ᴨод ʍᴀᴄᴋой ᴨᴩоᴄᴛуɯᴋи. #rosekook

- Бэкхён, я не понимаю. Кто была эта девчонка?

- Никто. Не волнуйся об этом. Она ничего для меня не значит.

- Но...

- Шшш... это не такое уж большое дело.

- я люблю тебя, хён. Не лги мне, хорошо?

- Не буду.

- Обещаешь?

- конечно. Ты правда думаешь, что я сделаю тебе больно,рози...?

- рози, черт возьми, куда ты подевалась?
Голос лисы заставил меня подпрыгнуть. Я быстренько вышла из комнаты и закрыла дверь, зная, что не смогла бы каждый раз проходить мимо нее по дороге в туалет.

- Иду! - постаралась сказать я нормальным голосом. - Боже! Будь терпеливой хоть раз в своей жизни!

Затем, приклеив на лицо улыбку, я пошла смотреть фильмы с моими подругами.

Хорошенько поразмыслив, я решила, что это совсем не плохо - быть простушкой.

Во-первых, необязательно волноваться по поводу своей прически или макияжа.

Во-вторых, никакого давления на твое поведение - никто за тобой не наблюдает.

В-третьих, никакой трагедии с парнями.

Третья причина пришла мне в голову, когда мы смотрели "Искупление" в комнате Дженни фильме Кире Найтли пришлось пройти сквозь всю эту чертову трагедию с Джеймсом МакЭвоем, но если бы она не была такой привлекательной, он никогда бы на нее не посмотрел. Ее сердце бы никогда не разбилось. Кроме того, все знают, что вся эта бурда о том, что "лучше любить и потерять, чем..." просто чушь собачья.

Это применимо ко многим фильмам. Вот сами подумайте. Если бы Кейт Уинслет была Простушкой, то Леонардо ДиКаприо не влюбился бы в нее на "Титанике", и мы бы не обрыдались в конце горючими слезами. Если бы Николь Кидман в "Холодной горе" была бы страшилкой, то не переживала бы об ушедшем на войну Джуде Лоу. И список подобных фильмов бесконечен.

Я имею "удовольствие" наблюдать, чем все время заканчиваются отношения моих подруг с парнями - слезами Дженни или криком Лисы. Мне разбили сердце всего раз, но этого было более чем достаточно. Так что просмотр "Искупления" помог мне осознать, что быть простушкой - совсем даже неплохо. Тупо, да?

К сожалению, даже Простушки не спасаются от семейных разборок.

Я вернулась домой около половины второго следующего дня. Я все еще отходила от этой ночевки, где никто не спал, и еле-еле могла держать открытыми глаза, но вид полного разрушения в доме быстро отогнал весь сон. На полу в гостиной блестели осколки стекла, кофейный столик был перевернут вверх ногами, как будто его кто-то пнул, и мне понадобилась целая минута, чтобы принять то, что я видела - разбросаны по полу пивные бутылки. Секунду я просто стояла у двери, не двигаясь, думая, что нас ограбили. Затем услышала громкий храп отца, доносившийся из его спальни в конце коридора, и поняла, что правда намного хуже.

Дом у нас не сиял чистотой, поэтому было вполне нормально ходить дома в обуви. Сегодня же, это было просто необходимо. Стекло, которое, как я поняла, было из нескольких разбитых рамок для фотографий, хрустело под моими ногами, пока я шла на кухню за пакетом для мусора, необходимым для уборки этого хаоса.

Я почти ничего не чувствовала, двигаясь по дому. Я знала, что мне следовало быть испуганной. Отец не пил почти восемнадцать лет, и бутылки из-под пива ясно давали понять, что его трезвость была под угрозой. Но меня это не задевало. Может потому, что я не знала, что конкретно должна была чувствовать. Что такого произошло, что выбило его из колеи?

Я нашла ответ на кухонном столе, в аккуратно сложенном конверте.

- Бумаги на развод, - пробормотала я, разглядывая содержимое. - Что за фигня? - Я смотрела на вычурную подпись своей матери в состоянии полного шока. Да, знаю, я вроде как ожидала этого - когда твоя мать исчезает больше чем на два месяца, такое приходит на ум, но сейчас? Серьезно? Она даже не позвонила, чтобы предупредить меня! Или папу. - Черт подери, - прошептала я, мои руки тряслись. Отец совершенно не ожидал этого. Боже, неудивительно, что он пытался утопить горе в бутылке. Как она могла так поступить с ним? С нами обоими.
ничего не чувствовала, двигаясь по дому. Я знала, что мне следовало быть испуганной. Отец не пил почти восемнадцать лет, и бутылки из-под пива ясно давали понять, что его трезвость была под угрозой. Но меня это не задевало. Может потому, что я не знала, что конкретно должна была чувствовать. Что такого произошло, что выбило его из колеи?

