Контракт с врагом

Тишина пентхауса после бала была гулкой, как в склепе. Я не помнила, как добралась домой. Наверное, на такси. Дэмиен не последовал. Не пытался догнать. Не звонил. Его отсутствие было таким же красноречивым, как его слова на балконе. Приобретение. Слабый, глупый человек. Моя вещь. Они звенели в ушах навязчивым, мерзостным эхом, выжигая все остальное. Даже стыд за свою вспышку перед гостями померк перед леденящей ясностью: я увидела истинное лицо врага. И оно было уродливее, чем я могла представить.

Я содрала с себя дурацкое бальное платье (какое-то пастельное, «безопасное», выбранное его стилистом) и швырнула его в угол. Оно легло бесформенной кучей, напоминая о моем месте здесь - на полу, на полке, в углу. Вещь. Я стояла посреди своей огромной, безликой спальни, дрожа не от холода, а от чистой, неразбавленной ненависти. Она пылала внутри, как белый фосфор, не давая думать, только чувствовать: жгучую обиду, унижение, предательство самой себя. Как я могла? Как я могла хоть на секунду поверить, что в этом механизме есть искра жизни? Что его страх перед голубями, ночные бутерброды, старая книга - это что-то настоящее? Это была игра. Тонкая, изощренная манипуляция. И я, как дура, повелась.

Утро не принесло облегчения. Только похмелье ненависти. Я надела самое черное, что нашла - старые треники и растянутый свитер, бросив вызов его стерильной эстетике. Вышла на кухню. Он уже сидел за столом. Безупречный. Свежий. Как будто вчерашней ночи не было. Как будто он не называл меня вещью. Как будто не разбил в дребезги последние жалкие иллюзии. Его спокойствие было плевком в душу.

Кофемашина булькала. Я подошла, взяла его любимую кружку - ту самую, «не трогать!». Он поднял глаза. Взгляд был ровным, безразличным. Механизм оценивает движущийся объект.

- Утро, - произнес он нейтрально. Не «доброе утро». Просто - утро. Как констатация факта.

Я не ответила. Подняла кружку. Посмотрела на него. В его глазах - ни тени тревоги, ни вопроса. Только ожидание. Ожидание, что я сделаю? Разобью? Вылью на него? Это была игра, и он знал правила. Я видела в его взгляде холодный расчет, описанный «Хранителем Механизма». Часть расчета.

Я медленно, намеренно, повернулась к раковине. Открыла кран. И стала мыть кружку. Тщательно. С мылом. Смывая с нее невидимую грязь. Его грязь. Потом поставила ее обратно на полку. Сухую. Чистую. Безупречную. Как он.

- Ты забыла свою, - сказал он тихо, указывая взглядом на мою пустую кружку с котиком на столе.

Я подошла к столу. Взяла свою кружку. Подняла ее. Наши глаза встретились. В его - все та же ледяная глубина. Никаких трещин. Никаких сожалений. Ничего.

- Вещи не пьют кофе, - сказала я, мой голос звучал чужим, плоским. - Они пылятся на полке.

Я поставила кружку обратно на стол. Не разбила. Просто оставила ее там. Пустую. И ушла в свою комнату. Заперлась. Эта пустая кружка на столе стала символом. Моей капитуляции. Не перед ним. Перед правдой. Я была здесь вещью. И вещи не пьют кофе с хозяином. Они ждут, когда их используют и выбросят.

Весь день я провела в своей «клетке». Не выходила. Не отвечала на стук (он не стучал). Читала. Вернее, делала вид. Слова расплывались. В голове крутился только балкон. Его голос. Слабый, глупый человек... Платит за его глупость...И мой отец. Его растерянное, доброе лицо. Он не был слабым. Он был доверчивым. Его разорили. А теперь его дочь - развлечение для циника в дорогом костюме. Горечь подступала к горлу, но слез не было. Только ненависть. Сухая, жгучая, как пустынный ветер.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Дни слились в одно монотонное, враждебное молчание. Мы стали призраками в одном доме. Он - в своем кабинете или на бесконечных совещаниях по телефону (я слышала сквозь дверь его холодный, отточенный голос). Я - в своей комнате или на балконе, куда он больше не выходил. Даже голуби, которых я теперь кормила с демонстративным равнодушием, казались живее, чем наше сосуществование.

Еда стала полем битвы молчания. Он заказывал ужины. Я не трогала. Он оставлял контейнеры в холодильнике. Я выбрасывала их нетронутыми на следующий день. Он перестал заказывать. Теперь в холодильнике стояли только его соки, вода и что-то для повара, который приходил утром готовить ему завтрак. Я питалась доставкой пиццы, которую забирала у лифта, когда знала, что он в кабинете. Мы больше не пересекались на кухне. Он вставал рано. Я выходила поздно.

Единственным звуком, нарушающим тишину, стал телефон. Мой. Первый звонок был от отца.

- Адочка? Ты как? - его голос звучал тревожно. - Я тут в новостях... какие-то сплетни после бала...У вас все хорошо?

Слабый, глупый человек. Слова Дэмиена впились в сердце, как кинжалы. Я сжала трубку, чтобы не закричать.

- Все хорошо, пап, - сказала я, заставляя голос звучать ровно. - Просто светская чепуха. Папарацци все раздули. Не обращай внимания.

- А Дэмиен? Он...он не злится? - в голосе отца сквозила вина. Он все еще верил, что его спасение стоило моей души.

- Дэмиен...- я сглотнула ком. - Дэмиен понимает игру. Все в порядке. Как ты? Деньги дошли? - Я резко сменила тему, спрашивая про его скромное содержание, прописанное в контракте.

- Да, да, все пришло, спасибо, родная...- он замялся. - Ты уверена, что все...

- Абсолютно, пап! Мне пора, встреча. Целую! - Я бросила трубку, прежде чем он услышал сдавленное рыдание, подступающее к горлу. Он слабый? Да. Он проиграл. Но он мой отец. И его унижение Дэмиеном было унижением меня. Личным. Глубинным. Это добавляло ненависти новый, острый оттенок.

Второй звонок был неожиданным. Незнакомый номер.

- Алло?

- Ада Кроу? - женский голос, холодный, профессиональный.

- Да.

- Говорит Шарлотта Роузвуд, ведущая шоу «Вечерний Резонанс». Нам бы очень хотелось пригласить вас и вашего супруга в студию. Обсудить вашу...яркую историю любви. И последние события. Зрители ждут!

Я чуть не рассмеялась в трубку. История любви? Это была история купли-продажи. И цинизма.

- Мы не даем интервью, - отрезала я, копируя его ледяной тон.

- Но публика интересуется! Ваша эмоциональная речь на балу... Ваши слова о механизме...Это же наводит на мысли! Не хотите прокомментировать? Или господин Кроу? Может, он...

- Господин Кроу, - я перебила ее, - считает, что вещи не дают интервью. А я согласна с мужем. До свидания.

Я положила трубку. Руки дрожали. От злости? От страха? От осознания, что мы стали посмешищем. «Механизм и его Вещь». Идеальный таблоидный образ. Я подошла к окну. Город жил своей жизнью. Где-то там был Дэмиен Кроу. Холодный. Расчетливый. Победитель. Он купил мое время, мое имя, мое тело для прикрытия. Но он не купил мою ненависть. Она была единственным, что осталось по-настоящему моим. И я лелеяла ее. Как последнее оружие. Как последнюю правду.

(создала свой тг канал, так что подписываетесь, буду выкладывать туда небольшие отрывки. https://t.me/nayacrowe)