Жизнь "до" и "после"

- Последний раз прошу, Алёшка, честно. - стоял я на крыльце, умоляя своего товарища дать мне немного деньжат.
- Когда был последний такой раз? - раздражённо пробурчал он и ушёл к себе в дом. Я скромно вошёл за ним, понимая как сильно действую ему на нервы. Это и впрямь был не первый случай, когда я обещал вернуть ему все долги, лишь бы он протянул мне руку помощи в виде нескольких ржавых и погнутых монет. Хотя плевать какими они были, главное чтобы я мог знать о том, что они у меня есть.
- Ну в этот раз точно... Правда. - я оправил пальто и сделал ещё один неуверенный шаг, а после замер на месте.
- Правда? Ох, я не могу вспомнить того дня когда ты говорил мне правду! Я помню лишь ложные обещания! - я почувствовал, что мне становится не по себе. В горле пересохло так, что мне трудно было что-то возразить на этот счёт. Не то от того, что я не помню когда пил чистую воду, что могла бы утихомирить жажду, не то от сильного страха и морального чувства угнетённости перед Алёшкой. Моим товарищем, чьи глаза поблескивают от тусклого света луны, сочившегося из окна, наполовину закрытого прибитыми к стене досками. Вот он, стоит в пыльной грязно-бежеватой рубахе и не сводит с меня свирепого взгляда. Я вижу, как он топает ногой и вздрагиваю от противного, режущего уши скрипа прогнившей деревянной половицы - Ты ж!... Ах, ты ж!... - казалось бы что ещё чуть-чуть и он начнёт меня бранить. Впервые за долгое время. Но всё что он делает это лишь садится на пол, взявшись за голову и восклицает - Совесть хотя бы поимел!...
- Не кричи же ты так... - тихо произнес я, пытаясь не разозлить его ещё сильнее. - Мало ли что люди подумают...
- Какие люди?... - устало протянул он.
- Ну мало ли... - я тревожно переминал в руках край пальто, не зная как объяснить своему товарищу что за люди могут проходить неподалеку от его дома. - Пойдут рядом люди и услышат, как ты тут воешь. - про "воешь" это я видимо зря, так как Алёша убрал руки и пустыми глазами посмотрел на меня.
- Одурел? Нет, - он встал и я в тот же миг отшатнулся от него, ожидая очередной вспышки ярости - ну вы посмотрите на него! Я значит ему помогаю-помогаю, помогаю-помогаю... И до этого - он подошёл ко мне, но в этот раз я не смог сделать ни шага в сторону и лишь смиренно стоял на месте - ради тебя батрачил! А сейчас что? Где хоть какое-то уважение? Раньше ты отблагодарить меня толком бы мог, а сейчас... - он томно вздохнул и отмахнулся от меня рукой, словно от надоедливой мухи, что не смотря на недружелюбное поведение хозяина дома всё равно вновь и вновь влетает к нему в окно. И жужжит, и жужжит, летает по комнате. Топчется своим лапками по сладким пирогам, по чисто начисто протертым кружкам, садится на какие нибудь важные бумаги и вновь улетает, разнося холеру, брюшной тиф... Наверняка в глазах Алёши я такой же противный, приставучий и докучающий. В этом я был уверен. - Хотя бы деньги вернул...
- Таки я сейчас не могу, Лешенька. У самого дрянной кафтан да худой карман. Понимаешь? - к моему сожалению, голос сам по себе выходил каким-то жалобным, подавленным, что значительно мешало нашему с ним диалогу. Как сильно в последнее время я понизился в его глазах? И несколько ниже опущусь перед ним сегодня?
- А ты меня понимаешь? Ты меня понимаешь, Во́лков? - я заметил, что у него затряслись руки. У него такое бывает, когда он сердится. Двенадцать лет ему было, у него тоже руки тряслись. Я то помню.
Ещё и назвал он меня не по имени, а по фамилии. "Волков". Мне тут же захотелось уйти отсюда. Не встречаться с ним взглядом. С этим рявкающим, крепким мужичком. По другому Алёшу и не назовешь. Как прозвали его "мужичком", таким он и остался. Я то помню...
- Ты думаешь мы своим хлебом по карте полученным курей кормим? Думаешь Надя моя каждый день носит новое платье? Думаешь Олька наша конфетами объедается? Ни черта! - он хлопнул себе по колену и мне показалось, что его рука затряслась ещё пуще.
- Всех перебрал... - тихо усмехнулся я и сильнее закрыл грудь пальто, катая межь пальцев черную пуговицу.
- Да! - видимо, Алёша всё равно меня услышал - Всех! А кому сейчас легко? Никому! Так что проваливай-ка ты отсюда, Фёдор. - он подошёл ко мне и крепко взял за воротник, подтолкнув к порогу - Чтобы духу твоего здесь не было. Ясно?
