Дневники, жизнь в Екатеринбурге.

Про дневники.
Рассказы о моей студенческой жизни в Екатеринбурге с августа 2018 по апрель 2019. Пишу, не имея на руках подробных записей о событиях этих месяцев, поэтому хронология несколько спутана, кое-что вовсе упущено. Описаны самые яркие воспоминания.
Это попытка рассказать о некоторых событиях моей жизни так, как они происходили, без претензии на изысканность. Все совпадения персонажей с реальными людьми не случайны.

Заселение.
Ещё задолго до переезда, я принял решение, что новый город станет для меня символом новой жизни, полной бунтарства, приключений и алкоголя. Нужно было соответствовать ему, а для того, что я представлял из себя в прошлом, это было неосуществимо. Поэтому я выдумал образ, который должен был поддерживать – образ человека, которым я хотел быть на тот момент. Не знаю, разумным было подобное решение или нет, но тогда оно показалось неплохим.
В Екатеринбург мы с Никитой, моим другом, прибыли за несколько дней до начала учёбы – нужно было заселиться в общежитие. Снимать квартиру было непозволительно дорого, нам не хотелось ещё сильнее оседать на родительской шее. Я начал подозревать неладное ещё по дороге – когда из центра, впечатлившего меня своей архитектурой и небоскрёбами, мы начали приближаться к окраинам, в сторону общежития. Это очень любопытно – наблюдать, как с каждой сотней метров от главной площади город начинает постепенно приобретать прескверные черты: обветшалые здания, выбоины на дорогах и ужасно понурые лица людей.
Студгородок. Обычная советская застройка, здание в десяток одинаковых грязно-белых этажей; его бледные стены чередовались с редкими окнами и ржаво-бордовыми кирпичами вокруг них – внешний вид общежития стоил своих жителей. Мусорные баки заполнены доверху. На асфальте около изгороди – окурки и мусор, втоптанные в грязь. Захотелось курить. Внутри нас встретила толпа студентов, которые тоже пытались заселиться. В очереди мама завязала разговор с какой-то женщиной – матерью одной из студенток, как мне показалось: в ней было что-то от матери – пугливый, озабоченный чем-то взгляд и постоянный страх потерять из виду ребёнка. Отчим ушёл курить – в этом мы с ним часто были согласны. Было душно, торговые автоматы оказались пустыми, так что воды было взять неоткуда. Жарко. Никита вспомнил про Вьетнам. Из кабинета вышла комендантша, скорее выкатилась. Поначалу вполне могло показаться, что она занимала эту должность с самого рождения, и с младенчества её дотошно обучали быть недружелюбной сукой и восхвалять порядок; в дальнейшем это впечатление только укреплялось. Нам с Никитой выделили комнату на втором этаже – я был рад, мне не очень хотелось жить с ним раздельно: здесь он теперь оставался для меня единственным не чужим человеком. Вместе с тем это желание уязвляло меня, не давало полностью отгородить себя от прошлого и держало в некой зависимости от него.
Когда мы вносили вещи в комнату, внутри меня что-то оборвалось. Стены, испачканные странной серо-жёлтой субстанцией, изорванные обои, мебель напоминала нагромождение хлама. Повсюду были разбросаны пустые мусорные пакеты, комья пыли и длинных чёрных волос. Даже удалось найти один накладной ноготь в ворсинках ковра. Конечно, я вовсе не ожидал обнаружить здесь шикарные апартаменты. В момент, когда родители уехали, я подумал, что оставлять это так нельзя. Нельзя – и всё тут. Было два пути: либо до блеска раз в неделю вылизывать комнату и чаще – задницу комендантши, надеясь на «лучшие условия», либо собраться и начать зарабатывать хоть как-то, чтобы съехать отсюда как можно раньше.
«Нам нужно съёбывать отсюда» - первая фраза, которую услышал Никита, когда мы оба отошли от шока и начали понемногу прибираться. Нужно было закончить хотя бы к вечеру. Упущу детали; уборка была закончена – пусть и не полностью – когда начало смеркаться. Ужинали полусъедобными шпротами за столом – стол всё же удалось отмыть. Мозг всё ещё отказывался воспринимать окружающую обстановку как реальность, в целом это больше походило на дерьмовый сон. С другой стороны, теперь стало до омерзения ясно, как именно живёт большая часть студентов этой прекрасной страны. Это именно та жизнь, от которой большинство хочет скрыться в коматозе офисов, бесплотности путешествий и переездов – в этом я убедился в дальнейшем. И мы оказались в самой гуще событий.