Я нашла ответ на кухонном столе, в аккуратно сложенном конверте.

К черту это. Серьезно. К черту её.

Борясь со слезами, я кинула конверт и подошла к шкафу, где мы храним все для уборки. Схватив мешок для мусора, я направилась в разгромленную гостиную.

я протянула руку к первой пустой бутылке, и осознание всего этого накрыло меня с головой, формируя в моем горле огромный ком.

мама не вернется домой. Папа снова начал пить. И я в буквальном смысле собирала осколки. Я подбирала крупные куски стекла и пустые бутылки и кидала их в мешок, пытаясь не думать о матери. Пытаясь не думать о том, что у нее сейчас, скорее всего, идеальный загар. Пытаясь не думать о симпатичном двадцатидвухлетнем латино, с которым она, должно быть, развлекается. Пытаясь не думать о ее идеальной подписи на документах о разводе.

Я была зла не нее. Очень и очень зла. Как она могла? Как она могла просто отправить бумаги на развод по почте? Не придя домой и не предупредив нас. Разве она не знала, что каково будет отцу? И она совершенно не подумала обо мне. Не говоря уже о том, чтобы позвонить и подготовить меня к этому.

Именно тогда, убираясь в гостиной, я решила, что ненавижу свою мать. Ненавижу за то, что ее никогда не было дома, за то, что она шокировала нас этими бумагами, и за то, что она сделала больно папе.

Я несла на кухню мусорный мешок, полный разбитых рамок и порванных фотографий, думая о том, удалось ли папе точно так же уничтожить все воспоминания, запечатленные на этих снимках. Скорее всего, нет. Вот почему ему нужен был алкоголь. И когда даже это не стерло лицо моей матери из его памяти, он, должно быть, разгромил гостиную, как пьяный сумасшедший.

Я никогда не видела отца пьяным, но знала, почему он завязал. В детстве я слышала как он с мамой обсуждал это. Под градусом он становился до такой степени агрессивным, что мама боялась его и умоляла бросить пить совсем. Что, думаю, объясняло перевернутый кофейный столик.

Но мысль о пьяном отце... была невообразима. Я не могла даже представить его произносящим ничего более обидного, чем слово черт. Но агрессия? Я не могла этого представить.

Я только надеялась, что он не порезался этим стеклом. Я не винила его за это. Я винила мать. Она это с ним сделала. Уехала, исчезла, не звонила, не предупредила. Он никогда бы не сорвался, если бы не увидел эти дурацкие бумаги. С ним все было бы нормально, если бы он смотрел телевизор и читал журнал, а не отходил бы сейчас от похмелья.

я продолжала уговаривать себя не плакать, пока собирала пылесосом более мелкие осколки стекла и выравнивала столик. Я не могла плакать. Если бы я заплакала, это не имело бы никакого отношения к тому, что мои родители разводятся. Это не было таким уж шоком. Это не было бы из-за того, что я скучала по матери. Она слишком долго отсутствовала для этого. Я бы даже не оплакивала семью, которая у нас раньше была. Мне нравилась наша жизнь, моя и папы. Нет. Я бы плакала из-за гнева, страха или чего-то такого же эгоистичного. Я бы плакала по тому, что это значит для меня. Мне придется стать взрослой. Мне придется заботиться об отце. Но в данный момент моя мать жила как кинозвезда в Калифорнии и вела себя эгоистично за нас обеих, поэтому мне нужно было отодвинуть слезы в сторону.

я только задвинула пылесос обратно в шкаф, когда зазвонил домашний телефон.

- Алло? - сказала я в трубку.

- Добрый день, простушка.

О, черт. Я забыла о встрече с чоном и о том дурацком сочинении. Из всех людей сегодня, почему это должен быть он? Почему этот день должен был стать еще хуже?

- Уже почти три, - сказал он. - Я собираюсь ехать к тебе. Ты сказала позвонить, прежде чем я выеду... я просто пытаюсь показать хорошие манеры.

