Глава 11. Цена.
Воздух был густым, как мед. Вика шла босиком по мягкой, тёплой траве, и её кожа ловила солнечные блики, дрожащие среди листвы. Вокруг раскинулся сад - сказочный, нереальный. Цветы казались почти живыми, их лепестки дрожали, будто кто-то невидимый касался их ладонью. Витал запах жасмина, настолько сладкий, что кружил голову, наполнял лёгкие тягучей, удушливой благодатью.
Где-то впереди раздался смех. Лёгкий, звонкий, как маленькие серебряные колокольчики.
Вика замерла.
На залитой солнцем полянке сидела девочка. Совсем маленькая, лет шести, в воздушном голубом платьице, словно сотканном из утреннего неба. Её тонкие локоны сверкали золотыми вспышками, когда она наклонялась, подбрасывая в воздух что-то маленькое и блестящее.
Завораживающее зрелище. Но внутри Вики шевельнулся липкий холодок.
Она сделала шаг вперёд, и её голос прозвучал приглушённо, как сквозь вату:
- Кто ты?..
Девочка не услышала.
Она напевала что-то, лёгкую, невесомую мелодию. Тонкий голосок звучал приятно, но слова ускользали, как вода сквозь пальцы.
Вика подошла ближе.
Девочка чуть повернула голову, замечая ее. И в животе сжалось в тугой комок странное предчувствие. Это лицо... оно казалось знакомым. Смутно, словно из далёкого, забытого сна.
- Ты не видела мою маму? - Вдруг спросила девочка.
Вика моргнула.
- Твою маму?
Она оглянулась. Сад был пуст. Но что-то в нём изменилось. Свет солнца потускнел, листья на деревьях замерли, будто прислушиваясь. Запах жасмина стал горьким, как палёный сахар.
Девочка снова посмотрела на неё.
- Где мои мама и папа? - Голос стал требовательнее, будто девочка вот-вот расплачется.
Вика почувствовала, как внутри распускается тревога. Едва ощутимое предчувствие, будто ледяная капля стекала по позвоночнику.
Девочка будто изменилась. Почти незаметно. Глаза стали темнее. Кожа чуть бледнее, с желтоватым оттенком, словно припудренная временем.
- Где они?
Шаг вперёд.
Платье больше не голубое. Оно потемнело, стало серым, как выцветший саван. На ткани проступали тёмные, липкие пятна.
- Ты видела их?
Вика попыталась отступить. Но не смогла. Ноги приросли к земле, как в кошмаре, где невозможно убежать.
А девочка вдруг улыбнулась. Но это была не улыбка ребёнка. Её губы растянулись неестественно широко, а глаза остались пустыми.
И вдруг мир рухнул.
Трава почернела, рассыпаясь в золу. Воздух наполнился запахом сырости и разложения. Белые розы, ещё секунду назад пышные и прекрасные, завяли на глазах, их лепестки стали коричневыми, скрутились и осыпались в грязную, гниющую жижу.
Солнце исчезло.
Остался только глухой, серый свет, безжизненный, как туман на кладбище.
Девочка стояла прямо перед ней.
Её платье пропиталось кровью, влажной, тяжёлой, впитавшейся в ткань. В коже зияли рваные дыры - пули вошли в неё, пробили кости, вырвали куски плоти. Глаза... их больше не было. Только два чёрных провала.
Но самое страшное - её руки.
Они сверкали.
Искрящиеся золотом, облепленные кольцами, браслетами, цепочками. Очень много золота. Оно врезалось в кожу так глубоко, как если бы эти украшения были частью её тела.
- Это ты убила нас?
Вика не могла вдохнуть.
- Ты из-за этого убила маму и папу? - Девочка наклонила голову, будто могла посмотреть на золото в своих руках пустыми глазницами.
И сад окончательно исчез.
Теперь вокруг были только тёмные стены, тяжёлый воздух, каменный пол, застоявшийся запах страха и смерти.
Подвал.
Сердце Вики билось так громко, что, казалось, разорвёт ей грудь.
Она опустила глаза.
Что-то холодное и тяжёлое сжимали её пальцы.
