- ГРОЗОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ -
Мало того, что я пропустила завтрак, проспав его, так ещё и забыла отдать свою форму в химчистку, из-за чего мне пришлось заплатить дополнительные двадцать пять евро за ускоренную услугу. Я не понимаю, что происходит. У меня всё валится из рук. Начиная с расчёски и заканчивая кофе, пролитым на себя же. Меня это жутко раздражает, как и сосед из номера напротив, до сих пор незримо отчитывающий меня. Чёртов Дэвид буквально засел в моей голове и не желает уходить, и что бы я не предпринимала, везде слышу его голос и упрёки. Это уже паранойя какая-то.
Номер меня душит. Ношусь по нему, не зная, что делать и чем заняться. Вот поэтому я выбираю внутренние рейсы, там больше работы и мало времени на себя. А здесь у меня его слишком много, раз в одну минуту решаюсь на такую глупость, как отправиться всё же на квартиру к Шейну. Быстро переодеваюсь и, бросив в сумочку телефон, наличные и документы, выхожу из номера. За моей спиной тоже открывается дверь, и я кривлюсь. Да ладно? Ну почему сейчас? Что, другого времени не было?
Обида из-за вчерашних слов Дэвида, да и, вообще, его поведение со мной, рождает внутри желание доказать — я профессионал, и ему не удастся меня вывести из себя. Поэтому беру себя в руки и натягиваю приветливую улыбку.
— Добрый день, — киваю, отмечая, что обычная одежда ему идёт так же хорошо, как и форма. И Дэвид весь в чёрном, даже солнцезащитные очки у него с чёрными стёклами, как и кожаная куртка, рубашка и брюки. Чёртов наглец, даже любовь к этому цвету у меня отобрал, как и уверенность в своих силах.
Мужчина замирает на пару секунд и, хмыкая, направляется к лифту.
Наглый урод. Невоспитанный хам. Ничего, я вытерплю. Думает, что я второй сорт? Да на себя бы посмотрел. Я его терпеть уже не могу, но по лестнице спускаться, вообще, не желаю. Буду мозолить ему глаза, находясь рядом. Это у него со мной проблемы, а не у меня с ним.
Уверенно иду к лифту и встаю рядом с Дэвидом, принюхиваясь, и немного наслаждаюсь его парфюмом. Ладно, в этом он попал в точку. Ему подходит этот тяжёлый аромат древесины и апельсинов.
Молча мы входим в лифт, и я успеваю нажать на кнопку первого этажа, довольно улыбаясь. Дэвид обходит меня и встаёт сзади. Зеркальные дверцы лифта закрываются, и он едет вниз. За доли секунды температура в маленьком пространстве накаливается, и, кажется, даже воздух потрескивает от моего раздражения и его ненависти ко мне. Поглядываю на отражение Дэвида, невозмутимо стоящего за моей спиной, и мне становится как-то не по себе. За стёклами очков невозможно угадать, куда он смотрит, но я явственно чувствую покалывание в пояснице и зло поджимаю губы. Наглый извращенец. На задницу мою пялится, уверена.
Дверцы лифта распахиваются, и я выхожу первой, направляясь к выходу. Спиной ощущаю, что Дэвид идёт за мной. Как же он меня бесит. Вот бесит, и всё. Я на грани истерики, ведь мне предстоит встретиться с собственным страхом через некоторое время, а этот козёл только усугубляет моё состояние.
— Я могу подвезти. Машину арендовал, — раздаётся сзади голос Дэвида, и я сжимаю руки в кулаки, игнорируя его предложение и подходя к дороге.
— Это нецелесообразное решение. Если учесть твою низкую подготовку, то ты не получишь место на международных рейсах, а значит разбрасываться деньгами не следует.
Ну, всё! Моё терпение исчерпано!
Резко разворачиваюсь к Дэвиду, облокотившемуся на черный дорогой седан.
— Хватит, — шиплю я, поднимая руку и подходя к нему. — Хватит вести себя так, словно ты Бог, и все тебе чем-то обязаны. Я не алкоголичка, и у меня нет проблем с алкоголем. Из-за тебя я убежала вчера из бара и забыла ключ, потому что встречаться с тобой не хочу, как и разговаривать. И у меня хорошая подготовка, как и квалификация. Не тебе решать, какую профессию я выберу, как и не тебе решать, подхожу я или же нет. Да ты наглый хам, постоянно унижающий людей и ни капли не думающий о том, как они это воспримут. Ты...ты даже моего имени не знаешь, а смеешь предлагать подвезти? Да пошёл в задницу, как там тебя, зазнавшийся козёл!