Данич.
Для двух человек комната в 20+ квадратных метров, естественно, была слишком велика, так что новый сосед прибыл довольно скоро – в тот же день, с наступлением сумерек. Его звали Данич, но сам он не сразу привлёк моё внимание. Всех огорошил его отец, крупный мужчина средних лет, с неповторимым раскатисто-низким голосом; он как бы невзначай попытался спросить, не нужен ли нам сейф. Было в этом предложении что-то подозрительное, но в остальном это был обычный, пусть и немного эксцентричный батя. К тому же он привёз картофельный пирог, чем расположил меня и Никиту. Смешно, но обыкновенная еда теперь стала проблемой, готовить никто из нас не умел. Не прошло и десяти минут, как родители Данича уехали. Самое время перейти к нему самому.
Данич – это абстракция. Малопримечательный с виду, он был кладезем информации и несуразных цитат, которые выдавал почти бессознательно. Данич уникален, во многом благодаря интернету. Будет справедливо сказать, что его создали предпринимательский дух бати и интернет. Чтобы быть таким, ему не нужны были наркотики, алкоголь или хотя бы кофеин. Никто из нас до последнего не может быть уверенным в действиях Данича, он полностью непредсказуем: он может сорваться с места с ножом в руках и начать размахивать им с устрашающим видом – и мы верили ему. Он может включить k-pop и начать куцо кривляться под видео – и каждый из нас понимал, что он имеет на это право.
Его страстью были форумы социальной инженерии, полузаконные схемы, CS:GO и шутки про мамаш. Он нашёл себя в этом, и достиг определенных успехов на каждом поприще. Его шутки вызывали эпичные химические реакции в заднице Никиты и истерические припадки смеха у меня. Может показаться, что я описываю его излишне восторженно, но он этого заслуживает. «Это похоже на сарказм человека», как бы сказал Данич, но по мне это скорее дань уважения этому милому психопату.
Нам предстояло прожить втроём как минимум год.

Наташа.
Меня мало интересовали другие обитатели общежития, но совсем оставить их без внимания я не могу. Многие из них жили здесь не первый год и потому сумели адаптироваться к убогим жилищным условиям, стали невосприимчивы к рейдам комендантши, которая могла опрокинуть ваш собственный пакет с мусором «просто из интереса». Они всегда казались мне жалкими, безнадёжными людьми – так или иначе, теперь я был вынужден был жить вместе с ними, зона комфорта быстро сократилась от комнаты в уютном деревенском домике до койко-места здесь.
Совсем не заводить знакомств в общежитии не получилось – это всё-таки общежитие, к тому же было скучно. Так появилась Наташа. Она была нашей соседкой по блоку; всего в блоках было по 4 комнатушки, но сношения мы имели только с ней и другими жителями комнаты №214, располагавшейся прямо напротив нашей собственной, №217. Сказав о сношениях, я немного забежал вперёд. По порядку.
Всё началось с картошки. Сказать точнее, с неумения резать её без гулких ударов ножом об стол на блочной кухне. Банка рыбных консервов, запрятанная на чёрный день, была съедена через несколько часов после приезда – в этом месте каждый день был чёрным, а первый тем более – и есть вскоре захотелось снова. Еда закончилась, нужно было что-то приготовить. Мы с Никитой не смогли придумать ничего лучше, чем пожарить картошку.
На протяжное эхо от ударов ножом начали сползаться люди: некоторые с возмущением выходили в коридор, впрочем, не задерживаясь в нём, другие поплотнее закрывали собственные двери. Комната №214 была открыта – лучше бы её не открывали – внутри она мало чем отличалась от подъезда. Заселялась Наташа, родители помогали ей занести вещи внутрь. Они беспокойно оглядывались на меня, появляясь на пороге со всё новыми и новыми сумками. Обстановка была той ещё: родители волокут вещи в хибару, где их дочь теперь обречена жить, а на кухне стоит незнакомец и чудаковато, очень усердно пытается разрезать сырую картофелину, то и дело бросая на них взгляд – нужно ведь мне было убедиться, что они оглядываются! На самом деле, я думал больше о том, что жизнь их дочери целиком помещается в несколько дорожных сумок, отчего становилось даже тоскливо, пока я опять не услышал, как картошка разлетается по кухне.
Наверняка, каждый хоть раз да встречал когда-нибудь такую девушку, какой была Наташа. Малопримечательная на первый взгляд, впоследствии, когда ты начинаешь лучше узнавать её, она постепенно раскрывает перед тобой все грани своей личности, одну за другой. Со временем ты с печалью обнаруживаешь для себя, что и в любой из этих граней она всё-таки дико скучная. Милая застенчивость улетучивается, едва заметными искрами начинает проскальзывать забористый мат и какая-то бытовая посредственность – все эти вещи вскоре становятся чем-то совершенно обыденным. Я наслышан об искрах в людях, но они казались мне чем-то возвышенным. Да, именно «обыденная» характеризует её лучше всего. От делать нечего подруга.
Мы познакомились на кухне. По вечерам – когда я не готовил еду – мы проводили время вчетвером: я, ребята и Наташа. Я твёрдо решил научиться готовить, поэтому много практиковался и даже сказал парням, что теперь в комнате готовить буду на всех. Со временем это дало свои плоды – но я понял, что готовить стоит только для себя.

