глава 14
Валера стоял около балетного училища, сжав челюсть. Те слова, что сказала Лиза, кажется, будут вечно крутиться повтором в голове. Будут постоянно звенеть в ушах. «Как чудовище.» В горле стоял противный горький ком, Туркин сглотнул, но ком никуда не исчез. Эти слова резали больнее, чем нож. Он же ее защищал, бил тех отморозков, которые посмели ее тронуть и сделать ей больно. Он мстил за ее испуг, за ее синяки, за ее слезы, чтобы знали и боялись. А она оправдывает их, жалеет. Туркина в который раз поразила Лизина доброта. Какие-то парни ее избили, сделали больно, унизили, а она переживает за них. Говорит, что к ним отнеслись не по-человечески. А с ней разве по-человечески поступили? Разве ей не было больно и страшно? Он хотел защитить ее, таким жестоким способом, ведь по-другому он не умеет. В его мире, в его понятиях это был единственный способ. Это закон улицы. За своих горой, а Лиза своя.
Турбо понял: между ними пропасть. Соколова совсем другая. Полностью отличается от него. И эта разница между ними вдруг показалась ему очень заметной. Неужели это все? Все закончится вот так? Одним поступком, который для Турбо был подвигом во имя ее безопасности, чести, а для нее проявлением чудовищной стороны? Туркин больше не будет провожать ее домой и даже эти 15 минут рядом исчезли? Он не хотел этого терять, не мог. Это не просто девчонка с района, а единственный лучик света. Рядом с ней не было Турбо, старшего группировки "Универсам", рядом с Лизой он чувствовал себя просто Валерой. Обычным парнем, без дворовой жизни, у которого свои переживания и мечты.
Он вновь взглянул на здание Дома Культуры, где у Лизы обычно проходили занятия. Взгляд снова острый, цепкий. Туркин жутко злился на светловолосую, на улицу, на тех подонков, что все начали. И в итоге, на весь мир. Хрупкий, почти невесомый мостик, из взглядов, редких улыбок, что он так бережно выстраивал между своим суровым миром и ее светлым, воздушным, вдруг рухнул.
Валера шел домой по знакомой улице, куря очередную сигарету. Он думал, кто мог рассказать об этом Лизе? Как она могла узнать? Ответ пришел быстро. Марат. Но сейчас разбираться Туркину не хотелось, ему ссоры с Соколовой хватило. Завтра Суворов получит свое.
Дома был отец. Турбо удивился, ведь сегодня должна быть ночная смена. Он потянул ручку двери и первое, что бросилось в глаза: чужие туфли, стоящие у порога. Женские, на аккуратном каблуке. Валера все понял. У отца гостья. Он скинул с себя куртку, швырнув ее на вешалку, и поплелся на кухню. Оттуда доносились приглушенные голоса и смущенный тихий смех. На кухне, за столом, покрытым дешевой клеенкой, сидел его отец, Николай Григорьевич и женщина лет сорока с яркой помадой на губах и россыпью ненатуральных кудрей. Они пили чай из маминого сервиза, который доставали только по праздникам. Отец, увидев сына, неестественно оживился. Злость накатила Валеру снова.
– Валера, познакомься, это Инга, коллега с работы, – начал представлять Николай женщину, которая оценивающе, чуть свысока посмотрела на Туркина, – А это мой сын, Валера. Давай, садись, с нами чай попьешь, – отец улыбнулся и в этой улыбке была какая-то надежда. Только на что? Что Валера вдруг превратится в воспитанного сына, сядет за стол и будет мило беседовать?
Турбо стоял в дверном проеме, опираясь плечом об косяк. В горле встал ком брезгливости и дикой, колкой обиды.
– Пожалуй, откажусь, – хрипло говорит парень. Он видел как улыбка на лице отца начала пропадать – Быстро же ты замены находишь, – добавил он, глядя прямо на Николая Григорьевича, прежде чем уйти в свою комнату. Туркин успел увидеть, как лицо мужчины побледнело, а Инга смущенно отвела взгляд, схватившись за свою кружку.
Он понимает, маму не вернуть и отец имеет право на личную жизнь, на женское внимание. Он это понимал, но не может принять. Это рана, которая никак не может зажить, хоть и прошло уже 8 лет. Отец после смерти жены забыл про сына, не обращал внимания. Для Валеры он умер заживо, родителю он не доверял свои переживания, все проблемы решал сам. Отцу после потери было тяжело, но разве Валере легче? Остаться одному в такой момент самое страшное, но Турбо оставили. Наедине со своими страхами, мыслями, ночными кошмарами и непониманием, как жить дальше, когда самый важный человек в твоей жизни исчез. Отец бросил его, не физически, а морально.
