Не мешай

Как же я тогда соскучилась по своему дому! Да, может быть, он самый невзрачный среди всех своим бедным видом, но для меня — самый ценный. Всю свою жизнь я провела там — в этом маленьком мирке, в этих стенах, за этим столом. Когда я приехала, всё было на своих местах. Все вещи, тихо лежащие в полумраке, словно ждали меня. Я с жадностью перебирала их, вспоминая каждую деталь, связанную с этим предметом. Мягкая кровать веяла теплотой и желанием заключить меня в свои объятия.

На тот момент у меня возникла идея погулять по любимым заброшенным местам, но сон тянул так сильно, что я невольно ему поддалась. На следующий день я чувствовала себя плохо: голова раскалывалась, сосуды пульсировали со всей силой.

В какой-то момент я подумала, что хочу вернуться к Марку, но сдерживала свои порывы. «Я здесь одна, и он там один» — эта мысль не давала мне покоя. Как же мне хотелось снова сесть с ним возле камина, читать книги и разговаривать обо всём на свете.

Я и не подозревала, что он сам ко мне приедет, постучит в мою дверь и спросит:
— Можно войти?

— Я не ожидала, честно!
— Извини, я без предупреждения.
— Ничего, заходите. Я покажу вам мой дом. Помнится, вы у нас были.

Я увидела улыбку на его лице — он явно это вспомнил.
— Может быть, чай?
— Пожалуй, да. Спасибо.

Я быстро поставила чайник и отодвинула Марку стул.
— Ты одна? А твоя мама?
— Она должна прийти, но я, честно говоря, не знаю, когда. Как Алиса? Хорошо долетели?
— Да, они мне звонили. Всё в порядке.

Не знаю, как это объяснить, но у меня тогда дико стучало сердце. Марк сидел передо мной, его голубые глаза излучали покой. Я толком не знала, что сказать. Пока наливала чай, мои неуклюжие движения можно было бы записать на камеру и пересматривать, чтобы посмеяться. Я присела на свой хлипкий стул, и мы просто сидели в тишине, глядя друг на друга глубоким взглядом.

Марк прервал неловкое молчание:
— Ты здесь провела своё детство?
— Да, так и есть. Это моё самое родное место.

Марк осмотрелся.
— Вам, наверное, такое не понять, да?
— Почему?
— Вы привыкли к шикарным домам.
— Майя, я как архитектор ценю любое здание, каким бы оно ни было. Тем более, зная, что это твой дом, я ценю его ещё больше. Поверь.
— Это приятно слышать. Честно, от вас — так вообще.

Я чуть не расплылась в улыбке.
— Это твоя комната, да? — спросил он и показал пальцем на дверь.
— Да, вы уже там были.
— Можно?
— А, да, конечно. Но у меня там ещё бардак с того времени, как вы были.
— Думаю, я это переживу, — сказал он и искренне улыбнулся.

Он осматривал всё очень внимательно. Ему было интересно, где я живу, какие предметы меня окружают. Мне было честно не по себе — я никогда не видела такого интереса к своей персоне. Марк рассматривал мои книги, переворачивая страницы, читал заметки.

— Любишь Ремарка?
— Отчасти.
— Отчасти? Это как?
— Что-то нравится, что-то нет.
— А вы любите?
— Нет.
— Жаль, могли бы обсудить.

Зачем он пришёл? Чтобы моё сердце растаяло окончательно? Я и так едва сдерживалась, чтобы не спросить его: «Сможем ли мы быть вместе?»

Вроде бы всё было нормально, но преграды мешали нам признаться в своих чувствах. В основном чувства и нужно хранить внутри — будто не хочешь, чтобы о них узнал даже тот, к кому они есть. Да, это странно, но в этом есть что-то необъяснимое.

— Вот моя коллекция камней, — показала я ему огромную коробку весом, кажется, в триста кило.
— Где ты их находишь?
— Это с моих любимых мест. Вот — из заброшенной больницы, вот — из дома богатеньких господ, а это я нашла в ботаническом саду.
— Откуда такая страсть к этому?
— Да я сама не знаю. Мне кажется, мама родила меня уже в заброшенной больнице. И я там выросла, впитав в себя энергию покинутых мест.
— Впервые такое вижу.
— Да? Это же хорошо — видеть и узнавать других людей, их увлечения. Чем больше узнаёшь, тем ближе становишься, — уверенно произнесла я.

Он посмотрел на меня.
— Вы разве не согласны?
— Согласен.

Мне стало неловко, я решила перевести тему:
— А вот эти книги я нашла за городом. Они старые, конечно, но интересные.

Я дала Марку в руки потрёпанную временем стопку книг. Он рассматривал каждую.
— Можете взять, какую хотите, если понравится.

Всё шло нормально, пока он не остановился на той самой тетради. Его как будто передёрнуло. Он открыл её и начал читать первые строчки.

Я рассказала, что нашла это возле дома за лесом. Что это чей-то дневник, но я не знаю, чей.

Марк резко изменился в лице. Еле слышно он прошептал:
— Это мой дневник.