Любовные проделки.
В некоторых вещах выдуманный образ был очень полезен. Одной из таких вещей было общение с девушками – в случае с Наташей, надо сказать, это было скорее… взаимодействие?
Первое время всё, чем мы занимались вечерами – это болтовня. Говорили в основном о своей жизни до приезда сюда: выпускной, ЕГЭ, посиделки с одноклассниками; разговоров о будущем избегали. Я никогда не был болтливым, но выглядеть отчужденно тоже не хотелось. Впрочем, я вовсе не упускал вставлять в разговор колкости и напоминать, что радужное прошлое не вяжется с настоящим, а настоящее не обнадёживает теперь на лучшее будущее. Мне не хотелось узнавать их получше. Моя цель была другой – я ведь приехал сюда не ради светских бесед, а ради развлечений; пусть даже в такой обстановке, но развлекаться как-то нужно.
Через несколько дней темы для разговоров закончились, начался просмотр фильмов. Это было проще: не нужно говорить и выдерживать неловкие паузы, пытаясь на ходу подобрать слова для непринужденной беседы. Даже сам фильм необязательно смотреть. Минимум полтора часа тишины, возможность лишний раз всё обдумать – ничего конкретного, хотя мне и казалось, будто я натужно думаю обо всём сразу.
Фильмы в основном выбирали хорошие, культовые, хотя от некоторых – как, например, «Американская история Х» - и правда тянуло в сон. Важный момент: ещё до начала просмотра я обычно ловко разбрызгивал у кровати одеколон и расправлял свой любимый клетчатый плед, привезённый из дома – истинный воин всегда использует преимущества ландшафта. Стратегия по захвату Наташи была следующей: каждый вечер продвигаться ближе к ней во время просмотра фильмов; так, по моим прикидкам, через 5 дней цель – поцелуй – должна быть достигнута. Враг будет разбит, победа будет за нами!
Этот план был безукоризненным: он не предусматривал разговор с ней, в этом я и сейчас мало что смыслю. Единственное, что могло пойти не так – я перестараюсь с касаниями и получу оплеуху. Ну, это можно и пережить.
Каждый киносеанс я методично, с терпением черепахи шёл к цели. Кисть руки. Чернокожий персонаж фильма кусает тротуар. Плечи. Хруст челюсти. Объятия. Свастика там, где должно быть сердце. Шея. Смех фанатика, приезд полиции. Губы.
С губами возникли проблемы. Я назвал это неофициальными отношениями, девушки их не очень-то жалуют. Ну, цель ведь теперь так близка! Меня потряхивало от каждого из этих касаний, я понимал, что всё это – верх человеческой наглости и просто свинство, но останавливаться с каждой победой хотелось всё меньше.
Как-то ночью, после одного из последних сеансов, я написал ей. Сочинил не самое красноречивое, но вполне сносное признание в любви и попросил её выйти на блочную кухню, если она готова ответить взаимностью. Дал ей строго 5 минут, до полуночи. Когда время истекло, ушёл к себе в комнату, прочитал её гневные сообщения и лёг спать. Назвать это проигрышем – нет, это не было проигрышем. Это хитрый манёвр: внезапная атака, он способен огорошить оппонента и даёт возможность захватить инициативу. Так и случилось. Нужен был эффект, который произведут письмо и показная решительность.
С завтрашнего дня я получил доступ к губам и ещё нескольким вещам ниже губ. Цель была достигнута. Честно говоря, это оказалось даже слишком просто, никакого интереса. Поначалу я расстроился: исчез охотничий инстинкт, некий элемент игры. Впрочем, жаловаться мне не приходилось – получив Наташу, я забрал своеобразный утешительный приз, с которым мог делать разные забавные штуки.