- У тебя их нет. - Я кинула взгляд в сторону, откуда доносился храп отца. Гостиная, хоть и убранная, выглядела какой-то голой, и нельзя было предугадать, в каком настроении проснется папа. Вряд ли в хорошем. Я даже не знала, что скажу ему. - Послушай, я тут подумала, что лучше я к тебе приеду. Увидимся через двадцать минут.

В каждом городе есть один из тех домов, ну, знаете, которые настолько хороши, что не вписываются в основной пейзаж. Дом настолько выглядит вычурным, что, кажется, его хозяева так и кидают тебе в лицо свое богатство. В каждом городе есть один такой дом, и в сеуле этот дом принадлежит семье чонов.

Я не знаю, называются ли такие дома особняками, но в этом доме три этажа и два балкона. Балкона! Проезжая мимо, я разглядывала это сооружение множество раз, но никогда не думала, что попаду внутрь. В любой другой день я может даже была бы и рада посмотреть на внутреннее его содержание (конечно, я никому и никогда бы в этом не призналась), но сейчас мои мысли были настолько поглощены бумагами о разводе, что я не могла чувствовать ничего кроме волнения и разочарования.

чонгук встретил меня у входной двери, на его губах играла назойливая самоуверенная ухмылка. Он облокотился на дверной косяк и сложил руки на своей широкой груди. Он был одет в темно-синюю рубашку с закатанными до локтей рукавами. И, естественно, несколько верхних пуговиц оставил расстегнутыми.

- привет, простушка.

знал ли он, насколько неприятно мне это слышать? Я кинула взгляд на его подъездную дорожку, которая была пуста за исключением моего Сатурна и его Порше.

- Где твои родители? - спросила я.

- В отъезде, - ответил он, подмигнув. - Похоже, здесь будем только мы вдвоем.

я оттолкнула его и зашла в большую прихожую, закатив глаза от отвращения. Поставив ботинки ровненько в угол, я повернулась к чонгуку, наблюдавшему за мной с легким интересом.

- давай покончим с этим.

- Ты не хочешь тур по дому?

- Вообще-то нет.

чонгук пожал плечами.

- Твоя потеря. Следуй за мной.

Он провел меня в огромную гостиную, размером, должно быть, со столовую в ёнсана. Две крупные колонны подпирали потолок, а по комнате были расставлены три бежевых дивана и два такого же цвета кресла. На одной из стен я заметила гигантский телевизор, а на второй - камин. Январское солнце светило сквозь окна, занимавшие одну из стен от пола до потолка, его свет придавал окружению ощущение спокойствия и счастья. Но чонгук повернулся и начал подниматься по лестнице, в противоположном направлении от удобной комнаты.

- Куда ты идешь? - потребовала я ответа.

Он глянул на меня через плечо с усталым вздохом.

- В мою комнату, конечно.

- Не можем мы написать сочинение здесь?

Уголки его рта слегка приподнялись, и он просунул палец себе под ремень.

- Можем, Простушка, но мы напишем его намного быстрее, если я буду печатать, а мой компьютер наверху. Ты сама хотела разделаться с этим побыстрее.

Я вздохнула и потопала вверх по лестнице.

- Ладно.

Спальня чонгука находилась на верхнем этаже - одна из тех, с балконом, и была больше гостиной в моем доме. Его королевских размеров кровать все еще была не застелена, коробки от видеоигр валялись на полу у плейстейшен 3, подключенной к большому телевизору. К моему удивлению, в комнате пахло хорошо, смесью его туалетной воды от "Burberry" и свежей постиранной одежды, будто он только что ее разложил. Книжная полка, к которой он подошел, была переполнена книгами различных авторов, начиная от Джеймса Паттерсона и заканчивая Генри Филдигом.

чонгук наклонился, и я отвела взгляд от его джинсов, пока он доставал с полки "Алую букву". Он сел на свою кровать и жестом пригласил меня сделать то же самое, я неохотно подчинилась.

- Окей, - сказал он, стуча пальцами по обложке книги. - О чем будем писать сочинение? Есть идеи?

- Я не...

- Я думал, может мы могли бы проанализировать Эстер, - предложил он. - Звучит, как клише, но я имел в виду глубину ее характера. Главное, в чем были причины ее измены? Почему она переспала с Димсдейлом? Любила ли она его или просто была распутницей?

