6 глава
Руки дрожат то ли от холода, то ли от страха. Медленно шагаю по каменистому берегу, вздрагивая от каждого шороха, и молюсь о двух противоположных вещах. Пусть Елисей будет там, чтобы я могла завершить план, и пусть его уже там не будет, чтобы я вернулась к Кате не проиг-равшей, а всего лишь невезучей. Добираюсь до места про-исшествия и не вижу никого живого. Мертвых, на мое счастье, тоже нет. Поджимаю губы, глядя на террасу, наверное, Елисей уже вернулся в кафе. Так жаль, что от улыбки сводит щеки, а сковывающий страх уступает место облегчению. Поднимаю взгляд, звезды подмигивают мне мягким сиянием. Давненько я уже не видела такого чистого ночного неба. За спиной раздается треск сухой ветки и звонкий стук гальки. Резко оборачиваюсь и всматриваюсь во тьму за ветками ив:
- Кто здесь?
Ответа нет, а вот плохое предчувствие есть. Шагаю в сторону, не сводя глаз с деревьев. Мы ведь не триллер разыгрываем, а романтическую комедию, верно?
- Там кто-то есть? - Голос становится до противного высоким.
Зловеще завывает ветер, пронзая тело холодным поры-вом, и сердце сбивается с ритма, принимаясь яростно колотить в ребра. Нет, нет, нет. Стоит успокоиться и подумать логически. В призраков я не верю, значит, это может быть кошка или птичка. Собираюсь подойти ближе, но тут же передумываю. Все фильмы ужасов начинаются именно так: слышится шум, глупый герой идет проверять, что там про-исходит, и его съедает жуткая зомби-жаба. Вытаскиваю из стаканчика кубик льда и кидаю его вперед. Он исчезает из виду, а тишину убивает злой и уже хорошо знакомый голос:
- Черт! Да ты издеваешься!
- Елисей? - хриплю я.
- А ты решила прикончить в этом месяце кого-то еще?
Шумно выдыхаю, стискивая в пальцах ледяной стакан.
Кинуть бы его в голову этому ниндзя, я тут чуть инфаркт не схватила.
- Ты что, прятался от меня?!
- Пытался, - вздыхает он и выходит из укрытия, прижимая ладонь к лицу.
- Ты меня напугал!
- И за это ты решила выбить мне глаз?
- Я...
- Случайно, - перебивает он жестко. - Я догадался.
Вот тебе и подлатала раны герою. Никакой романтикой и не пахнет: я в ужасе, а он бесится. И что теперь? Обязательно нужно было прятаться? Сидел бы на свету, ничего бы не случилось! Что там говорила Катя? Быть взволнован-ной, проявить заботу.
- Я принесла лед, чтобы... - Чтобы насыпать мне за шиворот, видимо. Случайно, конечно же, - говорит Елисей, потирая ушиб, и опускает руку.
- Нет, я...
- Лана, я уже все сказал. Пожалуйста, перестань.
- Вообще-то, я волновалась за тебя! - топаю ногой, лед в стаканчике подпрыгивает и возвращается назад с быстрым перестуком.
- Не стоит, - невозмутимо отвечает Елисей.
- Да как ты можешь?! Булыжник бесчувственный!
- Это все?
- Нет, не все!
Преодолеваю расстояние между нами и прижимаю стакан со льдом к его левой щеке:
- Подержи!
Елисей напряженно выдыхает и перехватывает стакан:
- Можно и полегче, помощница, ты делаешь только хуже.
- Я была бы нежнее, если ты не вел бы себя как рыба-еж в жуткой депрессии после кефира и зеленого яблока, - бубню я, роясь в сумке.
- Ты сама поняла, что сказала?
- Почти.
Открываю пачку салфеток, достаю одну и обхватываю запястье свободной руки Елисея. Ток пронзает подушечки пальцев, вызывая дрожь, движения теряют ловкость и легкость,
но я осторожно прохожусь влажной тканью по покрасневшим костяшкам. Его кожа такая холодная...
- Я уже вымыл руки, - отдергивает ладонь Елисей.
Чувствую его раздражение, колючей щеткой царапающее грудь. Хочется провалиться сквозь землю, чтобы вынырнуть на другой стороне Земного шара и крикнуть:
«Катя-я-я! Твой план не работает!»
- Где ты их вымыл? - спрашиваю я скованно.