Несколько слов о здоровом образе жизни, потом я отвлёкся, потом снова про него.
Со школы я научился умело чередовать непродолжительные пьянки с любовью к спорту, причём именно в таком порядке. В общежитие возле моей кровати часто можно было найти пустую бутылку пива рядом с 24-килограммовой гирей. Чуть выше, на подоконнике, стопками громоздились книги, расфасованные по коробкам – первая попытка создать бизнес, первая неудача - низкая чистая прибыль, в среднем по 50-80 рублей за книгу, серьёзно заработать можно было только при больших объёмах; я так и не развил эту идею до полноценного дела, скорее мне просто нравилось думать, что теперь я в какой угодно момент могу взять и прочитать любую из этих книг – это редко случалось. Со временем идея книжного магазина стала казаться бесперспективной. Я отвлёкся – о спорте.
Я никогда не любил спорт как соревнование. Мне не нравится смотреть, как толпа потных мужиков в одинаковой одежде бегает по полю и пытается завладеть мячом – в этом есть что-то обезьянье, в плохом смысле. Спорт интересовал меня исключительно как способ набрать мышечную массу, с этим у меня всегда были проблемы. Алкоголь, фаст-фуд и сигареты никак не противоречили этому желанию. Успехи в готовке, которую я усердно осваивал, тоже способствовали этому.
В итоге мне удалось поправиться на 10 килограммов, чему я был очень рад, пока не начали отвисать сиськи. Детей заводить я не планировал, так что пришлось немного сбросить. Конечно, это был успех.

Про граффити.
С момента заселения многие вещи не давали мне покоя. Одной из них стали надписи на стенах, где рекламировались телеграмм-каналы с наркотиками. Общежитие с автобусной остановкой соединял зигзагообразный проход, целиком выложенный из бетонных плит, на этих плитах всякие ублюдки обычно и оставляли свои надписи. Даже смешно: как будто жизнь здесь была недостаточно дерьмовой, находились те, кто спешил травить себя.
Честно, раньше я никогда не придавал таким вещам большого значения. Всегда казалось, что это естественный отбор: отбросы общества успешно самоуничтожаются, не было смысла ни помогать им в этом, ни наоборот. Моё мнение в момент изменилось после того, когда, отправляясь на пары, я увидел, как парочка ребят, лет 7-8, под руки волочёт своего друга, который нанюхался клея и теперь бредил, не в состоянии даже стоять на ногах. Чувство, которое я испытал тогда – его нельзя назвать жалостью, это была ярость. Этот ребёнок не был отбросом общества, но запросто мог им стать со временем. Будь это его собственной виной – плевать, но нет, за детей ответственны родители. Проблема была в том, что я не мог просто так взять и начать мудохать безалаберных родителей – я же не их работодатель. Потому решил сделать меньшее – закрасить все подобные объявления в пределах студгородка и близлежащих домов. Мне и сейчас сложно проследить в этом решении причинно-следственные связи, но эмоции, похоже, взяли тогда верх. Я чувствовал, что это было правильно, и мне не хотелось это обдумывать.
Рассказал Никите – он упомянул о случае, когда двум таким же энтузиастам как-то переломали руки и угрожали убить. Потратил пару вечеров, чтобы изучить средства самообороны, купил перцовый баллончик. Рассказал ещё одному близкому другу об этой идее, к вечеру перцовых баллончиков стало два.
Сердце колотилось как бешеное. Зима, холод. Мы закрыли лица шарфами, накинули на головы капюшоны и ловко спрятали оба баллончика в карманах пуховиков; металлические шарики внутри них постоянно брякали при ходьбе, безлюдной ночью этот шум казался оглушительным. Было почти 10 вечера, сложно было бы разглядеть что-то вокруг, если бы не уличные фонари, освещавшие окрестности грязно-жёлтым, испепеляющим светом. Мы ненадолго задержались у крыльца:
- Ты готов? – пробормотал я, спрашивая скорее себя самого.
- Готов. – ответил друг; погруженный в свои мысли, я не ожидал ответа, но кивнул.
- Ну, тогда пошли.
Одному закрасить с десяток надписей было бы проблематично: пришлось бы постоянно оглядываться и держать руку на перцовке. Вдвоём это, как я и ожидал, оказалось куда проще: один из нас смотрел, чтобы зевак не оказалось в одной стороне прохода, другой высматривал их со второй стороны, в промежутках мы быстро забрызгивали объявления сплошным слоем чёрной краски. Всё это не заняло больше 15 минут, потому что краска скоро закончилась – у каждого было по баллончику, этого оказалось мало. Эти вылазки пришлось повторить ещё дважды, с промежутками в 1-2 недели, чтобы не рисковать.
На третьей из них мы рассуждали: новые надписи продолжают появляться на незакрашенных участках стены – может, закрасить вообще всё? Тогда ублюдки окажутся в безвыходном положении! Идея мне не нравилась, но ничего лучше предложить я не мог. Когда граффити закончились, друг начал неумело рисовать глаза везде, где только мог. «Концепция», как он мне объяснил, состояла в том, что они символизируют надзор; к одному из граффити он позже добавил фразу «I SEE» («я вижу»). Когда глаз стало столько, что они смогли бы запросто вызвать паранойю у какой-нибудь неуравновешенной девочки-подростка, я тоже решил что-нибудь изобразить. Мне подумалось, что в общий антураж нашей затеи идеально впишется история с Гаем Фоксом и Пороховым заговором 1605 года, когда кучка заговорщиков пыталась подорвать здание Английского парламента. Почему-то мне показалось тогда, что наша затея достойна этого события; конечно, я понимал, что это нелепо, но ничего не мог с собой поделать. Тут же вспомнил отрывок из баллады, посвященной Пороховому заговору:

Remember, remember the 5th of November,
Gunpowder treason and plot!
I know of no reason why gunpowder treason
Should ever be forgot!
Идея пришла сама собой, и уже меньше чем через пару минут на стене, даже издалека, виднелась надпись «The 5th of November», ставшая теперь чем-то знаковым, чем-то глубоко личным для меня и моего близкого друга.