Теперь, когда эта боль как будто притупилась, отец вдруг решил вспомнить о своей роли. Привести в дом какую-то коллегу, разыгрывать сценку счастливой семьи за чаепитием. И вот, когда Валере уже исполнилось восемнадцать, и он давно научился обходиться без отцовской заботы, Николай Григорьевич решил поиграть в заботливого папашу.
Эта наигранность и фальшь злила Туркина больше всего. Где была эта забота, когда он, десятилетний мальчик, часами сидел в темноте, боясь выйти из комнаты? Где были эти чаепития, когда после похорон мамы он плакал в подушку, чтобы никто не услышал?
Десять лет – это возраст, когда мир должен ассоциироваться с мороженым, играми во дворе и мамиными пирожками. Для Валеры этот возраст ассоциировался со множеством лекарств и тишиной, которая осталась в их двушке после того, как захлопнулась дверь за докторами в последний раз. Мама. Анна Андреевна. Красивая женщина с густой копной кудрявых волос, которые унаследовал Валера. Ее голос, напевавший что-то себе под нос, пока она готовила, ее смех, который мог прогнать любую хмурь. Человек с добрым сердцем. С сердцем которое просто остановилось. Не автомобильная авария, не старость, а коварная болезнь, которая забрала жизнь еще у молодой женщины.
Туркин помнил момент, когда он стоял у гроба, смотрел на бледное лицо матери. Не понимал и не верил. Как его мама могла оказаться там? Отец, Николай Григорьевич, рабочий завода, словно окаменел. Не плакал, не кричал, просто ушел. Ушел с головой в работу, в бесконечные смены. На Валеру он смотрел сквозь пелену собственной боли, словно видя в сыне лишь напоминание о потере. Что уж говорить, сын был похож на нее. На его Аню.
Вопросы дома свелись к односложным: «Уроки? Поел? Оценки какие? Деньги нужны?» Ответы на них Туркин уже знал наизусть. Между отцом и сыном выросла стена, которая уже никогда не сдвинется.
Валера нашел свое утешение в группировке, куда вступил в 14 лет. Здесь его замечали. Старшие, авторитеты, заметили его "потенциал" и Валеру тянуло, словно магнитом. От скорлупы, до старшего супера. Теперь на районе его уважают и знают. Отец сначала ворчал на постоянные ссадины и сигареты в комнате. Пытался читать нотации, но сделать ничего не мог. Его авторитет был потерян. Валера погружался в эту жизнь все глубже и в итоге погряз в этом. Не может выбраться, хотя знает, что хорошего конца здесь не будет. Истории других заканчивались примерно одинаково – тюрьма либо кладбище.
Но главным страхом было не это, его главный страх – это одиночество. Пацаны его слушают, выполняют поручения, он вымещает всю боль и злость в драках, а если он уйдет, то всего этого не будет. Останется только тяжелое одиночество. И этого он боялся больше всего.
Лежа на кровати, Турбо слышал приглушенные голоса с кухни, потом скрип стульев, шаги и щелчок входной двери. Гостья отца ушла. В квартире вновь мертвая тишина, слышно лишь тиканье часов. Валера ждал, ждал, что отец постучится в комнату, попробует поговорить, наконец-то объясниться и возможно извиниться. Но этого не случилось, Туркин слышал удаляющейся шаги, а потом скрип двери в родительскую спальню.
Перевернувшись на бок, Валера зажмурился, пытаясь заснуть и не думать об этом. Он Турбо, он сильный, ему не до слез.
Ночью ему снова снилась мама. Не смутный образ, а ярко и отчетливо. Она стояла на кухне у плиты, спиной к нему, и напевала тихую песенку себе под нос. Легкий ветерок из окна играл с густыми кудряшками. Пахло выпечкой и мамиными цветочными духами. Валера хотел окликнуть, подойти, обнять ее, но не мог пошевелиться. Мог только смотреть. Анна Андреевна обернулась, улыбнулась своей доброй, светлой улыбкой, и тогда Туркин проснулся. В комнате было темно, тихо и пусто, а на щеке высыхала соленная слеза.
Утром Валера проснулся в плохом настроении. Вчерашняя ссора с Лизой, ее испуганные глаза и гостья отца. Все шло наперекосяк. Сегодня они идут мстить. За смерть Ералаша. Валера наконец-то сможет выместить всю скопившуюся злость и может станет легче. Выйдя на кухню, Турбо обнаружил только завтрак в сковородке, отец ушел на работу пораньше, видимо не хотел контактировать с сыном. Этот жест одновременно и забота, и трусость.