- В реке.
Резко вскидываю подбородок и распахиваю глаза:
- Совсем ненормальный?! А чего сразу в унитаз не оку-нул?! Знаешь, сколько в речной воде всяких палочек?!
- И где же я так провинился? - устало спрашивает Ели-сей.
Он возвращает мне стакан, выхватывает упаковку салфеток и тщательно вытирает руки, грозно глядя исподло-бья. Осторожно протягиваю ему пузырек антисептика, натянуто улыбаясь. Видишь, генерал, я забочусь о тебе, прими это с благодарностью. Он выдавливает гель на ладони и растирает его, взбешенно сжимая губы.
- Довольна?
Как ему сказать? Не очень... Я должна быть его спасе-нием, а не наказанием.
- Неплохо бы услышать спасибо.
- Спасибо? Спасибо?! Ну, спасибо тебе, Лана, за то, что никогда не делаешь то, о чем тебя просят! Кажется, я его довела. Стыдливо опускаю голову, кусая щеку изнутри. А где же милый разговор под звездами? Сму-щенные взгляды, переход на новый уровень доверия?
Думай, Лана. Думай! Растерянно качаю головой и развожу руками:
- Но...
- Я сказал не поднимать шум, а что сделала ты? Вывела всех на террасу! За это я должен тебя благодарить? За то, что ты сделала все наоборот?!
- Их было много! Я хотела помочь!
- Я похож на того, кому нужна помощь?!
- Не кричи на меня!
Елисей ведет подбородком в сторону, напрягая шею.
Под бледной кожей пульсируют жевательные мышцы. Он замирает на несколько секунд, а после возвращает себе холодное равнодушие:
- Ты можешь просто оставить меня в покое?
- Не могу, - отвечаю я, не задумываясь.
- Это шутка?
- А тебе смешно?
Елисей угрожающе наклоняется вперед:
- Ты видишь улыбку на моем лице?
Он что, пытается меня напугать? Признаюсь, выглядит действительно жутковато, но сходство с моментом из фильма «Темный рыцарь» меняет эффект с точностью до наоборот. Зеркалю жест Елисея, приближаясь к его лицу:
- Хочешь знать, откуда эти шрамы? Мой папаша... - Ты ненормальная, - глухо шепчет он, отклоняясь.
- Ты первый начал.
- Лана, просто уйди, ладно? Возвращайся на тусовку и не смей больше подходить ко мне.
- Вряд ли это возможно.
- Почему?!
- А вдруг ты мне нравишься?!
Трудно сказать, кого из нас больше шокирует мое заяв-ление. Закрываю рот, лоб печет от ментальной затрещины, которую я мысленно отвешиваю сама себе.
- Потрясающе, - сдержанно кивает Елисей. - И что мне делать с этой информацией?
- Это всего лишь предположение, а не достоверный факт.
- Ничего глупее я в жизни не слышал.
«Сам тупой!» - злюсь я мысленно.
- Лана, давай сделаем вот что: ты сейчас уйдешь и забу-дешь об этом разговоре. Обещаю, что сделаю то же самое.
- Нет! - твердо заявляю я, не желая сдаваться.
- Что значит «нет»? - грозно переспрашивает он, шагая ближе. - Признавайся, ты пила?
- Я не пью.
- Значит, сама по себе такая неадекватная?
- Нормальная я! Неужели так сложно поверить, что я испугалась за тебя?! Что мне не все равно?!
Между нашими носами всего пара сантиметров. Прохлада исчезает, и тело погружается в горячую смолу необычных ощущений. Гнев и паника, интерес и смятение.
Чувства мечутся, меняясь друг с другом, и я уже не пони-маю, где игра, а где реальность.
Елисей медленно отстраняется, тряхнув волосами.
Челка падает на глаза, и он поворачивается в сторону лест-ницы, готовясь к побегу. Это полный провал, но у меня есть еще несколько секунд эфирного времени.
- Ты встречаешься с Настей?
- Нет.
- С другой девушкой?
- Нет.
- С парнем?
Елисей сжимает ладонями шею, запрокидывая голову.
- В этом нет ничего такого, я не осуждаю...
- Лана, мне нравятся девушки, просто ты не одна из них.