Настя.
Моя сестра как-то сказала мне – и это была одна из немногих её адекватных мыслей – «чем больше город, тем больше в нём сумасшедших». Некоторые от скуки кричат на незнакомцев, дожидающихся трамвая, другие пытаются выделиться из общей массы не взглядами и идеями, а своим внешним видом. В этом рассказе речь пойдет о других сумасшедших.
С Настей мы раньше мало общались. Знакомство вышло спонтанным и скорее вынужденным: ей не у кого было одолжить пылесос, в общежитии она общалась только с единственной своей подругой. Я воспользовался случаем и начал общаться с ней – с теми же намерениями, что были с Наташей. Кампания шла успешно, мемы и фотографии еды, которую я готовил с каждым днём всё удачней, сделали своё дело: удалось договориться о встрече, ночью, у подоконников.
Она странно себя вела – не так, как обычно, когда мы изредка разговаривали: постоянно хихикала над всем подряд и говорила, что не понимает, что вообще происходит; я старался подыгрывать и тоже смеялся в голос, держа в голове цель встречи.
Мне было непросто болтать без умолку два часа подряд, но это принесло плоды. Я многое узнал про её прошлое, взгляды. К примеру, она тоже приехала сюда из провинции, тоже имеет проблемы с излишне консервативными родителями и тоже лесбиянка. Стоп. Что?! И почему тоже?!
Это был удар, которого я не мог ожидать. Если вы читаете рассказ и понимаете, о чём тут речь – знайте, в этот момент мы все проиграли.
Когда ощущение тотального фиаско отступило, я прикинул: она неглупая, хоть и смеётся постоянно, с ней есть о чём поговорить, из неё может выйти хороший друг. Забавно: ещё утром я имел вполне конкретные планы, а теперь буду по-дружески обниматься и трижды перечмокиваться с ней, как будто с покойником. Хотя это во мне что-то умерло в ту ночь – часть веры в человечество, наверное. Ладно, не время играть словами.
Мы стали часто собираться у подоконников, в квадрате – так коротко называли небольшое проходное помещение между крыльями общежития, оно располагалось на каждом из этажей и было зачем-то украшено фотографиями российских городов, развешанными на стенах. Теперь разговоры с ней по ночам заменяли мне чтение и игры, а продавленные подоконники, на которых за полночь собирались парочки, поближе познакомились с моей громадной задницей. Вид из окна казался всё таким же мерзким, декабрьский налёт только загрязнил его и лишил палитры.
Возможно, это будет второй раз, когда я позволю себе немного художественности. Приятные вещи даже неосознанно хочется приукрасить.
Легко догадаться, что темы для разговора закончились ещё к третьей встрече: мне не очень хотелось выслушивать всякое повседневное дерьмо про её учёбу – для этого у неё была подруга. Я хотел развлекаться, поэтому не придумал ничего лучше, чем начать строить рожицы – я всегда умел веселиться по-взрослому. Скоро мы уже перебрасывались тапками, гоняли по квадрату часть её серёжки. Потом я начал вертеть ею в воздухе, как на аттракционе. Как до этого дошло? Не знаю, само собой.
У Насти была своя особенность – она до потери сознания боится щекотки, неприятный инцидент из детства; её главной ошибкой было рассказывать мне об этом. Теперь при случае я щекотал её и наблюдал за реакцией. Это тоже стало элементом игры – шабаша, который каждую ночь царствовал в квадрате. Всегда на разных этажах, чтобы избежать охранника. Охранник был немногим лучше комендантши.
В одну из таких ночей я решил подготовить моноспектакль. За полчаса до встречи набросал в заметках идеи, и вот я уже сижу перед ней на подоконнике; она была без носков и серёжек, метила мне в плечо своей ногой – не знала, что я выкину в этот раз. Я тоже не знал. Мы давно перешли от болтовни к чему-то эмоциональному, даже эзотерическому, и потому чувствовали связь друг с другом, научились обходиться без слов.
Я нашёл сценарий.

Сценарий моноспектакля. 03.03.2019.
0 акт.
*Изобразить долгий смех сумасшедшего*

1 акт.
Кажется, я ошибся измерением…
В моём ты выглядела, как земляничное варенье!
И стекала с ручного бура, вытащенного из твоей мамки
Во время твоей первой и последней рыбалки!

