Часть 19
Атмосфера в столовой была тёплой и уютной, наполненной ароматом запечённой индейки, клюквенного соуса и хвои от огромной рождественской ёлки в гостиной. Звон хрусталя и смех смешивались с тихой мелодией рождественских гимнов, доносящейся из старого патефона. Фелиция, раскрасневшаяся от вина и семейного внимания, с улыбкой рассказывала о сложностях преподавания астрономии первокурсникам, которые путают Большую Медведицу с Гидрой или с Орионом.
— А на третьем курсе мы начинаем изучать влияние лунных фаз на магические существ... — её голос, мелодичный и уверенный, витал над столом.
Кейтлин и младшая дочь, Габриель, слушали, заворожённые, их глаза блестели. Даже Феликс, обычно скептически настроенный к ее астрономическим исследованиям, улыбался, глядя на сестру. Грейс, его старшая дочь, кивала, вежливо поддакивая, но её взгляд был немного расфокусирован — её ум, острый и логичный, всегда искал загадки, как и ее тётя.
Именно этот пытливый ум и подвёл её.
Когда в беседе наступила небольшая пауза, Грейс, отхлебнув яблочного сидра, обвела взглядом стол и мягко спросила:
— Тётя Фелиция, а вы в Хогвартсе, наверное, всё знаете обо всём. Вы не слышали там новостей... о том, что Сириус Блэк сбежал из Азкабана? Говорят, это неслыханно. Газеты тут писали, правда, очень смутно.
Словно кто-то выдернул вилку из розетки. Музыка не остановилась, но казалось, что заглох и патефон. Улыбка застыла на лице Кейтлин. Габриель перестала жевать, её глаза стали круглыми. Феликс резко посмотрел на дочь, суровым взглядом пытаясь остановить лавину, которая уже тронулась с места.
Фелиция не дёрнулась и не вскрикнула. Она просто... застыла. Вся её жизнерадостность, вся её энергия, которая секунду назад озаряла комнату, угасла, словно её втянули внутрь, в какую-то бездонную чёрную дыру. Цвет сошёл с её щёк, оставив на них лишь два аккуратных пятна румянца, которые теперь выглядели жалко и неестественно. Её пальцы, игравшие с черенком вилки, сжались так, что костяшки побелели.
Она медленно перевела взгляд на Грейс, но казалось, что она смотрит не на неё, а сквозь неё, в какую-то другую реальность, в другой год, в другой мир.
Тишина стала давящей. Было слышно, как на улице проехала машина.
Первым пришёл в себя Феликс. Он кашлянул, положил свою руку поверх ледяной руки сестры.
— Грейс, это не тема для рождественского ужина, — прозвучало твёрдо и безапелляционно. — Азкабан и все эти ужасы лучше оставить за порогом.
Но Фелиция вдруг шевельнулась. Она глубоко вздохнула, и её взгляд наконец обрёл фокус. Она посмотрела на испуганное лицо Грейс не с упрёком, а с бесконечной, старой, выцветшей от времени печалью.
— Знаю, — тихо сказала она, и её голос, обычно такой звонкий, был теперь хриплым шёпотом. — Конечно, знаю. Об этом говорят все.
Она сделала паузу, собираясь с мыслями, глядя на своё вино, как на кристальный шар.
— Но газеты... газеты редко знают всю правду, — продолжила она, тщательно подбирая слова. — Они печатают истории. А правда... правда часто бывает куда сложнее и страшнее любой истории.
Она посмотрела прямо на Грейс, и в её глазах была такая глубина боли и такой непоколебимой уверенности, что девочка невольно замерла.
— Сириус Блэк... — Фелиция произнесла имя так, будто это было заклинание, которое могло либо убить, либо исцелить. — Он совершил много ошибок. Очень много. Но в том, в чём его обвиняют... в том единственном преступлении, которое свело с ума весь волшебный мир... он не виновен.
В комнате повисло ошеломлённое молчание. Даже Феликс смотрел на сестру с изумлением.
— Но... все говорят... он был Пожирателем Смерти... Он предал Поттеров... — прошептала Грейс, уже сожалея, что задала вопрос, но не в силах остановиться.
— Все говорят, — тихо повторила Фелиция. Она не стала спорить. Она просто покачала головой, и в её глазах блеснула слеза, которую она не позволила упасть. — Иногда один человек, который знает правду, выглядит сумасшедшим на фоне всего мира, орущего ложь. Это очень одинокая крепость, Грейс. Очень одинокая.
Она отпила глоток воды, и её рука чуть дрожала.
— Давайте лучше о чём-нибудь другом. Простите меня. Некоторые раны... — она не договорила, лишь слабо улыбнулась, и эта улыбка была печальнее любой гримасы боли.
Феликс быстро подхватил нить разговора, начав рассказывать забавный случай из своего офиса. Напряжение понемногу стало спадать. Но восторженная, праздничная атмосфера уже была безвозвратно нарушена. За столом сидела не просто весёлая тётя Филс доктор наук и преподаватель из Хогвартса, а женщина, несущая на своих плечах груз тайны, такой тяжёлый, что его отголоски ощущались даже в этом безопасном, солнечном уголке Пасадены.