Я честно не знала, что делать. У меня был был пронзительный шок.
— Марк, не может быть. Это твои слова? Ты был там? Ты уверен?
— Да.

Как же ему было сложно говорить в тот момент! Да и я терялась в словах.
— Я думал, что забыл это навсегда.
— Марк, мне так жаль! Я не знала. Я просто принесла эту тетрадь домой. Я хотела найти автора этих строк и не верю, что он стоит сейчас передо мной.

Через некоторое время Марк взял себя в руки и попросил меня отвести его туда, где я её нашла. Неужели он хотел вспомнить? Неужели хотел пережить это снова?
Примерно минут пятнадцать мы ехали в машине, а потом дорогу преградили густые заросли леса, и нам пришлось идти пешком. Разве он не помнил эту дорогу? Может, действительно забыл навсегда эти события. Но с каждым нашим шагом я видела его боль — он вспоминал всё, что с ним произошло.

Дом уже проглядывал сквозь зелёную завесу деревьев. Когда мы подошли ближе, я заметила, что ничего не изменилось: те же наглухо забитые окна и дверь. Только место за домом, словно ждавшее нас, манило своей мёртвой тишиной.

Та самая деревянная дверь в страшное подземелье. Я открыла её. Мои руки дрожали так же, как его сердце в тот момент. Неужели я заставила его окунуться в это снова?

Лестница скрипела под нашими ногами. Марк присел на одну из ступеней и посмотрел на злосчастную кровать, излучавшую ужасные воспоминания. Мне было так его жаль, что я не знала, что предпринять, чтобы хоть немного смягчить обстановку. Но, наверное, этого и не требовалось: нужно было принять ситуацию такой, какая она есть. Я только хотела, чтобы он говорил — тогда ему стало бы легче.

— Марк, ты как? — я сама не заметила, как обратилась к нему на «ты».
— Как будто это было вчера. Кажется, он сейчас придёт сюда и сядет рядом. Я всё ещё помню его голос.
— Я понимаю, что тебе очень больно, но мог бы ты рассказать, как выбрался отсюда? Тебе удалось сломать дверь?
— Да. Правда, только после многочисленных попыток.

Я заметила сломанный замок на двери — впервые обратила на него внимание и поняла, что сломать его было нелегко.
— Ты не боялся, что он поймает тебя?
— Нет. Тем более, где-то глубоко внутри я догадывался, что его уже нет в живых. В последние дни, пока я сидел здесь, я понял, что что-то не так, и пришло моё время действовать. Я очень боялся, но не хотел здесь умереть. И вот я остался жив. Никогда бы не подумал, что вернусь сюда.

Ещё немного — и по его щекам потекли бы слёзы, но он сдержался. Я обняла его — это было всё, что могла сделать в тот момент.

— Марк, он всё-таки умер?
— Да. Он застрелился. Сразу после того, как я выбежал — на улице ещё было светло. Я осторожно пробрался в дом и увидел его там, лежащим на полу. Не знаю, нужно ли тебе это знать, Майя.
— Нужно, Марк! Это твои чувства, и я хочу, чтобы ты о них говорил. Тебе станет легче. А как же родители? Они не знали?
— Я им солгал. Сказал, что решил пожить самостоятельно, и они поверили. Не расспрашивали. Я хотел забыть всё это, но, видимо, прошлое всегда будет возвращаться.
— Марк, прости меня!
— Ты здесь ни при чём. Может, оно и к лучшему. Может, мне нужно это отпустить. И ты мне в этом поможешь.

Мои глаза засверкали. «Да, конечно, я помогу тебе. Сделаю всё, чтобы тебе стало легче», — думала я.

Марк спустился и провёл пальцами по кровати. Лучи солнца просачивались сквозь щели деревянных балок и падали на его волосы, будто пытаясь наполнить его душу.

— Хоть чуточку взглянуть бы на это, хоть рукой прикоснуться к весне… — прошептала я, помня эти слова из тетради. Он обернулся и мягко улыбнулся, глядя на меня.
— Я так рада, что тебе удалось убежать. Иначе я бы не встретила тебя.

Я понимала, что сейчас Марку не до сентиментальных признаний, но мне хотелось это сказать.
— Ты нашла её под кроватью?
— Да, и совершенно случайно.

Как же так? Как дороги двух непохожих душ могли пересечься? Эмоции переполняли меня, горло сжимало, и я не могла говорить.
— Может, поедем отсюда? — вырвалось у меня.

Дорога назад к дому Марка была долгой. Мы предпочли молчать.  Я наблюдала за Марком через зеркало заднего вида, видела его грустные глаза, и моё сердце разрывалось. Но я была рада, что он открылся мне, и мы полюбили друг друга ещё сильнее. Я любила его не только сердцем, но и разумом — чистой душевной энергией, что наполняла меня с ног до головы.

— Спокойной ночи, Майя, — сказал он, провожая меня в комнату.
— Спокойной ночи.

Я всю ночь ворочалась, думая о его чувствах. Как же ему было больно снова видеть всё это! И я была уверена, что он тоже всю ночь вспоминал, через что прошёл.