Как бы вам бы так сказать:
Я чутка подысписался,
и в словах моих отыщет кучу дыр ваш ум пытливый,
но вы потерпите –
я же знаю, вы из этих
терпеливых.

2 акт.
Про теорию альфа- и омега-самцов.
Я подвергаю одних альфа-распаду и выжимаю из других все омега-масла.

Стены пещеры испещрил затейливыми картинками,
Но в один момент приходится выходить из неё.
Прощай, родная пещера – привет, далёкий Петербург!

3 акт.
Про иронию как позицию и позу.

Вечный цинизм перед глазами, как нос буратино,
И с каждым разом всё сильней и сильней искажает картину
Сарказм всепоглощающий, безостановочный, непроходимый
Он ведь заебал уже всех, как пропитая блядина.

4 акт.
Миллионы обезьян не могут опечататься; события не было, если не было упоминания о нём в массмедиа.

5 акт.
У тебя в этом мире уже есть куча воспоминаний и ребят на именинах,
А у меня только ржавые садовые ножницы ДЛЯ ТВОЕЙ КАЖДОЙ ПУПОВИНЫ.

6 акт.
Один ребёнок в песочнице краснодарской
сказал другому "давай никогда больше не будем ебаться".

Рассказ про хулиганов и кулич из песка.

7 акт.
Я с детства любил подштанники, но если они тебе нужнее, то я сдаюсь.

Антракт.

8 акт.
Он болен? Может, он болеет? *смех*
9 акт.
Я снес твою крышу
И теперь отчётливо вижу твою планировку,
И всё, что шепчут твои тонкие стены, отчётливо слышу.

Конец.

Ей понравилось, мне тоже. Поток сознания. Нам обоим больше всего понравился 5 акт. Она обожала садистские мотивы, а мне было интересно, какой будет ещё одна реакция, ещё одна ужимка на её лице.
Я читал ей свои стихи, она восхищалась и действительно пыталась в них разобраться. Стихи – довольно универсальная вещь в общении. Обычно я писал их за 20-30 минут, они сами каким-то образом выходили благозвучными и нравились людям.
Её подруга каждые выходные ездила домой, так что мы с ней вламывались в её комнату на девятом этаже и смотрели фильмы, которые мне нравились. «На игле», «На игле 2», парочка ещё каких-то. Чувствовалась домашняя атмосфера: шерстяные носки, плед, чай с печеньем, на экране парень с головой залезает в унитаз и оказывается в океане, Настя ругается и пытается ударить меня ногой через плед – готовый суррогат домашнего очага, приготовленный меньше чем за пару недель. Мне не хотелось уходить оттуда по утрам, так что я просто валялся на кровати, пока она пыталась меня разбудить. А я и не спал. Иногда она царапалась и кусала меня за руки. Я не оставался в долгу и щекотал её.
Мы с ней жили на втором этаже, в разных крыльях. Спускаясь от подруги, - как же высоко она всё-таки жила! – я брал Настю в охапку, шлёпал по заднице – чтобы не брыкалась – и изредка случайно ударял её об стены, когда мы входили в поворот. Иногда в процессе сбрасывал с неё тапки и оставлял их на разных этажах, в итоге мы всё равно возвращались за ними.
Со временем мы стали общаться реже: она боялась лишних слухов о наших отношениях – никаких отношений не было – и часто стала забывать о подоконниках по ночам, больше проводила время с подругой. Это было её решением, которое мне не нравилось, но и она не значила для меня многого, чтобы распускать сопли и пытаться вернуть всё как было.

