Эпилог
Квартира Сэма встретила их мягким полумраком. За окном, словно нарочно, медленно шёл снег — ленивые хлопья падали на стекло, оставляя тонкие дорожки влаги. В прихожей их встретила Булочка — лениво потянулась, зевнула и привычно потерлась о ноги хозяина. Аврора засмеялась тихо, почти шёпотом, и наклонилась, чтобы погладить кошку.
— Я скучала по тебе, малышка, — сказала она, и кошка будто поняла — замурчала, доверчиво завалилась на бок.
Сэм прислонился к дверному косяку, глядя на эту картину с какой-то странной смесью смущения и нежности. Внутри него всё было непривычно — раньше дом казался просто местом для сна, убежищем от суеты. Но сейчас, с Авророй, с её лёгким смехом и с этой простой сценой — он впервые ощутил, что здесь есть жизнь.
— Ты знаешь, — сказал он негромко, — я ревную к собственной кошке.
Аврора подняла взгляд и улыбнулась. В её глазах было тепло, которое он до сих пор никак не мог привыкнуть ловить.
— Булочка мудрая. Она сразу чувствует, кому можно доверять, — ответила она и снова провела ладонью по мягкой шерсти.
Они прошли в гостиную. На столике уже стояла бутылка вина, которую Сэм купил ещё утром, не отдавая себе отчёта — зачем. Пара бокалов, свеча, которую он сам зажёг. Раньше он бы посмеялся над этим, счёл глупостью, но теперь всё казалось уместным.
Аврора села на диван, подтянув ноги под себя, и лениво посмотрела на него:
— У тебя уютно. Совсем не так, как я представляла.
— А как ты представляла? — он сел рядом, так близко, что её колено чуть коснулось его бедра.
— Холодно. Пусто. Строго. Как и ты сам вначале.
Он усмехнулся, признавая правоту.
— Было так. Пока не появилась ты.
Они долго говорили. Про всё — про книги, про музыку, про детство. Аврора рассказывала, как мечтала маленькой девочкой о доме, где пахнет пирогами, где за столом шумно смеются, где не боишься быть собой. Она делилась самыми хрупкими мечтами, теми, которые всегда казались слишком наивными для взрослой жизни.
Сэм слушал. Внимательно. С каждой её фразой он ощущал, как будто внутри него меняется что-то важное. И, впервые за многие годы, он не думал о завтрашних сделках, звонках или цифрах. Весь его мир сжался до этого дивана, этой девушки и её голоса.
Когда бокалы опустели, а свеча догорела почти до конца, наступила тишина. Она была густой, но не тягостной. Аврора смотрела на него, а он — на неё. Между ними было нечто, что больше не требовало слов.
И вдруг Сэм, словно решившись на прыжок в пропасть, произнёс:
— Аврора... останься со мной. Не на ночь. Не на пару дней. Всегда.
Она замерла. Сердце забилось быстрее, дыхание сбилось.
— Ты... ты серьёзно?
Он кивнул. Его взгляд был непривычно открытым, без защиты, без привычной маски.
— Я не умею красиво говорить. Не умею обещать то, чего не смогу выполнить. Но я точно знаю одно: я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда. Чтобы в этом доме были твои вещи, твой смех. Чтобы здесь пахло твоими пирогами, — он усмехнулся, — и твоим утром.
Аврора почувствовала, как по её щекам медленно катятся слёзы. Не горькие — счастливые.
— Сэм... — её голос дрогнул. — Ты не понимаешь. Это и есть всё, о чём я мечтала.
Он протянул руку и коснулся её ладони. Его пальцы были тёплыми, сильными, но сейчас — удивительно осторожными.
— Значит, у тебя есть всё, — сказал он просто.
Она улыбнулась сквозь слёзы, и в этот момент внутри неё действительно щёлкнуло: чувство полноты. Она посмотрела вокруг — на Булочку, которая свернулась клубком у кресла, на его руку, сжимающую её пальцы, на этот дом, который больше не казался чужим.
И поняла: да. Теперь у неё есть всё.
Она наклонилась к нему, и их губы встретились в поцелуе — мягком, тёплом, без спешки. В нём не было страсти первой ночи, не было отчаянного желания доказать что-то друг другу. В этом поцелуе было то, что ценнее всего — тихое обещание.
Когда они отстранились, Сэм притянул её ближе, прижал к груди и прошептал:
— Добро пожаловать домой, Аврора.
Она закрыла глаза и впервые в жизни почувствовала, что именно здесь и есть её место.