Утро быстро заглянуло в мою комнату. Я наспех оделась и побежала готовить завтрак. Когда я закончила, Марк вышел и сказал, что у него встреча и нужно уходить.

Я ответила «Хорошо». Я уже привыкла, что он часто куда-то уходит, хотя надеялась, что после всего мы проведём хотя бы один день вместе.

В своих мыслях я решила пойти к реке, сесть на привычное место и опустить ноги в спокойную воду. Я снова перечитала записи из дневника — снова погрузилась в этот страшный сон. «Что же ты пережил, Марк? Почему никто об этом не знает?» — думала я, ожидая его прибытия ежеминутно.

Пение птиц эхом отдавалось в ушах, ноги замёрзли от холодной воды.

Я почувствовала его всем телом и обернулась — он стоял за мной. Не прошло и двух часов, но для меня это тянулось мучительно долго. Когда он сказал: «Пойдём», я ощутила такой прилив тепла, какого не чувствовала никогда.

Я готовила себя к этому разговору, ждала, чтобы его душа вывернулась наизнанку. Мы шли к дому по мягкой траве, говоря о чём-то незначительном. Марк остановился, поправил мне волосы и заметил тетрадь в моих руках.

— Ты читала её снова?
— Да.
Грусть снова скользнула в его глаза, но теперь это была грусть с принятием того, что было.

Дрова потрескивали в камине. Мы сидели в кресле, ожидая, что кто-то начнёт этот разговор. Я решилась первой:
— Ты действительно забыл всё? Не вспоминал об этом хотя бы раз?
— Иногда. Когда было слишком плохо.
Он сделал паузу и потом спросил:
А как ты нашла этот дом, Майя?
— Я долго бродила по лесу. Так и наткнулась на него.  Он чем-то привлёк меня, но сейчас уже не вспомню чем именно. Помню только, как лил дождь и как мне было страшно. И знаешь, я же не сразу её нашла. Сначала взяла пару книг, а потом они заставили меня вернуться в это место.

— Эта ситуация говорит мне о чём-то.
— О чём? Что случайности не случайны?
— Ты нашла меня, даже когда я не хотел быть найденным.
— Если что, я не специально.
— Я знаю, Майя. Я знаю…

— Марк, я искала. Я действительно искала, кто это написал. Спрашивала у соседей о Джоше. Прости, что  упоминаю его имя.
— Он был отшельником. Вряд ли соседи знали о его существовании. Тем более жили они далеко. Его единственные друзья — люди, отсидевшие всю жизнь за решёткой.
— Как он тебя нашёл?

Марк сделал глоток воды.
— Я гулял, как и ты, по лесу. Честно, я чётко не помню, как это произошло, да и не хочу особо вспоминать. Он позвал, что-то спросил, кажется, попросил помочь, и я не стал отказывать. Прости, Майя, я не буду об этом говорить.
— Всё хорошо. Я понимаю, что это нелегко.

Я видела, как он борется с собой, поэтому молчала, но он продолжил:
— Не скажу, что… я его ненавидел. Возможно, я привязался к нему. Может, он подсознательно стал частью меня. И когда я увидел его мёртвым, мне стало пусто. Надеюсь, ты поймёшь меня, Майя. Я никогда такого никому не говорил. Сейчас для меня это очень трудно.
— Думаю, когда ты делишься с другими, тебе становится легче. Не держи это в себе. Я не говорю, что ты должен рассказать всё мне, но это лучше, чем молчать.
Он ничего не ответил на эти слова, но его лицо выражало согласие.
Я восхищалась им — человеком, который, несмотря на испытанное, смог продолжать жить, творить, создать семью и развиваться. Чем больше было восхищение, тем сильнее становились мои чувства, с которыми я не могла справиться.

— Может, ты скажешь родителям? Я просто хочу предложить, ведь вижу, что они для тебя важны.
— Не хочу их расстраивать.
— Но они тебя поймут, я уверена.
— Может быть, позже.
— Конечно. Как тебе будет лучше. Марк, а твой сын? Прости, что постоянно спрашиваю о нём, но эти мысли не дают мне покоя.
— Что ты хочешь услышать?
— Ты не смог наладить с ним отношения, возможно, из-за того, что было? Мне кажется, это повлияло, нет?

Это был слишком личный вопрос, но моя проницательность и любопытство не давали покоя.

— Как тебе удаётся это понимать, Майя? Никогда бы не подумал, что ты можешь так мыслить. Да, это так. Он не любил меня. Я был к нему слишком холоден. Возможно, он ждал от меня любви, но, видимо, из-за того, что я не подарил её, он сделал этот шаг.
— Ты любил только Алису? Ведь она не напоминала тебе о том, что было. Ты не знал, как относиться к сыну, правда? Не хотел дарить любовь, потому что у тебя её забрали?

Я была слишком прямолинейной и понимала, что пора остановиться. Но наш разговор был настолько откровенным, что я не могла замолчать. Марк реагировал спокойно, давал мне время на вопросы и на мои раздумья. Он словно заново открывал меня — с той стороны, которую раньше не видел. Это было взаимно. Несмотря на мою прямоту, я ждала его фраз, его глубинных секретов.