Ребята из вуза.
Я старательно избегал этой щекотливой темы о синхе, но совсем не рассказать о нём не могу.
Внешне вуз напоминал советскую застройку, которую от общежития отличали только бетонные панели на стенах и несколько магазинов прямо внутри – так оправдывался экономический профиль вуза. Напротив, через дорогу от учебного корпуса, находился Екатеринбургский цирк, в честь которого назвали трамвайную остановку; голос диктора нередко заглушали проезжающие рядом машины, из-за чего не удавалось различить, произносит ли он «цирк» или «синх». Впрочем, это и не важно – разница между ними была только в том, что цирк люди редко посещают по собственной воле и обычно уходят весёлыми.
СИНХ – восхитителен, когда дело касается социальных проектов, внеурочных мероприятий и всего-всего прочего, кроме образования. Я – ботаник, возможно это мои ожидания слишком завышены, но с каждой лекцией я чувствовал, как это гнетущее ощущение внутри усиливается – сомневался, что всё это было всерьёз, скорее походило на злой розыгрыш. Не может ведь всё быть так плохо, правда? Оказалось, может. И кого мне нужно было принять за сумасшедшего – студентов, которых, казалось, это свинство вокруг ничуть не колышет, или самого себя – который теперь слишком выделялся на их фоне?
Мне повезло, ребята из группы оказались нормальными. Игра, в которую мы играли как-то на одном из ознакомительных занятий – самопрезентация, нужно было как можно эффектней «продать себя», она здорово помогла перезнакомиться.
Внезапная ненависть: синх здорово умеет продать себя, ему не хватает только сутенёра.
Никто толком никого не знал, все немного стеснялись. Не вспомню, кто именно начал первым, расскажу только о ребятах, с которыми позже сблизился.
Костя. Мы с ним понимали, что в этой жизни что-то определенно идёт не так. Метафорически выражаясь, и я, и он ловко уворачивались от летящего в нашу сторону потока дерьма, на ходу выдумывая шутки о нём, чтобы хоть как-то себя отвлечь. Мне всегда было приятно находиться рядом с Костей, хотя иногда, признаюсь, я особо не вникал в то, о чём он говорит – было просто приятно видеть его улыбку, когда он увлечённо что-то рассказывал. Он напоминал мне моего деда, который умел положить руку тебе на плечо и добродушно сказать, что всё будет нормально. В детстве я никак не мог понять, что же значило это загадочное «нормально», но в этом и состояла особая магия, обнадёживающая, успокаивающая.
Влада. Человек-солнце. Первое время мне нужно было писать кому-то свои циничные шутки о синхе, она умела их оценить. Разоткровенничавшись с ней после одной из таких шуток, я получил в ответ искреннюю поддержку и желание помочь – не ожидал: когда обычно я изливал кому-то душу, мне обязательно приходилось жалеть об этом. Чтобы убедиться в реальности происходящего, я несколько раз перечитал те её сообщения. Это был один из немногих людей, в ком мне совсем не хотелось разобраться – всё, что я видел в ней, было настолько замечательно, что я опасался ненароком разрушить этот образ.
Миша. По-детски непосредственный парень. Иногда он и сам удивлялся тому, что произнёс, и тут же начинал звонко смеяться над этим. То, что происходило в такие моменты в его голове, не поддаётся описанию, но если вы были с ним на одной волне, то тут же начинали смеяться следом за ним. Его фраза «это о-о-очень смешно» вызывала смех даже сама по себе. Удивительный человек: он напоминал мне младшего брата, хотя и был старше меня на 3 года. Вместе с этим внушало уважение его умение вести дела – будучи владельцем собственной сауны, даже на наших попойках он всегда отвечал на звонки управляющего, чтобы проконсультировать его.
Виктор Рыбак. Господь Всемогущий, я чуть не забыл о нём. Он чем-то напоминал Данича, но его безумие – осознанный выбор, к тому же сам он безобиден. Цитаты этого человека моментально становились крылатыми, а речи производили фурор. Он не боялся высказывать своё мнение, пусть бессвязное и навязанное СМИ, в любых ситуациях. Наверное, только благодаря таким, как Виктор, в России всё ещё существует свобода слова. «Диплом – это показатель того, что человек не дурак!» - последовавший за этим удар кулаком по столу поставил жирную точку в споре, и уже ни у кого из нас не осталось сомнений – Виктор знает, о чём говорит. Оратор, политолог и массажист, он давал – нет, он позволял оппоненту высказаться и после с хрустом ломал все его аргументы; я называю этот приём «рельсы-рельсы, шпалы-шпалы».

Надя.
Внезапное замечание: забавно получается, что многие рассказы озаглавлены именами и в целом посвящены больше людям.
Каждый ботаник – интроверт, но не каждый интроверт ботаник.
Мне захотелось общаться с Надей как с другом с самого первого дня в синхе, потому что она казалось умной, а мне были нужны новые умные друзья. Не знаю, смогли ли мы действительно стать друзьями, я часто задаю себе этот вопрос: мы много времени провели вместе за прошедшие месяцы, посещали разные мероприятия и даже спали в одной комнате – но как тогда, так и сейчас я не чувствую с ней внутренней связи, которая делает людей близкими; до чего же примитивно я это объясняю. Никто из нас не спешил открываться, оба держались особняком и, даже когда шутили, говорили о посторонних вещах, но больше всё же молчали. Обычно я это делаю виртуозно, но с ней мне было банально нечего сказать, хотя я и чувствовал, что говорить нужно. Наверное, тогда я просто заигрался с дружелюбием.
Пытаюсь вспомнить яркие эпизоды, связанные с ней. Было множество мелких, почти ни одного значительного. Думаю, ни один из них не выльется в полноценное повествование, мне просто нужно было объяснить себе кое-что в абзаце выше.