- Постой же, Алёша! - я вырвался и быстрым шагом пошёл обратно в дом, притаившись в углу. - Грех душу на погибель оставлять! Страшный грех!
- Уж у меня душа то почище твоей будет! - он подошёл ко мне и я, на своё же удивление даже не захотел отпрянуть от него.
- А с чего это вдруг? - мне казалось, что нужно лезть из кожи вон и как можно тщательнее скрыть свою злость.
- Алчный ты, Волков, очень алчный. Тебе всего своего жаль. Вот возьмём твоё пальто. - он докаснулся до моего пальто рукой и несколько раз дёрнул за рукав, отчего я отпустил пуговицу. - Ты ведь продать его мог, верно? Денюжку получил бы. Еды домой принёс. На честно заработанные средства. А ты его жалеешь.
Не стерпев, я убрал его руку и возмущённо постарался переубедить своего товарища:
- А меня мой плащ между прочим греет. У нас не так много одежды осталось. - я машинально сложил руки на груди.
- Ха-ха... - Алёшка усмехнулся - Греет? Плащ?
- Да. - твердо произнёс я.
- А ты видишь как я живу? - он бросил взгляд на стены, а потом на свою рубаху. - Видишь, Фёдор? У нас почти ничего не осталось. Этот балахон мне Надюшка сшила. Из простыни. Уже три недели ношу. Сплю без неё, лежу на сене, укрываюсь матрацем без набивки. - Алёшка вяло улыбнулся и подошёл ко мне. - А Оля спит на набитом матраце и укрывается одеялом. Вместе с мамой. А почему? Потому что я мужчина. - я отчасти стыдливо и в то же время безразлично отвёл взгляд в сторону - И всё лучшее, всё добротное я оставляю не себе. Я отдаю это своим самым близким людям. Не жалея себя. Не жалея своих вещей. А ты...
- А что я?...
- Ты скупердяй. - эти два слова прозвучали настолько твёрдо, что я почувствовал как по коже пробежали мурашки. Алёшка был таким человеком, который и впрямь мог бы лишь сказав несколько слов заставить своего собеседника задуматься, осознать свою неправоту, либо же посмотреть на всё происходящее другими глазами. А ведь до этого я думал что на меня его трюки не действуют. - Чистой воды скупердяй.
- Клеветать на товарища это тоже грех. - задумчиво, но в то же время робея сказал я.
- Хочешь по косточкам меня разобрать, да? Чтобы виноватым не казаться, верно? - тут уж Алёшка явно начал все мои проступки раздувать до немыслимых масштабов.
- Ни в коем случае.
- А мне кажется, что да. Ещё ты, Фёдор, очень распутный.
- Распутный? - тут уж я по настоящему рассердился.
- Да, распутный. До сих пор удивляюсь, как тебя Машка всё время прощала, верила тебе... Ц-ц-ц... - не смотря на то, что я был выше его в эти минуты мне казалось, что Лёша смотрит на меня свысока.
- Да ты!... - не сдержавшись, я вскрикнул и сжал руки в кулак. Выглядело это весьма нелепо, отчего я тут же замолк, не договорив предложение, после чего вздохнул. - Я потом со всем этим перестал... Ну, сам понимаешь... Ради Машки.
- Ага. Сколько она твои измены терпела? Два года? А вместе вы сколько были? Шесть лет, верно? Треть семейной жизни она тебя терпела, Фёдор! Треть! Позорище! - вдруг, Алёша ударил меня в плечо. Опешивши, я пошатнулся и уставился на него.
- Так... Этак...
- Вот тебе и "этак"!
- Зато я не пьяница. И начитанный. И в ботанике разбираюсь. И по французски умею разговаривать. И по немецки. И вообще... - спешно попытался я озвучить все свои достоинства, пока Алёшка опять меня не одернул.
- Стыдоба русскому человеку в наше то время на немецком разговаривать! - он ещё раз толкнул меня в плечо, только в этот раз я чуть ли не упал на пол. - Ты не мужик, Волков. Не му-жик! - по слогам проговорил Лёша. - От тебя Машка по этому и ушла. Настоящий мужик он знаешь кто?
- Кто?... - устало спросил я, оправляя пальто и в этот же миг в голове пронеслась страшная и ужасная мысль.
Ударить Алёшку.
Впервые за долгое время. В ответ. Или он думает, что я не могу дать ему сдачи?