К еде он не прикоснулся, выпил стакан воды и снова на улицу. Холодный зимний воздух не приносил облегчения. Туркин шел уже по привычному маршруту. Дворы, старые детские площадки. И тут, вдалеке он заметил знакомый силуэт, от которого внутри все сжималось. Лиза. Шла по направлению к школе. Ее знакомое светлое пальто и шарфик, в который она как обычно закутывалась от холода. Турбо видел как ветер играется со светлыми волосами, а ведь он не может к ней подойти , проводить, она его боится. От этого на душе было тяжело, горько.
Качалка была полупустая. Вся скорлупа еще в школе. Турбо выкурил одну сигарету и подошел к боксерской груше. Сначала не такие сильные удары, разминка, а потом навязчивые мысли взяли вверх. Он лупил грушу, будто это злейший враг. Перед глазами бледное лицо отца, яркая помада незнакомки, испуганные глаза Лизы. Он бил грушу, вкладывая в каждый удар всю свою злость. Ему не доставало Лизы. Он уже так привык почти каждый вечер идти к Дому Культуры, провожать Соколову до дома, а сейчас это испарилось. Этот лучик света погас. Он не имеет права к ней подходить. Она выбила его из колеи.
Спустя 15 минут гнев начал отступать, удары стали слабее, реже. Туркин, весь в поту, тяжело дышал, уткнувшись лбом в шершавую кожу боксерской груши.
– Что случилось? – раздался знакомый картавый голос сзади. Зима. Турбо обернулся, – Чего ты так сильно грушу колотишь? На что злишься? Рассказывай, – говорит Вахит, садясь на один из тренажеров. Лысый парень достал пачку сигарет и одну из них вручил другу. Туркин снова закурил, глубоко затягиваясь, чувствуя как дым обжигает легкие.
– Жизнь, Зима, к черту летит, – хрипло начинает Турбо, глядя куда-то в пол, – С Лизой поссорились. Она узнала, что те козлы в больницу попали из-за меня и...испугалась, – делая очередную затяжку, сказал Валера, – Теперь и близко к себе не подпустит. Я ее честь защищал, мстил, а она? Их защищает, переживает за этих тварей, –
– Ну, ты погоди. Ты же сам мне говорил, она девушка не из нашего круга, – пытался объяснить Вахит. Он впервые видел, как его друг переживает из-за ссоры с какой-то девушкой, с которой они даже не в отношениях, – Лиза не за них переживает, поверь. Она за тебя боится. Вдруг те отморозки заявление в милицию накатают? Вот она и переживает, что с тобой из-за этой истории что-то случится, – Вахит помолчал, давая Турбо обдумать все сказанные слова, – Дай ей время, недельку, пусть остынет, обдумает все, а потом объясни нормально. Глядишь, и не прогонит тебя, – повисла тишина. Туркин думал над словами друга. Лизе надо дать время.
– Может ты и прав. Спасибо, Зима, – ответил Турбо, пожимая руку Вахиту. Валера был благодарен судьбе за такого друга. Они вступили с ним в группировку в одно время, оба одного возраста, так и нашли общий язык. За все это время произошло многое, но они все равно дружат. Зима впервые видел друга таким. Как он о Лизе ему рассказывал, с нежностью, которая для Турбо не свойственна. Понимал, что что-то зреет в душе Валеры, глубоко внутри, но он сам еще не осознает, а возможно отчаянно отталкивает это чувство, ведь Туркину это все чуждо, незнакомо.
– Обращайся, а потом, когда помиритесь, ты ее сюда приводи, с Надькой познакомим, вдруг подружатся, – говорит Зима, голос звучал тепло, а в ответ Валера кивнул. Мысль о том, чтобы привести свою тихую, замкнутую балерину в этот шумный мир, одновременно и пугала и манила его. Надя – возлюбленная друга. При одной мысли о ней лицо Зимы непроизвольно расплывалось в улыбке. Они познакомились на дискотеке. И если Лиза была похожа на хрупкую фарфоровую статуэтку – молчаливая и стеснительная, то Надя была полностью противоположна Лизе. Надька очень энергичная, яркая, найдет общий язык с любым, постоянно веселая, смеется, так сказать, девушка–зажигалка. Копна рыжих волос и россыпь веснушек на лице. «Солнце в человеческом облике» Так думал о ней Вахит. Мысль о дружбе Лизы и Нади давала надежду Валере. Вдруг это поможет побороть скромность и зажатость его балерины.