Слиток золота.
На запястьях блестящие браслеты.
На пальцах массивные перстни, уродливо сияющие в мертвенном свете.
Она попыталась дёрнуть руками.
Золото не отпускало.
Девочка сделала шаг вперёд.
- Ты предала всех из-за золота.
Шаг.
- Ты отдала душу за золото.
Шаг.
Вика пятится, но спиной упирается в стену.
Холодный камень.
Последний шаг.
Уродливые маленькие ручки тянутся к ней...
***
Вика просыпается с криком.
Тяжёлое дыхание и шум в ушах заглушают все звуки. В темноте она не сразу понимает, где находится, и на мгновение кажется, что воздух настолько густой, что он не проходит в лёгкие. Она будто в бреду. Футболка, промокшая от пота, мерзко липла к коже. Спутаные волосы рассыпаны по подушке, а одеяло скомкано и валяется на полу.
За окном шумит ливень. Ветки когтистыми лапами скребут по стеклу и танцуют жуткими силуэтами от фар проезжающих машин.
Девушка дёргается, почти всхлипывает, когда раздается стук открытого окна. Она его даже не закрыла.
Прийдя вчера ей хотелось скрыться от всего мира. Хотелось сдаться, никогда больше не выходить и ни с кем не контактировать. Никогда. Она закрылась в своей комнате, укуталась в одеяло и прямо в кровати курила, открыв окно. Хотелось только сидеть тут, выдыхая в холодную темноту дым. Делать вид, что мира за стенами больше не существует. Но мир никуда не делся. Он продолжал шуметь за окном, царапать стекло, напоминать о себе дождём и ветром.
А сейчас она сидит, как безумная, вздрагивает от любых звуков. Потрёпанная, взъерошенная, с размазанным макияжом... Снова дёргается, услышав звук открывающейся двери, из-за которой выглядывает лицо, обрамленное рыжими кучеряшками.
- Вика ты что... - У нее округляются глаза и срывается голос, когда она наталкивается взглядом на подругу. - Вик...
Марина видела её такой не раз. Только она. Для всех остальных Вика - сталь, холодный разум, человек, который всегда знает, чего хочет. Для коллег - работоспособная машина, для знакомых - независимая, уверенная в себе девушка. Только Марина знала, как на самом деле выглядит её сломанное "всё хорошо". Всегда собранная, энергичная, целеустремленная. Только у таких тоже бывают срывы. А за ее срывами Марина часто наблюдала и могла определить их за пару секунд.
Это определенно был он.
- Так...- Подруга тяжело выдыхает и целиком входит в комнату, усаживаясь на край кровати. - Что у нашей мадмуазель случилось?
Это прозвище звучит как удар под дых, и Вика болезненно морщится, услышав его.
- Ага, вот в чем дело. - Марина дёргает бровью, отводя взгляд. - И что он натворил?
- Не он... - Вика отвечает сиплым голосом, пытается прокашляться. - Все нормально. Все случилось так, как я и думала. Он узнал про фотостудию и полгода... - Ее веки дёргаются, по щеке блестит слеза, которую она сразу же смахивает. - Все нормально. Я ни на что не рассчитывала, я и правда поступила стрёмно, так что... Так что пошла я к черту. И он пошел к черту.
Марина тяжело вздыхает и подбирается к подруге ближе, обнимая её. Она привыкла что в этом состоянии у Вики всегда все "нормально" и "хорошо". А выбить из нее подробности или попытаться помочь не-воз-мож-но.
- Забей. Правда. - Вика стягивает волосы в пучок, первой попавшейся на столе резинкой. - Я сейчас приму душ. И пойду... Не знаю, придумаю себе работу и пойду.
- Солнце, может мы вместе возьмём выходной?..- Марина аккуратно отодвигается, пытается заглянуть в лицо. - Закажем пиццу, возьмём вино...
- Нет. - Вика упрямо смотрит перед собой пустым взглядом, а потом внезапно выдавливает из себя улыбку, которая жутко неправдоподобно сияет на фоне красных глаз и синяками под ними. - Со мной все хорошо. У меня есть дела.
- Да ну подруга, такое у всех бывает...
