зелёный вид подобного напитка не может быть тёмным по определению. И вновь я вспоминаю себя же на её месте. Это моё наказание за прошлое. Я сейчас получаю обратно летящий бумеранг, готовый разрушить и без того шаткое положение.
— Я хочу нормальный горячий чай, а не это говно, которое создано для такой швали, как ты! Думаешь, что раз хорошенькая, так всё можно? Ни хрена, поняла?! Я тебя уволю, как только окажусь на земле! Ты больше, вообще, не найдёшь работу! Ты сдохнешь, тварь уродливая! — Сношу оскорбления молча, хотя так и подмывает ответить. Но я не имею права, у меня и так достаточно проблем, да и, вероятно, меня, действительно, уволят.
— Хоуп, нормальный чай, успокойся, — один из парней, видимо, её бойфренд, пытается успокоить девушку, но она вырывает свою руку, зло изрыгая проклятья, предназначенные так же и для него.
— Максимальная температура кипятка восемьдесят девять градусов. Зелёный чай принято заваривать при температуре не более восьмидесяти, чтобы избавить напиток от горечи листьев. Я могу вам подогреть чайник и сразу принести вам, если вы желаете очень горячий чай, — сдержанно произношу я.
— Да вы посмотрите, какая она умная! Мне насрать, как у вас нищих принято заваривать чай! Я требую немедленно нормальную воду! Восемьдесят девять? Серьёзно?! Я хочу сто градусов! И эта не восемьдесят девять! Это максимум пятьдесят! — Девица зло выбрасывает перед собой руку, отчего чай выливается на меня, и я отскакиваю, кривясь от вида испорченного жилета, который защитил моё тело от ожогов.
— Ну как? — Шипит она, швыряя кружку на пол и попадая по моим ногам, отчего я жмурюсь от боли и сцепляю зубы.
— Мисс, прошу вас успокоиться, — Кевин выскакивает на шум, быстро оглядывая присутствующих.
— Успокоиться? Я плачу баснословные деньги за то, чтобы вы работали так, как я этого требую! Я ваш заказчик, а вы не можете даже нормальный кипяток принести!
— Хоуп, хватит. Температура воды достаточно высокая, чтобы чай заварился. Выбери чёрный, — подаёт голос её подруга.
— А сейчас я это и проверю! — Визжит девушка. Она так быстро хватает один из чайников, что никто не успевает отреагировать на это. Я, словно в замедленной съёмке, наблюдаю за тем, как она нажимает на кнопку открытия крышки чайника и дёргает рукой изо всех сил, опрокидывая на меня кипяток. Защищаясь, инстинктивно закрываю руками лицо, визжа от ужаса. Крик наполняет мою голову.
— Хоуп!
— Сука, ну что, достаточно горячая или всё же холодная, что ты ещё не сдохла?! — Визжит сумасшедшая, а затем вторая порция кипятка выливается на мои руки. Никому не удаётся даже защитить меня, оттолкнуть от этого места. Жутчайшая боль вынуждает кричать и задыхаться. Голова кружится от невыносимо колющих ран от ладоней до локтей. Меня хватают за талию и тащат куда-то, пока я визжу, и крупные слёзы выкатываются из глаз.
— Барби! Барби, смотри на меня! — Моё лицо обхватывают ладонями, а я ничего не вижу. Руки страшно пульсируют, и меня тошнит. Тошнит невыносимо. Словно я сама стала одним огромным ожогом, пульсирующим в моей голове. Я ничего не соображаю. Плачу. Скулю и трясусь от боли. Кевин хватает меня и наклоняет голову к пакету. Меня рвёт от боли. Виски сдавливает от сильнейшего давления, а тело слабеет.
— Всё, всё хорошо. Не отключайся. Сиди здесь, — Кевин бережно опускает меня на пол, потому что меня постоянно клонит вбок. Тело трясёт от шока, пока за пределами моего маленького мирка всё шумит. Крики и ругань, чрезвычайное положение и сообщение об аварийной посадке. Всё сливается в одну звонко режущую моё сознание высокую ноту. Неужели, я это заслужила? Максимум, что я выливала на обслуживающий персонал, было шампанское! Лишь шампанское, воду, соки, но никак не кипяток, который может быть смертелен! Почему же тогда я расплачиваюсь за грехи прошлого именно этой невозможной болью, от которой хочется кричать постоянно?
— Барбара, — поднимаю голову и, часто дыша, снова плачу, смотря в глаза Дэвида.