Слова кажутся такими горькими, словно сгоревшая гренка, политая соусом чили. Провал в кубе, и вряд ли уже можно что-то исправить. Пустота разъедает грудную клет-ку, руки опускаются. Моя решительность утекает сквозь кончики пальцев и развеивается по ветру.
- Я правда хотела помочь.
- А мне правда это не нужно.
Смотрю на удаляющуюся спину Елисея и жду, когда он отсалютует мне на прощание, но этого не происходит. Провал в десятой степени, на этот раз я точно проиграла. Катя молчит всю дорогу от кафе до перекрестка, где мы обычно прощаемся, перед тем как разойтись по домам.
Останавливаемся у пешеходного перехода, машин нет, но красный сигнал светофора никто не отменял. Искоса поглядываю на опечаленную подругу и подступаю ближе:
- Кать, мне жаль...
Она хлопает ресницами, чуть вздрагивая, и переводит на меня взгляд:
- О чем ты?
- Прости, что провалила эксперимент.
- Он еще не окончен, - она упрямо качает головой.
- Но...
- Лана, все нормально. Во всех экспериментах бывают неудачи, ничего страшного. Мне нужно проанализировать сегодняшний опыт и обдумать следующий шаг, а пока мы уходим в затишье.
- Перед бурей? - невесело хмыкаю я.
- Именно! - щелкает пальцами Катя, указывая на меня. - Не переживай, мы его дожмем.
- Я никогда ему не понравлюсь.
- Ты уже ему нравишься, просто он еще не знает об этом.
Слова подруги зажигают маленький бенгальский огонек внутри, и его искорки рассыпаются по телу легкой щекот-кой. Что это? Неужели он мне и правда?..
- Ну все, мне пора, - Катя порывисто обнимает меня и выбегает на дорогу. - Не кисни, ладно?! К понедельнику у меня будет готов новый план!
- Ладно! - машу ей рукой на прощание. - Будь осторожна и напиши, как доберешься домой!
- Хорошо, мамочка! Пока, пока!
- Пока... - едва слышно отвечаю я и шагаю дальше по улице.
Ветер, словно наказывая, поднимает пыль с обочины и бросает в меня. Застегиваю куртку и складываю руки на груди, чтобы сберечь тепло, но это не помогает. Холодная осень ступает следом, а во мне будто включается кухонный комбайн. Стоит подумать о чем-то, как мысль тут же измельчается острыми ножами и превращается в болезненную пустоту. Ускоряю шаг, но как только добираюсь до своего двора, замедляюсь. Толстые клены роняют на землю бурые листья, ветер стихает, не в силах пробиться сквозь старые кирпичные многоэтажки, а у моего подъезда стоит высокая фигура, пряча руки в задние карманы джинсов.
В мыслях мелькает дурная идея спрятаться и подождать, пока путь не станет чист. У меня нет настроения для нового разбора полетов, я слишком опустошена и расстрое-на, чтобы вспороть еще и старую рану рядом со свежим порезом. Меняю направление движения, прикидывая место, где можно укрыться, и с осторожностью поглядываю на вечернего гостя. Сева пинает носком кроссовки мелкие камешки, вышагивая из стороны в сторону, и оглядывает-ся. Что я делаю? Неужели у меня уже мозг потек от этих книжных правил, раз я собралась играть с ним в прятки? Выхожу в свет фонаря, собирая по крупицам остатки сил. Сева поднимает голову и, поймав меня взглядом, вытаскивает руки из карманов. А он подрос, да и в плечах стал внушительнее. Над бровью красуется свежий розовый шрам, а в светло-зеленых глазах виднеется сожаление вперемешку с беспокойством.
- Привет, - тихо говорит Сева.
- Да уж виделись сегодня.
- Так и знал, что ты злишься, - слабо улыбается он.
- Тогда зачем пришел?
- Хотел поговорить без свидетелей.
- Поговорить? А чего еще пару лет не подождал? - с тихой злостью отвечаю я. - И откуда ты знаешь, где я теперь живу?
- Твоя мама сказала моей, и...
- Ясно, - обрываю его я.
Получается, он знал и о разводе родителей, но так и не объявился ни разу, чтобы хотя бы поинтересоваться, как я?
Хороший друг.
- Лана... - печально вздыхает Сева. - Я...
- Ты, Сева. Ты, - киваю я, напряженно усмехаясь. - Ты прекратил наше общение, просто взял и исчез, а теперь хочешь о чем-то поговорить?