От моей яростной и громкой речи некоторые прохожие оборачиваются, а мне плевать, что скажут обо мне и какую оценку дадут после рейса. На всё уже плевать! Меня достало подобное отношение! Раньше бы я так огрела подобного субъекта, что он бы ещё пару неделю боялся выходить из номера!
На удивление, Дэвид спокойно приподнимает очки, и его взгляд такой же равнодушный, как и обычно. Лицо словно высечено из камня, на котором невозможно прочесть ни одной эмоции. Статуя недоделанная!
— Барбара, — на одном дыхании произносит он, и я втягиваю в себя воздух. Что? Но...
— Твоё имя написано у тебя на бейджике на форме, если забыла. А я прекрасно умею читать и мне несложно это сделать, чтобы знать тех, кто летит со мной и кто может быть опасен для меня. Ты для меня опасна. Я не собираюсь запоминать твоё имя, потому что мне оно не интересно. Я не завожу отношений на работе и не увлекаюсь хорошенькими стюардессами. У меня есть правила. И одно из них с этих пор — не разговаривать с тобой. Второе — вычеркнуть тебя из списка моей команды. Третье — не учить тебя и не давать советы, которые ты всё равно пропустишь мимо ушей. Твоё место — подиум. Твоя дорога туда, но никак не к небу, — Дэвид резко распахивает дверь машины и садится в неё, пока моё лицо вытягивается от очередного оскорбления, но теперь уже, как женщины.
Какого чёрта это сейчас было?
Недоумённо хлопаю ресницами, наблюдая, как седан исчезает из виду. С каких пор я ещё и опасна? Я что террорист или глупая курица? Конечно, последней я была, и те замашки ещё не испарились из моей крови, но так неприятно слышать подобное прямо в лицо. Что я сделала такого, раз он позволяет себе унижать меня постоянно, указывая на все мои минусы? Да и я тоже хороша, оскорбила человека, обладающего властью в компании, больше, чем я. Но в свою защиту, я просто эмоционально выжата и меня трясёт от нервозного состояния. Я не справилась с накалом, да и моё самовлюбленное эго, с которым я борюсь, сыграло против меня.
Нет, всё, достаточно. Достаточно встреч с Дэвидом Харбоу. Достаточно международных рейсов. Достаточно с меня подобного отношения. Я живу на грани неопределённости пять лет, и ещё одна проблема и напоминание о том, что я пустое место, меня сломают. Словно дерьмом облили и подожгли, и сделали это на глазах людей и прохожих. Какой ужас. Я теперь абсолютно уверена, что Дэвид меня ненавидит просто так, лишь потому, что я не из их круга, не такой же элитный персонал, да и работаю сравнительно недавно. Но разве это причина, чтобы вот так опускать мою самооценку?
Слёзы обиды подступают к глазам, но я ругаю себя за то, что поддалась словам Дэвида. Ловлю такси и называю адрес дома брата.
Нет, я не могу отойти от того, что сказал Дэвид. Как он смеет, вообще, быть таким грубым и злым? Как можно так относиться к людям? Наверное, можно, раз и я была такой же. Но всё же...мне так гадко. Меня уволят из-за него и потому, что я накричала на него. Он это ясно сказал. Чёрт. Чем я ему не угодила?
Машина останавливается у знакомого фасада. Расплачиваясь, направляюсь в дом и подхожу к охране, называя имя моего брата. Но мне сообщают, что такой здесь не живёт, а квартира продана три года назад. Я прошу оставить записку и помочь как-то связаться с владельцем, но мне в резкой форме отказывают и чуть ли не выталкивают на улицу, как мусор.
Стою на тротуаре, слёзы всё же вырываются из глаз. Почему? За что они все так со мной? Мне снова так больно, отчего я плетусь к ближайшей лавочке и плюхаюсь на неё. Не понимаю. Я больше ничего не понимаю. Но раз они теперь отказались от меня навсегда, то я не собираюсь унижаться и делать попытки как-то связаться со своей семьёй.
