VI.
LORENZO
Гнев. Он разрушал меня изнутри, и держать его в себе равно смерти. Я влетел в комнату, и не раздумывая хлопнул дверью так, что она почти слетела с петель. Мозг ощущался так, будто в голове был котел с раскаленным железом, а кровь превратилась в кипящую лаву, несущуюся по венам с сумасшедшей скоростью. Я был не просто зол, я был в ярости от того, что происходило между Арианной и гребаным Фиоре. Он был недостоин ее. Он не должен касаться ее, не должен целовать, не должен делать вид, будто она принадлежит ему, потому что это не так. Арианна воплощение всего божественного на земле, и это дерьмо просто ей не подходит. Даже я не был тем, кто подошёл бы ей в крайнем случае. Если бы Адамо видел, как Ран касается ее, отрубил бы руки, черт возьми, по самые плечи, и не пожалел. Мне хотелось уничтожить Рана также, как я сделал это с Юджином, и если бы не Арианна и ее умение заставить меня тлеть, я бы сделал это. Я пнул тумбу, затем ударил шкаф, и его дверца слетела с одной петли, оставшись висеть на второй. Я не знал, куда деть свои эмоции, не знал, как совладать с ними, потому что в любой другой ситуации я могу держать себя в руках, но не с ней. Ее энергия, ее власть надо мной сводила меня с ума, и если бы я мог... черт, я ничего не мог. Когда я был дома, а Ари здесь — в университете, я успокаивал себя тем, что тут ничего не происходит, но сейчас, будучи рядом, мысли путаются. Я снова пнул тумбу, и уже не смог остановиться. Стал разносить комнату, бить стены, переворачивать кровати, принадлежащие Бенедетто и его компании. Сейчас мне просто нужно было выпустить пар, и другого способа я не видел. Всё внутри кипело. Лицо Рана, его руки на Арианне, её прижатая к нему нога — всё это врезалось в мозг, как гвозди. Я не думал, не пытался себя остановить, я уже сорвался. Бил кулаками в стены, пока костяшки не начали саднить. Один удар — за то, как он на неё смотрел, второй — за то, что она не оттолкнула, третий — за себя. Потому что я — ничтожество. Позволил ей отдалиться, позволил другому прикоснуться к ней. Пьяный. До предела. Голова гудела, но не от выпивки, а от злости. Я достал телефон, руки дрожали. Нашёл номер Лиама и нажал вызов.
—Ты обещал, — сказал я, как только он взял трубку. — Где мой человек?
—Энзо, ты звучишь как будто...
—Не начинай. Где он?
—Грей. Он на юге, у старой фермы. Машина с ним.
—Скажи, чтоб грел мотор, я скоро буду.
—Ты уверен?
—Заткнись и сделай.
Я сбросил звонок и вышел из комнаты, даже не закрыв дверь. Плевать. Пусть приходят, пусть смотрят на этот бардак — мне было наплевать. Я хотел уехать. К чёрту этот университет, к чёрту этот праздник, к чёрту Рана.
Я нашёл Деметру у входа в столовую. Она стояла в своём чёрном жакете, пила сок, разговаривала с каким-то скучным преподавателем. Я подошёл, схватил её за руку, и она сразу поняла. Мы молча пошли через коридор. Я трахнул её в кабинете. Без эмоций, без желания. Мне просто нужно было выплеснуть хоть часть этой грязи изнутри. Закончив, я застегнул ремень и посмотрел на неё.
—Мне нужно уехать.
—Куда?
—За территорию, проветриться.