К обеду в подвале началось оживление. Уроки заканчивались, а значит и вся скорлупа отправлялась в качалку. В помещение зашел Марат. Виновник торжества. Если бы он вчера не растрепал Лизе о "героическом" поступке Турбо, может, все бы сложилось иначе. И сейчас бы Соколова не боялась. Суворов вошел веселый. Попутно что-то рассказывал своему сверстнику Андрею.
Валера не спеша поднялся и подошел к Марату. Паренек еще не успел понять, что происходит, как в нос прилетает резкий, четкий удар.
– За что? – хрипит Суворов от неожиданности,инстинктивно хватаясь за нос, из которого потекла кровь.
– Чтоб в нос не в свои дела не сувал, – твердо ответил Туркин, – И больше ни слова Лизе о моих делах, понятно? Иначе в следующий раз одним носом не отделаешься, – в подвале повисла тишина. Все замерли, понимая, что это не было наказание за болтливость, это было предупреждение всем. Турбо хмуро осмотрел присутствующих, как бы говоря, что его балерину не трогать.
Время шло медленно, но момент мести настал. Сейчас "Универсам" идут мстить за умершего Ералаша. За мальчика, который не успел толком увидеть жизнь в свои 14 лет. Его нашли на остановке. Избитого до неузнаваемости. Вместо лица кровавое месиво, ребра были переломанными. И за это придется заплатить.
Все звуки шли фоном. Турбо слышал шаги и стук собственного сердца. Сейчас он шел мстить за друга, он сможет наконец-то выпустить злость, которая уже несколько дней разъедала изнутри.
Группа парней разного возраста подошла к месту, где обычно собирается "Хади Такташ"
Никаких слов, предупреждений и выяснений, кто прав, а кто виноват. Все произошло быстро. Началась не драка, а побоище. Крики, звуки ударов и хруст костей. Валера сильно бил врага, сейчас в голове было пусто. Он ничего не видел. Туркин двигался уже систематично, уворачиваясь от ударов, были драки и похуже. Его собственная боль была глубже, и заглушить он мог ее только так. Причиняя боль остальным.
Внезапно резкий свисток. Менты. Кто-то уже успел вызвать, видимо прохожие. Драка остановилась так же мгновенно, как и началась. Обе группировки, которые были разорвать друг-друга, были охвачены общей паникой. Вдруг поймают. Все бросились врассыпную, пытаясь скрыться. Кого-то успели поймать, но Турбо смог убежать, вместе с ним еще пару пацанов.
Валера тяжело дышал, руки были в чужой крови, нос и губа, вновь разбиты, а костяшки пальцев побиты. Адреналин начал отступать и пустота в голове начала заполняться мыслями содеянного. Туркин сделал это, выпустил злость, отомстил. Снова. Но отомстил ли он? Лиза теперь боится его именно из-за этого, за месть, а только что он сделал то же самое. Турбо одержим. В голове пронеслись знакомый голос и два слова. «Как чудовище»
Неделя, которую Валера дал Лизе, чтобы она "остыла" тянулась мучительно и неестественно медленно, время растягивалось в вечность. Каждый день был похож на предыдущий: серый и унылый. Почему Туркину так не хватает балерины? Что она сделала с ним? Чем она, такая тихая, не от мира сего, сумела так зацепить его. Он жаждет общения с ней, он снова хочет почти каждый вечер идти к Дому Культуры, чтобы встретить и проводить ее. Поговорить с ней хотя бы 15 минут. Она зацепила его своей непохожестью на всех. Ее мир был выстроен из других, незнакомых ему деталек: из грации, музыки, тишины, нежности. К ней тянуло, словно растение к солнцу. Ему не доставало Лизы, а из-за этого не доставало чего-то в самом себе. Он понял, как сильно привык к ней. Привык к этим редким, но такими ценными минутам рядом. К ее тихому голосу, к ее смущенной улыбке, к тому чувству покоя, которое она дарила ему одним своим присутствием. Сейчас этого не было. И он с тоской осознавал, что ему не хватает не только ее, но и себя. С ней он забывал про разборки и необходимость постоянно доказывать свою силу.
Все это время он пытался сбежать от самого себя, загнать себя работой в зале до изнеможения, чтобы потом сил не оставалась ни на что, кроме сна. Пацанские дела, тренировки. Адреналин накатывал. ярость кипела. Туркин приходил в качалку, колотил грушу, доводя себя до седьмого пота. Но стоило остановиться, перевести дух, отвлечься от всего этого, как она возвращалась. Ее образ снова появлялся в мыслях, ее испуганные глаза, дрожащие руки. Это воспоминание жгло изнутри. Турбо ловил себя на том, что может искать ее в толпе школьников, которые шли мимо. Когда видел девушку с похожей фигурой или светлыми волосами, сердце замирало, но это была не она. Мир вокруг будто потускнел, потерял свои краски, выцвел.