Все пять лет я надеялась на то, что вот-вот мне позвонит папа и скажет, какая я молодец, как он мной гордится и прощает меня за всё. Я работала, хоть и проваливала экзамены специально, считая, что этот бунт их сломает. Но он сломал лишь меня. Меняться очень сложно. Привыкать тем более, особенно когда меня вырвали из привычной обстановки, хотя я, по сути, была ещё ребёнком. Да, я была ребёнком, потому что именно так меня воспитывали. Мне всё позволяли и ни за что не ругали, никак не наказывали, чтобы научить не повторять ошибок. Мне всё сходило с рук. Но разве это только моя вина? Разве не моя семья поощряла подобное поведение, потакая мне, а потом неожиданно поставила ультиматум? Это так больно, когда ты никому не нужна. Это страшно, ведь причин, чтобы двигаться дальше, уже нет. Некому доказывать что-то. Не к кому возвращаться. Ужасно быть сиротой, когда у тебя есть семья, считающая тебя мёртвой.
Моё настроение на нуле. Я словно рыба выброшена на берег, не понимающая, что меня окружает, и как мне дышать этим кислородом. Я даже самой себе не могу точно ответить — какие у меня планы, нравится ли мне летать, каким я вижу своё будущее. Сегодня я полностью потеряна и одинока. Я виню себя и злюсь на семью. Ставить точку тоже страшно. Принимать настоящее положение дел — ужасающе больно. Но другого мне не остаётся.
Брожу по городу, рассматривая места, где когда-то я была. Слабая улыбка появляется на моих губах, когда я вспоминаю Шейна, вытаскивающего меня, пятнадцатилетнюю визжащую из бутика, чтобы остановить и прекратить покупки ненужных вещей папе назло, потому что он не разрешил мне купить эксклюзивную сумочку за триста тысяч евро. А в мои одиннадцать мы стояли с братом у Эйфелевой башни, и он говорил о том, что когда влюбится, то приведёт сюда свою девушку и сделает ей самое романтичное предложение в мире. А когда мне было двенадцать, мы ехали вот по этой улице, ругаясь с Лайло из-за того, что я неподобающе вела себя в самолёте.
— Я скучаю, — шепча воспоминаниям, вытираю слёзы и иду дальше, то улыбаясь, то горько раскаиваясь за все истерики в моём прошлом.
Вернувшись в отель, я чувствую себя разбитой и уставшей. Не отвечаю на звонки и даже не подхожу к двери, когда в неё стучится Тайлер, приглашая меня поужинать с командой. Не хочу никого видеть. Накрываюсь с головой одеялом и засыпаю.
Третий день в Париже начинается с пасмурной погоды и подготовки к рейсу. Забираю свою форму из химчистки и принимаю серьёзное решение — уволиться. Вероятно, небо не для меня, ведь меня заставили пойти в лётное училище, и я думала, что это поможет мне вернуться домой. Но так как дома у меня больше нет, фамилия изменена, да и родственников не осталось, то нет смысла дальше работать там, где я несчастна. Получать образование — для меня пока не вариант, нет денег, а лишь жалкие гроши, которых едва хватает на оплату квартиры, еды и покупку необходимых вещей. Меня никуда даже не возьмут с моим средним образованием, но и работать бортпроводницей бессмысленно. Меня уволят, и это ещё хуже скажется на моём деле. Может быть, подам заявку в наземный офис, буду работать оператором или ещё кем-то. Пока не имею понятия, но так продолжаться дальше не может.
Мы погружаемся в минивэн и направляемся в аэропорт в том же составе, что и приехали в отель. Ребята обсуждают свои дни, проведённые в Париже, а я молча смотрю в окно, обдумывая варианты своей дальнейшей жизни. Немного страшно перечёркивать уже наработанные часы, да и квалификацию, но я не вытерплю ещё одного подобного полёта. А всему виной хам Дэвид Харбоу. Его слова о том, что я не гожусь для этой работы, словно имеют очень серьёзный вес в моих мыслях, и это меня пугает. Я не ведомый человек, и позволять кому-то понижать мою самооценку никогда бы не позволила. Но вот, к сожалению, он прав. Я лишь чётко без энтузиазма и страсти, как, к примеру, Конни, отрабатываю свои часы. Она обожает небо и самолёты, такие же эмоции и у других. У всех кроме меня. Я отношусь к рейсам, как к ничем не примечательным часам пустой жизни, и только.