Она кивнула. И плевать, почему разрешила — потому что ей не всё равно, или потому что сама хотела быть подальше от меня. Я вышел за границы кампуса. Темно. Воздух липкий, как будто сгустился. Грей уже ждал, прислонившись к капоту. Я ничего не сказал — просто забрал ключи, сел за руль и завёл мотор. Малышка зарычала, как зверь. Мой зверь. Я нажал на газ. Асфальт под колёсами свистел. Я мчал по шоссе, не разбирая поворотов. В голове гудело, глаза щипало, плевать. Я хотел скорости. Хотел, чтобы машина тряслась, чтобы мои кости трещали, чтобы сердце выбивалось из груди, чтобы всё, что внутри, вырвалось наружу. Чтобы её образ исчез из головы. Но он не исчезал.
Я видел её губы, красные, влажные после поцелуя. Видел, как она смотрела на него. Не на меня. На него. Этот ублюдок засунул ей язык в рот, прижал к стене, задернул её чёртову ногу, а она не остановила его. Потому что я — не тот, кто ей нужен. Потому что я брат. Я сжал руль, костяшки побелели. Мотор выл, машина неслась вперёд, как пуля. Скорость перевалила за сто шестьдесят. Я не сбрасывал, хотел, чтобы слетела с трассы. Пусть разобьётся к чертям, пусть всё закончится. Я боялся. Не смерти. Себя.
Я знал, что если ещё раз увижу, как кто-то к ней прикасается, я его не просто ударю, я могу убить, сломать, и тогда между нами не останется ничего. Ни дружбы. Ни доверия. Ни прошлого. И я не смогу повернуть назад.
Я сбросил скорость и свернул с трассы. Выбрал пустое место — поле у леса. Глушитель выплёвывал горячий воздух. Я вышел, захлопнул дверь и медленно оперся о капот. Металл горячий. Сердце било так сильно, будто хотело вырваться. Я стоял и смотрел в темноту. И понял, что мне хреново по-настоящему. Не от того, что её трогал другой. А от того, что я готов был разнести всё, лишь бы не чувствовать эту боль. Эту всепоглощающую, рушущую меня боль.
Телефон зазвонил, когда я уже сидел в машине, уткнувшись лбом в руль. Я не хотел говорить ни с кем. Не хотел слушать. Но когда увидел на экране имя — «Роза», — всё внутри сжалось. Конечно, она знала, всё поняла. Мысли у неё всегда работали быстрее, чем у меня. Всегда. Я взял трубку.
—Ты больной? — её голос был как выстрел. Резкий, с хрипотцой, как будто она курила всю ночь. — Где ты, мать твою?
—Уехал, — ответил я глухо, не поднимая головы. — Нужно было остыть.
—Остыть?! Ты чуть не проломил Рану челюсть, Лоренцо, а потом просто исчез. Какого чёрта?
—Он трогал её, — выпалил я. — У стены, Роза! Прямо там. Он... Он лез к ней, и она...
—А ты, значит, кто? Господь бог? Главный по морали? — Она задышала чаще, её голос стал металлическим. — Мы живём в чёртовом университете, где все пьют, трахаются и врут друг другу. Кто тебе дал право кидаться на людей?!
Я молчал, потому что не знал, что сказать. Потому что всё, что она говорила — было правдой. И всё равно мне было плевать.
—Ты не понимаешь, — начал я.
—Я всё понимаю! — рявкнула она. — Ты, как всегда, решил, что имеешь право делать всё, что хочешь. Без последствий, без мыслей, как папа. Один в один. Ты — его копия, Энзо. Только в молодом теле.
Я стиснул зубы, потому что знал, что она права.
—А ты? — огрызнулся я. — Думаешь, ты лучше? Вспомни, как мы с тобой в детстве дрались с утра до ночи. Ты первая лезла. Ты била меня по лицу, когда я не давал тебе драться с пацанами наравне. Ты что, забыла?
—Нет, не забыла, — её голос стал ниже, жестче, резче.
Я слышал, как она ходит взад-вперёд. Наверняка в своей комнате, может, даже босиком, с телефоном, зажатым между плечом и ухом.
— Я помню всё. Помню, как ты выламывал дверь, когда я пряталась в ванной. Помню, как мы разносили кухню в у бабушки в доме, потому что ты хотел управлять, а я — не подчиняться.