Звук сообщения прерывает Марину на полуслове, а Вика заглядыает в свой телефон:
"Виктория, добрый день! Прошу, давайте встретимся все обсудить. Я буду здесь до обеда, надеюсь вы придете."
Следующим сообщением прилетает ссылка на адрес какого-то ресторана на карте. Несколько мгновений девушка пялиться в экран, а потом резко встаёт и направляется в сторону ванной.
- У меня дела. Деловая встреча. - Она поднимает руку в предостерегающем жесте, увидев что подруга хочет что-то сказать. - Все хорошо. У меня правда все хорошо.
Хорошо не было. Но ей было срочно надо куда-то себя деть. Не давая времени себе одуматься Вика прошмыгнула к раковине и умылась холодной водой, пытаясь снять с себя усталость и тотальный внутренний раздрай.
"Все хорошо. Мне все равно. Меня интересует золото и помещение." - повторяла она себе, стирая под глазами растекшуюся пятнами тушь, когда в памяти всплыло лицо девочки и ее слова:
"Ты предала всех из-за золота."
Эти слова эхом пронеслись в ее голове, а перед глазами снова расползались кровавые пятна на голубом платьице.
"Ты отдала душу за золото."
Вика зажмуривается, трёт виски.
"Мне всё равно. Всё равно, всё равно, всё равно..."
"Ты предала..." Звучит в ответ тоненький девчачий голос.
Она оседает на пол, прижимаясь головой к бортику ванны. Больно, пусто, страшно. Да, это она виновата, но ей не менее больно. А имеет ли право она это испытывать?.. Но даже так лучше, чем опять и опять возвращаться мыслями в подсобку Бруно, где родные глаза Димы вновь превращались в холод, а он выгонял её. Корить себя было проще, чем снова видеть эту боль в глазах. Секундную беспомощность, а потом отвращение.
- Я же хотела все исправить, просто не успела...- Слова, которые он не дал сказать рвались наружу вместе с всхлипом и градом из слёз. - Почему ты мне не дал мне сказать... Почему не дал объясниться...
Чувство потерянности завладевало с чудовищной скоростью. Было определено больно. Мерзко. Тоскливо. Ей хотелось выть.
Сильно зажмурившись она встала, чуть качаясь и вернулась к раковине вновь обдавая лицо ледяной водой. Срочно нужно было себя чем-то занять, пока она не скатилась к жалости к себе. Это как отвлекать ребенка, который ударился, внезапной выходкой или вопросом. Фокус меняется, боль забывается... Главное чтобы смена была такой же яркой.
Или ярче.
Надо срочно себя чем-то занять. Переключить внимание. Отвлечься. Главное - не думать. Главное - не вспоминать.
"Мне всё равно."
Она смотрит в своё отражение и надевает маску уверенности. Всё хорошо. Главное, что все под контролем.
***
Дима стоял в подсобке, тяжело дыша. Всё внутри него кипело. Вчера он не мог оставаться здесь, не мог ни на что смотреть. Сбежал сразу после ссоры, оставив Машу на смене. А теперь вернулся и застыл в проёме двери.
Запах кофе казался удушливым. Он успел возненавидеть его, потому что тот напоминал, что скоро здесь не будет ничего. Ни кофемашины, ни столиков, ни самого Димы. Всё катилось в пропасть.
Взгляд скользнул по полу. Обломки стола. Вчера он его сломал. Не специально, просто злость, боль и усталость нашли выход. Дима медленно опустился на корточки, провёл ладонью по разорванному куску дерева. Он был как этот стол - расколотый, бесполезный. Ещё немного, и кофейня закроется. Ещё немного, и он останется ни с чем.
Дима взял один из обломков, сжал в руке. Сделал вдох и выдох, как будто это могло помочь. Потом молча начал собирать щепки в пакет. Раз за разом. Надеясь что, если убрать хаос с пола, его не останется внутри него самого.
И тут он заметил её шарф.
Бежевый, мягкий, с чуть потрёпанными краями. Висел на вешалке, будто ждал её. Дима замер, глядя на него. Внутри что-то сжалось. Он медленно потянулся к ткани, пальцы дрогнули, когда он коснулся её.