- У меня не было выбора. Ты же знаешь, что нашим школам запрещено...
- Даже слушать это не стану. Хотите заниматься ерундой и играть в противников? Пожалуйста, но без меня. - Без тебя? - Он вскидывает светлую бровь. - Сегодня ты была в центре событий и показательно выбрала сторо-ну.
- А чего ты ждал? Что я вас прикрою, помогу?
- Что ты не станешь вмешиваться.
Ток пробегает вверх по позвоночнику и ударяет в голову так, что из глаз едва не сыплются искры. Отчего все решили, что могут раздавать мне приказы?
- Пока, Сева.
Дергаюсь к двери, но он успевает схватить меня за руку чуть выше запястья:
- Прости. Я не это имел в виду.
Его голос такой же нежный, а прикосновение осторож-ное и трепетное. Сердце реагирует привычно, словно и не было нескольких месяцев нервирующей тишины. Но разум помнит: они были, и теперь я знаю причину, даже не задавая наводящих вопросов. Правда, один все-таки есть.
- Если тебе запрещено общаться со мной, то что ты здесь делаешь?
- Хотел убедиться, что ты в порядке.
- Мог бы просто написать.
- А ты бы ответила?
Выкручиваю руку, освобождаясь от захвата, и оборачи-ваюсь. Взгляд упирается в его губы, тепло поднимается от груди к лицу. Я мечтала о нашем поцелуе весь прошлый год, представляла, как это будет. Что Сева позовет меня наконец-то на свидание, мы прогуляемся по парку, сьедим
большой рожок мороженого на двоих или выпьем горячий шоколад в кафе, а после он проводит меня домой и...
- Лана, мне жаль, - говорит Сева, шагая ближе.
Останавливаю его, упираясь ладонью в грудь, и опускаю голову:
- Мне тоже.
- Я хотел написать...
- Но не сделал этого.
Мы стоим так близко, сердце оживленно колотится, заглушая завывание ветра. Я скучала, нуждалась в его под-держке, но... быть в банде командующего для него, очевид-но, важнее. Земля дребезжит под ногами и расползается широкой призрачной трещиной.
- Не стоит тебе нарушать правила, друзья не одобрят.
- Они не узнают.
- Я не буду играть в эти игры. Спасибо, что волновался, но я в полном порядке. Не приходи больше и не пиши.
- Вот так, значит?
- А ты рассчитывал на другой исход? - с колючим удивлением спрашиваю я. - Ты ведь знал, что нравишься мне, а я знала, что это взаимно, но мы никогда не обсуждали про-исходящее между нами. Притворялись друзьями и общались только в переписках, потому что тебе так было удобно. Ты ведь всегда хотел попасть в верхушку гимназии, а с девушкой из тридцать третьей это было бы проблематично, да? Сева подавленно опускает взгляд, и я чувствую нестер-пимое жжение в глазах от собственной правоты. Вот теперь точно все, на сегодня с меня хватит.
- Ты сделал свой выбор, и я его принимаю. Все нор-мально, Сев, иди к друзьям. И не нужно больше беспокоиться обо мне, с этим отлично справляются другие.
- Например, Елисей? - с отрезвляющей жесткостью спрашивает он.
- С чего ты взял?
- Мне показалось, что между вами что-то есть.
- Перекрестись.
- Лана, лучше держись от него подальше.
Истерический смешок вылетает изо рта, холод бьет по зубам и языку, но вспыхнувший огонь ему не затушить.
- Это тебе стоит держаться от него подальше! О чем ты только думал, вступая в банду?! Понравилось сегодняшнее шоу?! Хочешь встать на место Ярового?!
- Он идиот.
- А ты, конечно, умнее! - раздраженно встряхиваю волосами.
- Когда я стану командующим, все будет по-другому.
Никакой вражды, никаких драк, и никакого запрета на общение, - сквозь зубы цедит Сева.
Теперь в нем нет и следа от забавного парнишки, который так нравился мне, одна лишь жажда признания и вла-сти. Да кто это такой? - Сева, для этого достаточно послать их всех куда подальше и делать то, что хочешь ты сам. Они не могут тебе приказывать.
- Конечно, могут! Они могут все!
Вздрагиваю от его резкого тона, и часто хлопаю ресницами в такт сердечному ритму. Сева набирает полную грудь воздуха и медленно выдыхает, вновь подступая.