Я сжал руль так сильно, что пальцы онемели.
—Потому что ты такая же. Ты и есть папа, только с грудью и вагиной.
—Пошёл ты, — отрезала она.
Наступила тишина, но всего на несколько секунд.
—Ты хотя бы понимаешь, насколько сильно ты её напугал? Арианна в слезах, в истерике. Я нашла её в комнате, она закрылась и ревёт, как будто ты её ударил.
Эти слова врезались мне под рёбра. Я отвернулся к окну. Губы дрогнули, но я не знал, что сказать.
—Я не хотел.
—Да всем плевать, чего ты хотел! — снова закричала Роза. — Ты живёшь, как бомба. Тебя заносит — и всё, стены, люди, ты сам, страдают. И я больше не знаю, как тебя сдерживать.
Она замолчала, и я подумал, что она сбросила. Но потом она заговорила снова. И теперь её голос был другой, дрожащий, усталый и чертовски злой.
—Ты мне брат, Лоренцо. Ты — мой самый близкий человек. Я тебя знаю с рождения, я дралась за тебя в школе, когда ты был ещё малышом, я покрывала тебя перед родителями, я вытаскивала тебя из дерьма, когда ты не мог встать. Я всегда знала, что ты рвёшься, что ты кипишь внутри. Но, чёрт возьми... — её голос сорвался. — Даже я начинаю бояться тебя.
Я знал, что нужно промолчать, но не смог.
—Я не просил тебя защищать меня. Ты сама лезешь.
—Потому что люблю тебя, ублюдок! — выкрикнула она. — Потому что если бы я этого не делала, ты бы уже сдох, или убил кого-то, кого трогать нельзя! Я тебя люблю, слышишь?! Как бы сильно ты ни был неконтролируемым, психом, упрямым, бешеным — я всё равно тебя люблю, чёрт возьми! Потому что ты — мой брат, и я умру за тебя, если понадобится.
У меня горло сжалось. Я сглотнул, но не сказал ни слова.
—Пожалуйста, — её голос почти перешёл в шёпот. — Вернись. Просто вернись в кампус сегодня. Пока всё не стало ещё хуже.
Я выключил звонок. Не потому что хотел закончить разговор, а потому что не знал, как дышать после её слов. Я сидел и смотрел в темноту, а сердце гремело в груди, как мотор на последнем издыхании. Она меня любила. По-настоящему. Без условий. Без вопросов. И я знал: если бы на меня наставили пистолет, Роза встала бы впереди без колебаний. Только она.
***
Прошло три недели с того вечера, когда я сорвался. Три недели, как не подходил к Арианне, не смотрел в её сторону дольше пары секунд, не пытался больше объясниться. Я пообещал себе, что буду в порядке. Не ради неё — ради себя. Ради Розы, которая тогда вытащила меня из очередной бездны. Ради отца, который вечно повторял, что мужчина должен уметь держать себя в руках. Я не всегда умел. Но теперь хотел попробовать.
Ари пару раз пробовала начать разговор. Мимолётные фразы в коридоре. Вопрос, брошенный между парами. Один раз даже написала — короткое сообщение, почти без эмоций: «Мы поговорим когда-нибудь?» Я не ответил. Я не был готов снова увязнуть. Не был готов снова чувствовать себя тем, кем не являлся — хорошим, надёжным. Я был её проклятием, а не защитой.
Сегодня мы с Дамианом сидели на паре по экономике. Что-то скучное про внутренний рынок и логистические цепочки. Я механически записывал за профессором, бросая взгляды на Дамиана, который время от времени подсовывал мне листок с глупыми комментариями. Один он подписал как "План побега". На нём была грубая схема: университет — пунктирная линия — свобода. Я усмехнулся.
— Сколько ещё, по-твоему, я протяну, не взорвавшись? — пробормотал я.