Валера злился на себя за эту слабость и тоску. Он не должен зависеть от какой-то девчонки. Внутренний голос говорил, что нужно собраться и Турбо пытался слушать, пытался вернуться в привычное русло, где была жестокость, драки, холодность, сила. Но это был уже не тот прежний Туркин. Тот, прежний, уже забыл каково это чувствовать тепло другого человека, видеть в его глазах не страх, а понимание и потом терять его. А сейчас вспомнил.
Последний раз такое было 8 лет назад. После смерти мамы. Тогда из его мира тоже пропали краски, тепло, погас весь свет, оставляя после себя только холодную, давящую пустоту. И сейчас, как бы он не пытался отгонять эти мысли, но история повторилась. Туркин снова терял тот свет. По ощущениям было больнее, ведь на этот раз он нашел сам этот свет, приблизился и уже привязался. Начал верить, что так может быть всегда. И теперь эта потеря ощущалась как свежая рана. Он сам, своим жестоким поступком, отпугнул ее. Оттолкнул тот самый лучик. Но ведь он хотел защитить ее.
Валера понимал, что просто ждать бессмысленно. Лиза боится, она заморожена этим страхом и сама не подойдет. Ему нужно действовать, взять ответственность, но как? Как заставить ее снова смотреть без испуга в глазах? Как доказать, что он не чудовище. Как снова, выстроить тот хрупкий, почти невесомый мостик доверия между их такими разными, казалось бы, несовместимыми мирами. Пусть даже по одному кирпичику, даже если это займет всю жизнь, он готов. Лишь бы снова увидеть эту улыбку.
Туркин четко решил, что поговорит с ней. Скажет всё как есть. И нет на свете ничего окончательного.
Наконец-то настал этот день. Утро выдалось морозным, но солнечным. Вечером он поговорит с Лизой. Сегодня в 19:30 у нее закончится занятие. Валера лишь надеялся, что она его не прогонит, даст все объяснить. В эту неделю возникали ядовитые, надоедающие мысли. Туркин с содроганием думал, что, может она и рада, что он исчез из ее жизни. Что ее мир снова стал безопасным, без него.
Вечером стало холоднее, так и еще снег пошел. Колючие снежинки падали на воротник его кожаной куртки. Мороз щипал щеки, но Туркин этого не замечал, был погружен в себя. Шел к балетному училищу, куря сигарету. Там он занял свой привычный пост у фонарного столба и ждал. В голове проигрывали возможные сценарии их встречи. Что он ей скажет, как она отреагирует, испугается или даст шанс?
Время до окончания занятия тянулось невыносимо медленно. Каждая выходящая из училища девушка, заставляла вздрагивать. Он чувствовал себя настолько уязвимым, как никогда прежде. Такого чувства не было даже в жестоких драках, а тут он каждой выходящей девчонки шарахается. Он ждал ее.
На часах уже 19:40 и из училища начали выходить группы девушек, весело болтая о своем. И вот, наконец-то показалась она. Его балерина. Лиза шла одна, закутавшись в свой светлый шарфик и с балетной сумкой через плечо. Она казалась такой же хрупкой, как и в день их ссоры. Увидев ее, Валера почувствовал, как внутри что-то сжалось. Радость от того, что он наконец-то ее увидел, но одновременно и страх.
Лиза еще не заметила его, сделала пару шагов, вдоль расчищенной дорожки. И тут он набрался смелости, нужно это сделать сейчас, а не оттягивать. Туркин делал несколько шагов к ней, чтобы Соколова заметила его.
– Лиза, – произнес он ее имя. Голос прозвучал тише, нежнее, почти переходя на шепот.
Она вздрогнула, как будто током ударило. Лиза инстинктивно сделала шаг назад, сжимая ремешок сумки. В глаза было сначала удивление, а потом уже до боли знакомый испуг. Турбо видел этот страх, но он не отступил. Просто стоял, давая ей возможность осмотреться, понять, что никакой угрозы нет.
– Лиза, – повторил он, чуть громче, но так же мягко, – Нам нужно поговорить. Всего несколько минут, пожалуйста, – тихо говорит Валера, видя как Лиза слегка расслабилась. Он смотрел на нее, пытаясь передать свое раскаяние.
Она не отвечала. Стояла как вкопанная, все так же сжимая сумку. Ее взгляд бегал по его лицу. Воздухе между ними повисла напряженная тишина. Это был его последний шанс и он понимал, что сейчас решается все.
мой тгк turboxzw все новости о выходе новых глав будут там🫶🏻