— Кевин, подготовь пассажиров к аварийной посадке и угомони дебошира любым способом, пока я не сделал этого сам. Мне не нравится то, что произошло, и ты за это тоже ответишь, — резко произносит Дэвид, переворачивая мои руки, и я с ужасом наблюдаю, что сейчас творится с моей кожей.
Белая блузка прилипла к кровавым вздувшимся волдырям, кое-где видна свежая кровь, и она, смешавшись с водой, капает на мою юбку. Это вызывает очередной прилив паники и сдавленный стон от нестерпимой боли. У меня всё горит от мучительной и долгой пытки. Картинка постоянно дёргается, а голоса остаются где-то очень далеко. Чудовищно...я, наверное, умру от этого.
Дэвид быстро достаёт аптечку и вынимает оттуда ножницы. Чёткими и уверенными движениями разрезает блузку, а затем рывком отрывает её от волдырей, отчего я снова кричу и закрываю глаза, выгибаясь.
— Другого выхода нет. Ткань прилипла, а времени, чтобы её осторожно снимать, уже не осталось. Если сейчас же не обработать твои ожоги, то будет хуже. Мне это не нравится, — скулю от боли, пока он достаёт бутылки с холодной водой, и открывая их, поливает мои раны, отчего меня снова тошнит. Жмурюсь и снова выгибаюсь, кусая губы до крови.
— Барбара, не позволяй себе расслабляться. Я должен видеть, что с тобой происходит, — рука Дэвида ложится на мою щёку, и я распахиваю глаза, полные слёз.
— Молодец. Вот так, смотри на меня. У тебя очень тонкая и нежная кожа. Ты можешь сейчас упасть в обморок от болевого шока. Заставь себя этого не делать, — говорит он, потирая мою щёку. Быстро киваю ему, но боль настолько сильная, что я с ума схожу. Но вот именно Дэвид не даёт мне полностью погрузиться во мрак и превратиться в истеричку. Благодаря ему и только ему я стараюсь взять себя в руки и стойко вынести мучения.
Дэвид обрабатывает мои раны мазью и разрезает ножницами жилет, затем просто разрывает руками тонкую блузку, осматривая грудь, шею и снова лицо.
— Пассажиры готовы, Дэвид. Хоуп, ту самую, что это сделала, я заключил в наручники и пристегнул к креслу, — сообщает вернувшийся с тележкой Кевин. Тихое рычание срывается с губ Дэвида, и он, видимо, не думая обо мне, стискивает пальцами мои обожжённые запястья. Стону и хнычу, дёргаясь всем телом, отчего хватка ослабевает.
— Проверь всех ещё раз. Предупреди лично каждого и скажи, что если хоть кто-то встанет с места, то я сниму их с рейса. Вернёшься, посадишь на место Барбару и себя. Постоянно будешь следить за её состоянием. Не позволяй ей засыпать. Ни при каких условиях она не должна закрывать глаза. Всё ясно?
— Да, Дэвид.
Как только Кевин уходит, Дэвид дотрагивается пальцами до моего лица и молча всматривается в мои глаза.
— Прости...это моя вина...снова моя вина, — шепчу я, а по щекам скатываются слёзы от боли.
— Ты мне нравишься, Барбара. Ты слишком мне нравишься, чтобы я винил тебя в чём-то. Ты пугаешь меня. Ты сильная. Ты мне нравишься, — с этими словами он приближается ко мне, и его губы оставляют сухой поцелуй на лбу. Втягиваю в себя воздух, всхлипывая от его действий, и чувствую, как сознание просветляется, а сердце скулит от внезапной мужской ласки. Недолгой. Неожиданной. Но такой нужной мне сейчас.
Наслаждаясь секундной нежностью, закрываю глаза и вновь распахиваю их тогда, когда Дэвида уже нет рядом. Может быть, я придумала себе это или же сошла с ума от боли? Не знаю. Но я так хочу спать, и меня сильно трясёт от шока. Я до сих пор в панике от того, что будет со мной. Мне кажется, я умру от боли. Кажется, что я не справлюсь. Кажется, его губы такие мягкие, и они мне так необходимы.
Самолёт совершает экстренную посадку в аэропорту Денвера. Меня перекладывают на носилки, и последний, кого я вижу это Дэвид, что-то быстро говорящий медбрату. Он бросает на меня взгляд и кивает, возвращаясь в самолёт, а двери скорой помощи закрываются, как и мои глаза, погружая меня в спасительную темноту.