— Ты? Ещё недели две максимум. Потом либо снова трахнешь кого-то из преподавателей, либо вернёшься в Чикаго по приказу капо, — спокойно ответил он, потянувшись и снова уткнувшись в конспект.
Он знал. Я ему рассказывал не всё, но достаточно. Дамиан был из тех людей, кто ничего не осуждает. Он тоже жил в аду, просто научился улыбаться чаще.
Я вытащил телефон, проверил время. До конца пары — пятнадцать минут. До встречи с Деметрой — чуть больше двух часов. Я уже знал, что скажу и сделаю. Сегодня я трахну её до потери пульса, до крика, до того момента, пока она не станет такой мягкой и податливой, что подпишет разрешение не только на мой выезд за периметр, но и на выезд для Дамиана. Я не чувствовал к ней ничего ни раздражения, ни влечения. Просто использовал, так же, как она использует меня. Справедливо.
— Всё ещё планируешь выкрутить ей разрешение? — шикнул Дамиан.
— Планирую не только это, — ответил я.
— А она? — спросил он.
Я не сразу понял, про кого он.
— Ари?
Дамиан кивнул. Он думал, что я просто неуравновешенный брат, который сносит все на своем пути, потому что заботится о чести сестры, но другая сторона ему была неизвестна.
— Я дал ей тишину. Это лучшее, что мог дать.
В этот момент дверь в аудиторию распахнулась с таким грохотом, что препод, вечно монотонно бубнивший про корпоративные стратегии, аж закашлялся. На пороге стояла Роза. Её глаза выглядели сумасшедшими, будто она вот-вот сорвётся.
— Мисс Тиара, что происходит? — возмутился преподаватель.
Но я уже сорвался с места. Подбежал к Рози, успел схватить её, пока она не рухнула на пол. Она держалась из последних сил. Ноги подкашивались, руки дрожали, лицо пепельное. Губы слипшиеся, будто она бежала всё это время, и дыхания не хватало.
— Мама, — выговорила она с трудом. — Мама в больнице.
У меня всё внутри провалилось. Будто сердце на секунду перестало биться, а потом вернулось с такой силой, что я чуть не застонал. Я поднял её на руки — она была легче обычного, хрупкой и обмякшей — и вынес из аудитории, даже не обращая внимания на голоса за спиной. В коридоре я поставил её на ноги, встряхнул за плечи, но осторожно, чтобы не напугать ещё сильнее.
— Что случилось? — голос мой был хриплым. — Что с ней?
— Бабушка позвонила, — прошептала она. — Сказала, мама в больнице. Перелом. Я не поняла...
Я услышал только "перелом" и "мама", и будто кто-то ударил меня кувалдой по виску. Я знал отца, он бы не позволил. Если с мамой что-то случилось — значит, с ним что-то не так. Либо он не рядом. Либо... хуже.
— Чёрт, — прошептал я, достал телефон и набрал его.
Гудки. Один. Второй. Он взял.
— Папа.
— С ней всё хорошо, — сразу сказал он, будто знал, зачем я звоню. — Упала, сломала ключицу. Всё под контролем, Адриана следит за ней.
Я закрыл глаза, стиснув зубы. Боль в груди не уходила.
— Мы прилетаем, — бросил я и сбросил звонок.
Посмотрел на Розу. Она стояла сжав кулаки, будто готова была наброситься на кого угодно сейчас. Я обнял её, прижал крепко. Она дрожала, как будто все нервы оголены.
— Мы летим. Сейчас же. — Я отпустил её и направился к кабинету Деметры.
Я не трахал её, не до секса было. Я просто подошёл, и сказал, что срочно нужен выезд — семейное дело. Она кивнула, что-то прошептала кому-то из преподавателей, и мы вышли. Я чувствовал, как за спиной Розы меня догоняют шаги.