Мы проходим брифинг, на котором я даже не поднимаю головы, чтобы не встречаться взглядом с Дэвидом Харбоу. От него не исходит ни звука, даже когда делают перекличку. Он только поднимает руку, а затем, подписав документы, быстро исчезает из комнаты, пока все отправляются проходить осмотр перед полётом. Да меня уже и это не волнует. Монотонно отвечаю на вопросы и отправляюсь с радостной Брук, демонстрирующей всем обручальное кольцо с бриллиантом, к самолёту. Сама вызываюсь проследить за багажом вместе с Джеймсом, только бы не находиться в лайнере, когда в него войдёт Дэвид. Один и тот же сценарий: я остаюсь рядом с Брук и встречаю пассажиров первого класса, которых всего трое. Если честно, то я даже лиц их не запоминаю, а это плохо. Мы должны каждого мысленно как-то обозначить, ведь кроме ответственности за безопасность других пассажиров, мы должны, в первую очередь, оберегать пребывающих в нашем, то есть в повышенном классе обслуживания, людей.
— Как ты себя чувствуешь? — Шепчу я Брук, когда мы взлетаем.
— По правде говоря, ужасно. Токсикоз просто отвратительный. Но, надеюсь, что в этот раз всё пройдёт лучше, — отвечает она.
— Если что, то ты мне скажи, я тебя прикрою, — предлагаю, считая, что обязана ей отплатить, чем смогу, за то, как дружелюбно она приняла меня.
— Спасибо, Барби.
На этом личные разговоры заканчиваются, и начинается подготовка к разносу напитков и ужина. Мы везём тележку, и я наполняю бокалы то водой, то вином, то соком. Быстро управляемся с этим, как и с ужином. Всё проходит довольно гладко, и Брук говорит о том, что пойдёт в кабину пилотов. На что я киваю и протираю столешницу. Свет в самолёте становится менее ярким. Писк аппарата за спиной сообщает, что меня вызывают. Поправляя блузку, выхожу в салон и подхожу к месту, рядом с которым горит кнопка.
— Сэр, вы что-то хотели? — Интересуюсь я, нажимая на кнопку и отключая её свет.
— Привет, — изгибаю бровь на широкую улыбку мужчины, потягивающего вино.
— Барбара, — читает он моё имя на бейджик. Надо же, удивил.
— Да, вам что-то принести? Дополнительный плед? Подушку? Закуски? — Спрашиваю его.
— Мне скучно.
— Могу предложить вам просмотр фильмов или журналы. Вам помочь с этим? — Сохраняя улыбку, указываю на монитор встроенного телевизора.
— Да, мне определённо нужна помощь, но иного характера, — нагло усмехаясь, мужчина красноречиво переводит взгляд на мою грудь, скрытую под белой блузкой.
— Вам плохо? Аэрофобия? Давление? Головная боль? — Перечисляю я, игнорируя его «личную» просьбу.
— Плохо. Очень плохо. Кристофер, — мужчина протягивает руку, отчего я только киваю.
— Благодарю вас, что выбрали нашу авиакомпанию, Кристофер. Так в чём заключается ваша проблема, и как я могу вам помочь?
— Это я могу помочь тебе, Барбара. Долгие полёты, скучная работа и повторяющиеся действия. Так почему бы немного не разбавить всё это более интересным занятием?
— Благодарю за вашу искреннюю заботу о моём самочувствии, но у меня всё хорошо. Надеюсь, что и вы найдёте, чем заняться в ближайшие пять часов. Через три часа мы предложим вам лёгкие закуски, а затем уже совершим посадку в аэропорту Нью-Йорка. Вы всегда можете вызвать меня или мою коллегу, чтобы мы подали вам закуски раньше или предложили алкогольные напитки, — разворачиваясь, забираю у другого пассажира пустой бокал и направляюсь на своё место.
Придурок. Это, конечно, не впервые, когда пассажиры хотят познакомиться и даже развлечься, но после двух моих ответов быстро понимают, что это гиблое дело, и больше не позволяют себе подобного. Но вот этот явно не отстанет. По уставу мне следует сообщить об этом Брук, но я решаю, что это не стоит её внимания, и чтобы занять себя, проверяю чистоту шкафчиков.