"Выкинуть. Просто выбросить. Стереть её из своей жизни, как она стёрла его."
Но в голове уже всплывали воспоминания. Как она смеялась, закутываясь в этот шарф, жалуясь, что он слишком теплый для осени. Как он однажды притянул её к себе за эти самые края, шепча глупости. Как она тогда посмотрела на него - с теплом, с доверием.
Он стиснул зубы, скомкал шарф в руке. Сделал шаг к мусорному ведру. Затем остановился. Проклятая ведьма.
Через мгновение он аккуратно сложил шарф и положил на полку. Потом опустился на диван, взялся за голову руками. Внутри всё клокотало. Он ненавидел её за ложь. За то, что разрушила его доверие. За то что ворвалась в его жизнь и разрушила ее. Но больше всего - за то, что продолжал о ней думать.
Громкий звук заставил его вздрогнуть. Дверь хлопнула, и из-за бара показалась копна светлых волос. Лиза. Он поморщился, будто лизнул лимон. Такое ощущение, будто "Бруно" стал магнитом для девушек, которые так или иначе разрушали его жизнь.
- Дим, привет, - голос был осторожным, почти ласковым.
Он поднял на неё мутный от усталости взгляд. Миниатюрная, хрупкая, в идеально сидящем пальто. Она выглядела так, словно её жизнь шла своим чередом. Как будто её вообще не коснулась их история.
- Чего тебе? - голос его был сухим.
Она улыбнулась, но улыбка не дошла до его глаз.
- Просто увидела, что у тебя дела... не очень, - её взгляд скользнул по разбитому столу, по мусорному пакету в углу. - Решила зайти.
- Тебе не нужно было этого делать.
- Ты всегда такой... резкий. — Лиза склонила голову набок. - А ведь раньше мы могли говорить обо всём.
- Было и прошло, - он даже не смотрел на неё.
Она усмехнулась, но на секунду в её глазах мелькнуло что-то другое. Дима знал этот взгляд. Так она смотрела, когда хотела что-то сказать, но медлила.
- Дим, - она сделала шаг ближе. - Может, не надо так? Я знаю, что тебе сейчас тяжело...
- Я разберусь, - перебил он. - Как-то сам.
Лиза чуть сжала губы. Выглядела так, будто вот-вот скажет что-то ещё. Может, хотела. Но передумала.
- Как хочешь, - наконец сказала она. В голосе скользнула лёгкая насмешка, но в глазах что-то холодное. - Только не удивляйся, если в спину ударят не те, от кого ты этого ждёшь.
Она задержалась на секунду, посмотрела на него чуть дольше, чем надо. Потом развернулась и ушла. Дверь хлопнула, оставляя после неё шлейф дорогого парфюма.
Дима остался сидеть. Сердце билось глухо, тяжело. Он провёл ладонями по лицу, пытаясь собраться с мыслями.
Лиза что-то знала. И она дала ему понять, что однажды он об этом пожалеет.
Они когда-то были счастливы. Дима помнил, как Лиза приносила ему горячий ужин в холодные вечера, когда он задерживался в кофейне, как уговаривала его хоть раз выйти погулять, оторваться от дел. Она была тёплым светом в его жизни. А потом всё рухнуло. Не из-за работы, не из-за усталости. А из-за неё. Из-за её предательства.
Он сам ушёл, когда узнал об измене. Лиза пыталась объясниться, уговаривала его попробовать снова, но он не смог. И она не смогла простить, что он её не принял обратно. Она говорила, что он упёрся, что если бы действительно её любил, то дал бы им второй шанс. Но он не мог. Он не мог забыть.
А теперь она вернулась, чтобы что? Намекнуть, что его предадут снова? Или просто посмотреть, как он рушится? Он усмехнулся. Что могло быть ещё хуже? Чем она могла угрожать? Истеричная улыбка расползалась по его лицу. Ничем она не могла навредить.
Дима сжал кулаки. Опять. Все повторялось опять. Пусть не так очевидно... Но даже больнее. Всё, что он мог, не дать себе развалиться окончательно.