Я обернулся и чуть не закричал. С ней шла Арианна. Конечно. Как же без неё. Та же, что не разговаривала со мной три недели, та, которую я пытался выжечь из своей системы, та, которая теперь смотрела на меня с тревогой и беспокойством. Её глаза были влажными, губы поджаты.
— Я тоже хочу поехать, — сказала она тихо. — Это моя тётя.
Блядство. Я смотрел на неё и понимал, что всё идёт по кругу. Я пытаюсь сбежать — она догоняет. Я пытаюсь быть только братом — она смотрит, как будто я что-то большее. Я хотел закричать, хотел бросить что-нибудь в стену, хотел послать её, себя, весь этот грёбаный университет, но только кивнул.
— Тогда идём, — выдавил я сквозь зубы.
Три недели я пытался стать пустым. Не получилось.
Я сидел у окна, уткнувшись в стекло лбом. Самолёт летел ровно, без тряски, но внутри меня трясло до дрожи в пальцах. Роза сидела между нами, Арианна справа. Она пару раз пыталась со мной заговорить, тихо, ненавязчиво. Её голос звучал спокойно, как всегда, но я не мог выносить его сейчас. Я притворился, что заснул. Просто прикрыл глаза, хотя каждое слово, каждое движение рядом резало, как наждаком. Я не мог с ней говорить, не мог даже смотреть.
Мы приземлились в Чикаго, быстро взяли вещи и вышли из аэропорта. Никто не болтал, никто не ныл — это была одна из тех семейных поездок, когда всё в воздухе пропитано тревогой. Водитель уже ждал, и без лишних слов повёз нас в больницу. Я знал, куда именно — к тёте Адриане.
Адриана всегда вызывала у меня странное уважение. Она была хирургом от бога, но из-за артрита давно перестала оперировать. Отец всегда уважал её, а уж если он уважал кого-то — это значило многое. В своё время они были страшной силой: капо, покрытый шрамами, и его личный доктор, которая зашивала его каждую неделю. Она была замужем за Лукой, тем самым тренером, у которого я занимался кикбоксингом, а их дочь Женевьева... Я помню, как мы с Розой сидели с ней, когда Адриана рожала Аннабель. Прошло столько лет, а в памяти всё было до мелочей.
Когда мы вошли в больницу, в холле стоял отец. Он даже не смотрел по сторонам, как будто знал, что мы появимся в эту минуту. Его взгляд сразу зацепился за нас, и Роза без слов бросилась к нему. Я застыл. Она обняла его резко, с болью, с какими-то всхлипами, и я услышал, как она начала отчитывать его. Тон её был почти истеричным.
— Как ты допустил это?! Как, чёрт возьми, ты мог?!
Отец не злился. Он молча гладил её по голове, тихо повторяя:
— Principessa, ты не должна так волноваться. Всё хорошо, слышишь? С ней всё хорошо.
Сбоку на скамье сидела бабушка Линда. Как всегда — в сером пальто, со строгой сумочкой на коленях, с той же прямой спиной и чуть снисходительной улыбкой. Даже возраст не смог согнуть её. Я подошёл первым, обнял её быстро, а потом пропустил вперёд Арианну. Она прижалась к бабушке, что-то прошептала, и та ответила с мягкой улыбкой, как будто они говорили не о случившемся, а просто обсуждали погоду.
Я оставил их и подошёл к отцу. Он посмотрел на меня и протянул руку. Мы всегда здоровались как взрослые мужчины, без лишнего.
— Молодец, сынок, — сказал он. — Я звонил в университет. Сказали, у тебя всё отлично. Даже поведение — не ожидал.
Я кивнул, и был удивлён, что ему никто не рассказал о моей драке с Бенедетто после того, как я разнёс комнату. Деметра обещала штраф, но видимо из-за того, что ей нравится сосать мой член, она умолчала об этом.
— Хочу увидеть маму, — произнёс я тихо.
Он кивнул.
— Идём.