Меня остановило лишь последующее воспоминание о том, что
- Тот, который товарищам не врёт. Кто слова свои держит. Кто не даёт ложных обещаний. Кто умеет трудиться. С кем не стыдно на людях показаться. У кого сила есть, физическая. И духовная. С кого другие пример берут. - он спешно начал перечислять признаки настоящего мужчины, под которые я на его взгляд не подходил от слова совсем - А знаешь, с кого тебе пример надо брать?
- С кого? - я безразлично смотрел на стену, не смотря Алёшке в глаза.
- С Ельцова.
Я замер. Ельцов... Опять Ельцов. Чем он им сдался? Да, он выше меня по званию. Квартира у него есть в Петербурге. И всегда он при деньгах. Да, не отрицаю что он знатнее меня, но я не считаю это поводом для того чтобы меня унижали на каждом шагу, сравнивая с этим буржуазном идиотом. В этом я его уж точно опережаю.
- А ты чего это молчишь? Завидно тебе, да? - он насмешливо начал выпытывать из меня хоть какой-то ответ своим расспросами.
- Ни капли. - я сделал глубокий вдох, стараясь не показать своей растерянности. Не то, прости Господи, Алёшка засрамит меня ещё больше.
- Завидно. - он ехидно улыбнулся.
- Нет. Сам подумай. Я человек образованный, а он...
- Он тоже образованный. - перебив меня подхватил Алёшка. - И военное училище он окончил с отличием. Получил звание лейтенанта. А позже дослужился до капитана. И на войну он пошёл в отличии от тебя. И образование у него получше твоего будет. Ему хоть на инженера иди, хоть на кого по солиднее. При желании он бы и в райком мог бы податься. - он вздохнул. Не то от своей же зависти к Ельцову, не то от того, что всё им до этого сказанное было перечислено на одном дыхании. - А ты у нас кто? Ефрейтор? Ну вот. Из низших чинов. Я повыше тебя буду. Сержант. Вот дослужился бы ты и стал хотя бы младшим сержантом. Так ведь? Ну вот. И были бы мы с тобой почти что наравне, верно? Ну...
- Ну вот не хочу я служить, понимаешь? - измученным голосом я перебил своего товарища. - Не хотел и не хочу. Мне такое не по душе.
- Воевать хотя бы мог пойти...
- Не мог я воевать. Помер бы я, как бы бабы жили? Бабка моя с матерью? А, Алёша? - я сделал полшага к нему.
- Выжили бы и без тебя. - он вновь пресёк все мои аргументы - Это ты без них жить не можешь. Сгинешь. Тяжко тебе без бабьей помощи.
- Ни капли!
- Не верю. Вот ты что сейчас можешь? Чем ты сейчас им можешь помочь?
- Я пойду преподавателем. В школу. - ляпнул я, на что получил непонимающий взгляд товарища.
- Преподавателем? - удивлённо и одновременно с усмешкой переспросил Лёша.
- Да! - я сказал это уже менее уверенно, так как задумался.
Как я то преподавателем пойду?...
- Документы нужны, что ты преподавать умеешь. Да и школы у нас сейчас не пользуются спросом.
- Пользуются. Для некоторых пользуются... - я попытался отстаять свою точку зрения. Мол, захотел преподавать, буду преподавать.
- Для некоторых. - он вновь усмехнулся и продолжил меня песочить - И что же ты собираешься преподавать?
- Французский. Или литературу. - я сказал то, что первым пришло в голову - Лучше литературу.
- Ну хоть что-то... - Алёша улыбаясь, помолчал немного, а потом окликнул меня. - Волков.
- М? - за какую то минуту я уже почти продумал то, когда пойду в школу, как буду проситься в учителя и как достойно буду преподавать французский. Или лучше литературу.
- А тебе даже в школу пойти не в чем.
- В смысле?
- А помнишь, Федя, - "Федя" - это значит, что он уже не так сердится - у тебя была рубашка с широкими рукавами? Белая такая, вечно накрахмаленная, из вискозы. И галстук у тебя был, с брошью. А у броши в оправе горный хрусталь поблескивал.
- Рубашку у меня бабка продала. А галстук я сам обменял. На две пачки гречихи...
- Вот. Дорогой у тебя был галстук. И рубашка дорогая. А помнишь, Федя, как мы с тобой на балы вместе ходили? Как кутили? - Алёша заулыбался, вспоминая былые времена. Честно говоря, мне тоже было приятно хотя бы мысленно, хотя бы на пару минут погрузиться в то беззаботное время, когда на душе было спокойно, а перед сном ты был точно уверен что завтра всё будет также, как и сегодня. Нет ни революции, ни войны, ни Белых с Красными. Живёшь себе и живёшь. Размеренно, ни о чём не тревожась и не боясь что в один день у тебя не останется ничего кроме сладостных воспоминаний о прошлом. Не боясь, что в какой-то момент ты узнаешь что твоя вторая половинка нагло тебе врала всё время, изменяя с каким-то капитаном, что исчезнут твои близкие, а власть резко свихнется, сменится и отнимет у тебя и деньги, и крышу над головой.