- Лана, я хочу все это изменить, и если ты мне помо-жешь...
- Я?
- Да, именно ты. Чтобы стать новым командующим, нужно заслужить доверие предыдущего, а значит, решить его главную проблему.
- И какая у вашего командующего главная проблема?
- Елисей.
- Погоди... - хмуро произношу я. - Ты пришел, чтобы попросить меня подставить собственную школу?
- Не школу, а только...
- Да какая разница?!
Мышцы на ногах напрягаются, готовясь к пробежке по лестнице. Почему я вообще должна все это выслушивать?
Размечталась тут, что Сева соскучился и пришел ко мне повидаться, а он решил просто воспользоваться ситуацией, чтобы продвинуться на ступеньку выше в этой дурацкой школьной иерархии! Тяжело дышу, к горлу подкатывает горечь от рвущихся наружу неприличных слов, но я вдруг остываю, вспомнив одно важное правило, которое отметила для себя за последние несколько недель. И оно отнюдь не книжное.
Спокойствие - лучший друг величия.
- Сева, я никому не скажу о нашем разговоре, но больше с ним ко мне не подходи, - холодно говорю я и отхожу к двери, держа спину идеально ровно.
В последнюю секунду, не удержавшись, проделываю коронный жест Елисея - прикладываю два пальца к левому виску и салютую на прощание бывшему другу. Надеюсь, это смотрелось так же круто, как и в оригинале.
Будь я настоящей книжной героиней, то наверняка бы запрыгнула на подоконник с чашкой горячего чая, обмота-лась клетчатым пледом и думала о любви, прислонившись лбом к холодному стеклу, но вместо этого... включаю треп в наушниках и принимаюсь мыть посуду. Одно лишь сход-ство: думаю я все о той же любви. Точнее, о том, что она с нами делает. Родители любили друг друга и все равно раз-велись. Получается, даже у волшебного чувства есть слабые места. Это не каленое железо, а хрупкое стекло, и чем сильнее давление, тем больше вероятность, что оно рассыплется в мелкую крошку. Мама и папа были столько лет вместе, а потом все закончилось. Случилось это момен-тально или рушилось на протяжении какого-то времени, я не знаю, но то, что вижу, сильно разочаровывает. Кто-то из пары непременно должен страдать? Решение не бывает обоюдным? Или страдают оба, но по-разному? Больше тот, чьи чувства сильнее, или тот, кто боится что-то изменить? Ставлю последнюю вымытую тарелку в стопку и хватаю
сухое полотенце.
Я была влюблена в Севу, а может, и до сих пор влюбле-на, трудно сказать. Его сообщения заставляли сердце биться чаще, а редкие встречи замерзали в ледяных глыбах памяти, которые не растопить временем. Даже сегодня, когда он озвучил свою идиотскую просьбу и я разозлилась, чувства никуда не делись. Стоит посмотреть сквозь прозрачный слой замерзшей воды на один из моментов, как тело охватывает приятная нега, а душа озаряет светом улыбки внутренний мир. Это воспоминания о чувствах или настоящие чувства? Почему кто-то с легкостью отказывается от близких людей, а кто-то сгорает в угольках тлеющей любви? Почему на уровне мысли нельзя разорвать связь с тем, кто, очевидно, обижает тебя своими поступка-ми?
Закрываю кухонный шкафчик и плетусь в спальню.
Папа спит на диване в гостиной, лежа на спине и раскинув руки в стороны. Сквозь громкий бит не слышу ничего, но вижу, как дрожат его раскрытые губы и горло. Подхожу к окну и открываю форточку, свежий воздух прочищает ноздри от неприятного душного запаха алкоголя. Бросаю взгляд на отца и мысленно говорю ему: «Ты справишься. Я рядом. Все будет хорошо».
Уже лежа в постели, запускаю игровое приложение, сообщение в чате разгоняет сердце на максимум.
Ребуська: «Ты снова пропала! *рассерженный смайлик*»Не тот собеседник, которого я ожидала, но так даже луч-ше.
Тоби: «Реальная жизнь меня не отпускает»
Ребуська: «Что там может быть интересного?»
Тоби: «Ты когда-нибудь страдала от безответной люб-ви?»