Мы пошли вместе, в сторону палаты. Его шаги были твёрдыми, уверенными, как всегда. Он не позволял себе слабости, но я знал, что он переживал. Просто не так, как мы с Розой. Он никогда не будет валяться в истерике или лить слёзы — его эмоции были спрятаны глубоко внутри, как мина, которая рванёт, если на неё наступить.
У палаты нас встретила Адриана. В белом халате, с морщинами на лбу, с усталым взглядом, но всё такая же железная. Она кивнула отцу, потом мне.
— Она в порядке. Перелом ключицы. Ударилась, когда упала с лестницы. Ничего страшного. Я сделала рентген, вызвала ортопеда, боль сняли.
—Я должен её увидеть, — сказал я.
—Только не шумите, — предупредила Адриана и пошла обратно по коридору.
Дверь в палату открылась, и первое, что я услышал — голос мамы.
—Principessa, ты опять плакала, — тихо сказала она.
—Потому что ты меня пугаешь, мама, — Роза мгновенно кинулась к кровати и села рядом, сжав мамины пальцы в своих руках. — Почему ты не была осторожнее?
—Это была лестница, Рози, обычная лестница. Я спешила, каблуки, покупки, — Она слабо усмехнулась. — Я не в перестрелке была.
—Ты могла бы позвонить! — не сдержалась Роза, её голос дрожал. — Мы бы прилетели сразу, не от бабушки же узнавать!
—Я не хотела вас пугать, ты и так нервная. А Энзо... — Мама повернула голову и впервые за всё это время посмотрела на меня.
Я подошёл ближе. В глазах всё ещё стояло напряжение. Она лежала в белой больничной сорочке, с повязкой через плечо, бледная, но в ней всё равно было столько силы. Такая хрупкая и всё ещё самая сильная женщина в моей жизни.
— Мам, — Я присел на край кровати, рядом с Розой. — Ты как?
—Уже лучше, — она положила ладонь мне на щёку. — Ты теперь совсем взрослый стал, когда успел?
Я чуть склонился к её руке, вдыхая знакомый запах её кожи. Легкий аромат, тот самый, с детства.
— Я просто... я подумал, что это было нападение. И если бы...
— Тогда бы отец сжёг полгорода, — спокойно сказала она. — Но нет, я просто оступилась. Сама виновата.
—А папа?
—Бушевал, как всегда, — она слегка улыбнулась. — Но потом стал трястись надо мной, как в первый раз, когда ты заболел в два года и не хотел принимать лекарства.
Я впервые за несколько дней выдохнул спокойно. Она в порядке, а я снова перенервничал сильнее обычного. Роза вдруг положила голову на мамино плечо, осторожно, чтобы не задеть травму.
— Ты больше не будешь бегать на каблуках по лестницам?
— Постараюсь, — шепнула мама. — Ради вас. Вы у меня такие упрямые.
Я кивнул.
— Я договорился с Деметрой. Мы останемся в Чикаго на пару дней.
— Хорошо, — она снова коснулась моей щеки. — Только не теряй голову, Энзо. Ты слишком похож на отца. Только сдержаннее будь.
Я опустил взгляд. Роза явно рассказала маме все, что было в университете.
Роза подняла голову и посмотрела на маму.
— Мы тебя очень любим, даже когда ты нас пугаешь.
— А я вас люблю, — с улыбкой ответила она и прижала наши руки к своей груди. — Слишком сильно. Наверное, поэтому вы все у меня такие сложные.
Мы посмеялись. Первый раз за долгое время — искренне. Я остался сидеть рядом, пока Роза делилась с мамой новостями из университета, сплетнями, историями о студентах, и даже упомянула какого-то преподавателя, у которого, по её словам, были завышенная самооценка и запах изо рта. Мама смеялась, как могла, тихо, осторожно, держась за плечо, но смеялась. А я просто слушал. Моё место — здесь, с ними. Пока они в порядке — я справлюсь.