- Помню... - наконец произнес я, сглотнув комок в горле и улыбнувшись. Неизвестно от чего, мне захотелось улыбаться и в то же время разреветься как малое дитё. Выпустить из себя всю тоску, чувство беспомощности и страх незнания что будет завтра.
- Ну вот. Видишь, Волков? - Алёша посмеялся.
- Ха-ха-ха... - я подхватил его смех, чтобы разбавить напряжённую атмосферу.
- Видишь, Федя, как времена поменялись? - он резко перестал смеяться и я вместе с ним. Про себя я тихонько вздохнул. Всё же он хотел упрекнуть меня ещё в чем-то. - Ни тебе ни кутежей, ни дорогих одежек. Всё. Новая жизнь началась. Раньше ты жил на пенсию своего деда, пару дней назад ты жил на деньги своего товарища, а с сегодняшнего дня тебе придется жить на свои. На честно заработанные средства. Продавай пальто, снимай берцы и тащи на рынок. Тоже продавай. Всё равно ты их не достоин.
- С чего это вдруг? - такого заявления я не ожидал.
- Берцы то небось отцовские? Военные?
Я укусил внутреннюю сторону щеки. По моему выражению лица нетрудно было догадаться что да, берцы военные. Одна пара была у батьки когда он в госпитале лежал, одна мне досталась.
- Во-о-от. - Алёшка пару отщелкнул языком от нёба, издав презирающиее цоканье. - Хочешь, пойди в школу. Просись в учителя. Хочешь вообще стой около проезжей части и играй на своей виолончели. Плевать. Ты всё равно останешься никому не нужным. Мне ты не нужен, Маше не нужен, бабке с матерью ты тоже не нужен. А знаешь, почему?
Нет, я сейчас не выдержу. Я сейчас же пойду домой, лишь бы не выслушивать эти упрёки и придирки. Докучило!
Тем не менее, я вновь спросил:
- Почему?
- Ты, Федя, не никто. Ты просто тряпка.
- Вот спасибо. Это мало того, что я не мужчина, таки я ещё и тряпка. - я поправил шапку, чтобы Алёша увидел мои глаза, надеясь что мой уставший и измученный взгляд заставит его замолчать.
- Так это одно и тоже. Но знаешь, Федь... Ты не просто тряпка.
- Давай, давай, болтай больше, пустослов. - я уже не мог спокойно выслушивать различный бред в свой адрес.
Алёша лишь вздохнул и продолжил:
- Ты тряпка красивая. С кружевами.
Я удивлённо посмотрел на него и тихо усмехнулся.
- А... Как это? С кружевами?
- Говорю ж. Лицо у тебя смазливое. Готов поспорить Маша тебя за него и полюбила. И лишь потом осознала, за какого идиота она вышла замуж.
- Маша меня полюбила за мою харизматичность... И вообще, давай не будем о ней?
- А давай вообще прекратим этот разговор? - он меня одернул и крепко взял за рукав плаща - Говори сразу, сколько денег тебе надо и проваливай. Большое не дам. Хоть помирай с голоду-холоду. Мне наплевать.
Я задумался. А нужны ли мне деньги? И впрямь. Если захочу, я смогу их заработать и сам. Только когда... Меня дома ждут. С деньгами. Но так не хочется в очередной раз показаться перед Алёшкой тряпкой... С кружевами.
- Не надо мне денег... - тихо произнес я и отпрянул от него в сторону двери.
- Что? - он уставился на меня.
- Не надо мне денег, говорю... Сам выкарабкаюсь. - я ступил за порог.
- Ну и замечательно... - задумчиво произнес он и подошёл на полшага ко мне. - Вали. И больше сюда не приходи, ясно? Пока долги все не отдашь, чтобы я тебя не видел. Замечу что к дому идёшь - заберу и пальто твоё, и виолончель, и берцы. На рынок отнесу. Будешь нагим ходить.
- Да-да, я уже понял... - я быстрым шагом вышел на улицу и начал размышлять, поглядывая на звёздное небо. Не такое светлое, как обычно, но такое же завораживающее, каким оно было когда мы с Алёшкой были намного дружнее.
Куда мне идти без денег? А куда пойти за деньгами? Что я бабке с матерью скажу? И правда ли у меня смазливое лицо?
Послышалось, как с громким хлопком захлопнулась дверь, из-за чего я остановился, опустив голову вниз. В г же
Так много вопросов и так мало ответов...