Данич, Настя.
Мы долгое время не общались с Даничем, оба пропадали куда-то на полгода, встречались редко и только по большим поводам. Мне всегда казалось, что я проклят писать людям первым. Выходило так, что без моего сообщения никто мне не напишет, приходилось перехватывать инициативу. Даничу я не писал с новогодних каникул. Не знаю, новое окружение умеет вскружить голову, кажется, старые друзья совсем забываются.
На телефоне высветилось уведомление о его дне рождения. Несколькими часами позже я уже бродил по городу и искал подарок, не представляя, что именно ищу. В итоге купил громадный резиновый член, чтобы не церемониться: у меня вряд ли получилось бы угадать с подарком, я не знал Данича, а помнил его. Продавщицей в секс-шопе была женщина пятидесяти лет, из-за этого процесс покупки напомнил семейный шоппинг. Делать сюрпризы я никогда не умел, поэтому прямо написал о подарке Даничу.
Вечером отправился к нему в общежитие. Скорее это был отель, с идеальным ремонтом, прекрасными комнатами. Каждый раз, когда я оказывался у него в гостях, мне не хотелось уходить. «Дом там, где приклоню голову». Но уходить всё равно приходилось.
С порога начал сыпать шутками, чтобы не чувствовать себя виноватым в собственной пропаже. Андрей, его сосед, классно смеялся, так что шутить мне нравилось всё больше. Чувство вины - это странная штука, мне думалось, оно должно работать в обе стороны.
Данич показал подарок от своей девушки – пирожное, с их фотографиями. То, что это было пирожное, я понял не сразу, только когда засунул в него палец и с виноватой гримасой повернулся к ребятам с пальцем во рту.
Мы сидели в комнате. Темы для разговора истощались, пришла Настя, девушка Андрея. Или не девушка, я и сейчас не уверен. Я не любитель влезать в дела чужих ячеек общества, но мы с Даничем невольно оказались вовлечены и выслушали весь сопливый трёп с обеих сторон: они встречались больше 4 лет, и теперь ВНЕЗАПНО Андрей охладел к ней. Мне показалось свинством, что на празднике своего друга эти ребята не могут на время забыть о собственных разногласиях и закрыть рот. Впрочем, меня больше интересовали пицца и кола.
Через некоторое время Настя обнаружила, что на кухне вообще-то есть и другие люди, и разглядела меня с пиццей в руке, в полутора метрах от себя. На её месте я бы тоже начал что-то подозревать, заметив рядом парня в татуировках и с пиццей в руке. Когда Данич пошёл в комнату уговаривать Андрея остыть, я остался на кухне с ней.
Настя произвела впечатление разумного человека: она понимала, что происходит вокруг и даже могла шутить об этом. Обычно большего я не искал, но она к тому же оказалась неглупой. Если принять всю их лучезарную историю любви и разрыва за чистую монету, возникало желание ей посочувствовать. Сказать больше, мне казалось, она хотела, чтобы ей сочувствовали. Нелепая самоотверженность и готовность терпеть все оскорбления от Андрея придавали ей образ мученицы; будто ещё чуть-чуть, и свет энергосберегающих лампочек сойдется колечком над её головой, и туда можно будет забросить мяч, который отскочит от её полупустой головы и отзовётся гулом внутри неё. Никогда не понимал самоотверженности в любви, это как отдать жизнь за акционное предложение в Пятерочке.
Тему для разговора долго искать не пришлось, я спросил её, почему они срутся. Мы обменялись пустыми репликами, которые она оборвала острой шуткой:
- Хах, сразу видно, что ты в СИНХе учишься.
Неплохо, Настя, но теперь держишь.
Остаток вечера я провёл, придумывая и воспроизводя колкости в её адрес; это выходило так удачно, что мне удавалось заставить ребят, а иногда и её саму, смеяться в голос. Я был доволен. Атмосфера стала дружелюбной.
Подарок Данич так и не принял, хотя я и попытался ловко спрятать его на душевой кабине в ванной. Прощаясь, я обнял Данича, Андрея, и дал пять Насте.

Послесловие.
Я не рассказал о многих вещах, потому что мне вряд ли доставит удовольствие писать о них, пример этого – рассказ про Надю. Этот сборник я написал в первую очередь для себя, чтобы осмыслить события прошедшего года.
Сейчас я нахожусь дома, как всегда хандрю и вспоминаю о прошлом. Столько всего произошло, и теперь всего этого нет – просто потому, что я так захотел. Всё исчезло. Разве у меня есть право решать за друзей, быть им рядом со мной или нет? Сложно сказать, но я полностью уверен, что поступил правильно, когда отчислился и вернулся домой, как бы мне сейчас ни было погано. Как и год назад, я держу в руках аттестат и радуюсь, что всё позади.
Воспоминания заменяют мне вид из окна.