Ребуська: «Актеры, музыканты и нарисованные мужики считаются? *смеющийся до слез смайлик*»
Поднимаемся с Катей на третий этаж школы и останав-ливаемся у окна напротив кабинета химии. Снимаю рюкзак и смотрю на пасмурное небо. Дождь в понедельник - минус сто к бодрости.
- Лана, не спи, - говорит Катя, запрыгивая на подокон-ник.
- Я не сплю, - отзываюсь мрачно.
- Ты все еще думаешь о Севе? Забей на него, он идиот.
- Я о нем не думаю, - бессовестная ложь легко слетает с языка.
- Правильно, наша цель вовсе не он. Ты готова услышать новый план?
- Кать, - вздыхаю я, - мне кажется, не стоит продолжать эксперимент.
- Конечно, стоит, я уже все продумала. Из-за того, что последний шаг не удался, придется вернуться к началу, но эту неделю ты будешь показательно игнорировать объект.
- Как можно игнорировать человека, который начал игнорировать тебя первым? - Легко!
Катя открывает мой рюкзак и достает блокнот завоева-ния. Листает его и кивает сама себе:
- С завтрашнего дня я разрешаю тебе краситься.
- Вот спасибо, - отвечаю без особого энтузиазма.
- Ты должна будешь как можно чаще находиться в поле зрения объекта. Через пару дней он решит, что, куда бы ни взглянул, везде видит тебя. Все это запустит реакцию влюб-ленности.
- Он меня заметит, только если я каким-то чудесным образом влезу в его телефон и буду танцевать на заставке экрана джигу-дрыгу.
- Почему ты перестала верить в себя? - строго спрашивает Катя и возвращает блокнот в рюкзак.
- Может быть, потому что меня послали прямым текстом и назвали ненормальной раз пятьдесят?
Катя отворачивается к окну, а я надавливаю пальцами на виски, стараясь унять гудящую головную боль. Я хотела повеселиться, хотела отвлечься, но что-то мне совсем не весело, а проблем и переживаний стало только больше.
Пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы мягко объяснить все подруге, но ее гениальный мозг работает быстрее.
- Шаг четвертый, дубль второй, - говорит Катя, спрыгивая на пол.
Опускаю голову, решив, что Елисей где-то поблизости, и это становится моей главной ошибкой. Тихо скрипит оконная рама, влажный холодный воздух бьет по затылку, и я оборачиваюсь в тот момент, когда Катя с размаху вышвыривает мой раскрытый рюкзак в окно. Выглядываю на улицу и с ужасом наблюдаю, как учебники и тетрадки летят вниз, словно заколдованные бумажные бабочки с тре-пещущими страницами вместо крыльев. Рюкзак падает на сырую плитку у ног человека, которого я сейчас хочу видеть меньше всего. Елисей поднимает голову, и даже с высоты я чувствую его гнев.
- Ты с ума сошла? - шиплю я.
- Беги, но помни, что игнорируешь его.
Стискиваю зубы, отталкиваясь от подоконника, и срываюсь с места. Злость, оказывается, отличный источник ускорения. Спускаюсь по лестнице и едва ли не сбиваю с ног учительницу географии.
- Гришковец! Что это за дикие бега?!
- Простите, Марина Юрьевна.
- Так можно покалечиться или кого-нибудь покалечить!
- Я.. мне... рюкзак...
- Что с рюкзаком?
- Он выпал из окна.
- Ну что за дети пошли? - цокает она языком. - Иди уже, но только спокойным шагом.
Киваю и обхожу учительницу, направляясь к выходу, строгий взгляд печет спину до тех пор, пока я не сворачиваю за угол. Вновь перехожу на бег и выскакиваю в полупустой двор. Ветер гоняет мои тетради по грязной земле, пара учебников плавает в луже, листы из блокнота заваеваний валяются повсюду, а Елисея и след простыл. Сейчас даже жаль, что я не настоящая книжная героиня, ей бы точно простили истошный вопль, посланный в небо. Превозмогая ярость, собираю свои вещи и поднимаюсь на третий этаж. Вхожу в кабинет химии и с грохотом кидаю вымокший рюкзак на парту рядом с Катей.
- Галина Сергеевна загнала нас в класс, как только ты ушла, - говорит она, глядя на меня с нескрываемым любо-пытством. - Как все прошло?
- Я больше в этом не участвую!
- Лана...
- Кать, я серьезно. На этом все.