Я закатила глаза.

- О Боже, ты всегда выбираешь наипростейший ответ? Эстер гораздо более сложна. Ни один из этих вопросов не показывает никакого воображения.

Чонгук посмотрел на меня, приподняв бровь.

- Ну ладно, - сказал он медленно, - раз ты такая умная, тогда почему она это сделала? Просвети меня.

- Чтобы отвлечься.

Окей, может это было натянутое предположение, но я просто не могла перестать видеть тот дурацкий конверт на столе и думать о моей эгоистичной стерве-матери. Я продолжала представлять, какой был мой отец - пьяный впервые за восемнадцать лет. Мой мозг искал что-нибудь - что угодно - что бы отвлекло меня от болезненных мыслей, так что может это не так уж и глупо, считать, что Эстер чувствовала себя так же. Она была одинока, окружена лицемерными пуританами и замужем за странным и непонятно где находящимся англичанином.

- Она просто хотела, чтобы что-то отвлекло ее от той фигни в ее жизни, - пробормотала я. - Хотела найти какой-то выход...

- Если так и было, то это не слишком хорошо для нее обернулось. В конце все перевернулось вверх дном.

Я почти его не слышала. Мои мысли вернулись к той ночи, когда я нашла способ заставить мой мозг замолчать, когда желания моего тела взяли над ним верх. Я вспомнила блаженство пустоты. Вспомнила, как даже после того, как это закончилось, я была настолько сфокусирована на том, что сделала, что остальные волнения практически не существовали.

- ...думаю, эта идея вполне подходит. Это точно уникальный подход, а Перкинс нравится творческий подход. Мы можем даже пятерку получить. - чонгук повернулся, чтобы посмотреть на меня, но выражение его лица сразу же стало взволнованным. - Простушка, ты в порядке? Ты пялишься в никуда.

- Не называй меня простушкой.

- Ладно, ты в порядке, рози...?

Прежде, чем он успел произнести мое имя, я сократила дистанцию между нами, накрыв его губы своими. Эмоциональная и моральная пустота накрыли меня в ту же секунду, но физически я была как натянутая струна. Удивление чонгук длилось меньше, чем в прошлый раз, и его руки были на мне уже через секунду. Мои пальцы забрались в его мягкие волосы, а его язык ворвался ко мне в рот, становясь новым оружием в нашей войне.

И снова мое тело взяло контроль. Ничего не существовало в моем сознании; меня не преследовали никакие раздражающие мысли. Даже звук стерео чонгука, в котором играл какой-то незнакомый мне рок, отошел на второй план, когда главным для меня стало ощущение прикосновений.

Я прекрасно осознавала, что рука чонгука поднялась вверх и сжала мою грудь. Приложив некоторое усилие, я оттолкнула его от себя. Он отодвинулся от меня с широко раскрытыми глазами.

- Пожалуйста, не давай мне снова пощечину, - сказал он.

- Заткнись.

Я могла бы остановиться на этом. Могла бы встать и выйти из комнаты. Могла бы сделать так, что на поцелуе бы все закончилось. Но я этого не сделала. Ощущение замороженного сознания, которое я получала от его поцелуев было настолько эфорийным - полным улетом, что я не могла вот так легко это отпустить. Я, может, и ненавидела чон чонгук, но он держал ключи к моему спасению, и в тот момент я хотела его... я нуждалась в нем.

Не говоря ни слова, не колебаясь, я стянула футболку через голову и кинула ее на пол у кровати чонгука. У него не было возможности сказать что-то еще, так как положив руки ему на плечи, я опрокинула его на спину на кровать. Секунду спустя я оседлала его, и мы снова целовались. Его пальцы расстегнули застежку на моем лифчике, и тот присоединился к моей футболке на полу.

Мне было все равно. Я не чувствовала смущения или стеснения. Чонгук знал, что я простушка, и к тому же я не пыталась его впечатлить.

Я расстегнула его рубашку, а он вынул "краб" из моих волос, позволив темно-русым локонам окружить нас. Лиса была права. У чонгука было отличное тело.

Я с изумлением провела руками по его мускулистым предплечьям. Его губы скользнули мне на шею, давая мне возможность дышать. Так близко к нему я чувствовала только запах его туалетной воды. Пока его рот медленно двигался вдоль моего плеча, я думала о том, почему он не оттолкнул меня - простушку - в сторону с отвращением