Та нить
- Что, спать?
- Да.
Я закрыл ноутбук и отнёс его в студию, где он был в безопасности под замком. Клауди в это время зашла в спальню и переоделась. Я вошёл и упал в кровать лицом, как любил ещё с детства. На мои плечи легла холодная тонкая рука. Я повернулся боком, мы встретились глазами с ней, и я в них немножко утонул. Её белые волосы нежно обволакивали мои пальцы. Я был дома - там, где хорошо, уютно, чувствуешь себя на месте.
- Я люблю тебя, - прошептал я в воздух.
- Меня не волнуют слова... Но я знаю это.
Она нежно улыбнулась.
- Но что такое любовь? - спросила она, переворачиваясь на спину, положив руки за голову. - Я знаю, что это чувство. Я знаю, что это химический процесс. Я знаю, что это близко инстинкту, который заставляет нас хотеть размножаться. Я знаю, что это зависимость...
- Скорее, ты знаешь, что оно вызывает чувства и эмоции, что оно вызывает химический процесс, желание размножаться и зависимость. Но сущности ты не знаешь.
- Что именно оно из себя представляет? И откуда взялось?
- Можно лишь предполагать. Это как с любым чувством. Вот, например, тот же вкус, данный нам с рождения. Почему что-то кажется нам острым? Оно вызывает болевые ощущения. Почему оно вызывает боль? Потому, что эти вещества скорее всего вредны в больших количествах. Почему организм переживает о том, что может причинить вред? Он хочет сделать так, чтоб мы дольше жили. Зачем?
- Боже, какой же ты иногда занудный.
- Бывает местами, - сказал я, а про себя подумал:
"Именно моё занудство помогает мне дойти до конца логической цепочки. Я принимаю свои идеи, не бросаю их в пустоши подсознания, вешая бирку "бред какой-то". Я изучаю их, пока не пойму, что они и вправду нелогичны, или что они на самом деле достойны внимания".
- Зато я точно знаю, как она работает.
- Опытный?
- Хех.
- И что же ты можешь поведать мне, о великий фило... Филиолог? Наука о любви вообще существует?
- Ты не поверишь, но когда-то давно я даже интересовался, и оказывается, что все исследования и эксперименты, проведённые для изучения любви, не являются частью какой-то одной науки. Такая важная часть жизни, а науки для неё нет...
Я отвернулся и упёрся взглядом в стену.
- Настоящая любовь начинается тогда, когда из неё пропадает магия.
- В каком же это смысле?
- Пока ты боготворишь своего "избранника", ты просто не способен быть адекватным. У тебя больше шансов случайно сделать больно и всё разрушить. Твоё искреннее чувство глубокого уважения и привязанности никто не поймёт.
- Проще говоря, "чем больше любим мы кого-то, тем меньше нравимся мы им".
- Да, но не совсем. Когда ты искренне любишь и глубоко уважаешь, но осознаешь, что рядом - обыкновенный человек, просто человек - не всезнающий полубог, не великий философ, а именно человек - вот тогда любовь идёт не только от души и страсти, тогда мозги могут успокоить те порывы, что приводят к "плохим" последствиям. Но... На самом деле, тут ещё можно поспорить, что плохо, а что хорошо - любые события просто меняют человека, иногда делая его сильнее, а иногда - слабее. А то, как этот человек ситуацию в тот момент воспримет - вопрос третий. И всё же... Если и любить, то душу и мозг. И не важно, насколько красива оболочка. Если слишком долго ганяться за комбинацией из всех нужных тебе качеств, то можно так и умереть в одиночку. Нужно взаимностью отвечать на любовь и ценить её, а не ждать, пока будет кто-то лучше.
Я стих на время. Клаудия дышала ровно. Я продолжил, но тише.
- Честно говоря, я не понимаю, чем любовь отличается от сильной дружбы. Мы всё так же просто общаемся, может и на более личные темы. Мы всё так же пытаемся доверять друг другу. Мы можем бросить друг друга в любой момент, ведь так и должно быть, у человека должна быть свобода, ведь она делает его счастливым, а счастье это всё, чего на самом деле хочет каждый... Я не буду держать или держаться, Клауди.
В ответ ничего не было слышно, лишь её бок то приподымался, то снова опускался.
- Мы люди так непостоянны... Завтра ты скажешь мне, что больше не любишь и уйдёшь, и это было бы нормально и естественно. Если б я пришёл домой, а тебя трахал другой, я бы просто прошёл мимо и сел бы пить чай и читать.
Я поплыл в свои воспоминания, и произносил попутно:
- Жизнь научила, что любовь прекрасна сама по себе, даже когда она безответна. Желание сделать чью-то жизнь лучше, не желая ничего взамен... Это ведь и есть та добродетель, о которой говорят все люди... И я боюсь своей натуры. Боюсь в какой-то момент разлюбить. Поэтому я буду с тобой, пока мы ещё что-то чувствуем... Друг к другу. Любовь делает меня по-настоящему счастливым. Кажется, ничто другое уже не делает... Ведь все люди... Все мы... Мы как наркоманы, готовые гнуть спины месяцами только для того, чтоб в один прекрасный день купить дорогой наркотик и спустить на него всё, наслаждаясь эффектом, что будет длиться секунды. Только наш наркотик - счастье. А я не знаю, хорошо это или плохо - чувствовать себя счастливым. Я чувствую, и мне кажется, что счастье - это хорошо. Но на самом деле...
Я не знаю этого.
Клаудия уже спала. Да, она правда старалась перестроиться на мой режим, и это было приятно, но она вырубалась гораздо раньше. А я решил устроить себе выходной, поэтому после получаса лежания в кровати я надел наушники и пошёл гулять.
Играл трек Deadmau5 - Moar Ghosts And Stuff.
Я включил свет, и ходил по дому, пританцовывая. На моём лице появлялась улыбка.
"В конце концов, я могу себе позволить отдохнуть, как человек".
Я заглянул в холодильник, достал оставшуюся пиццу и поставил её греться в микроволновку.
Наверное, со стороны я выглядел необычно. Какой-то странный молодой дрыщавый парень танцует на маленькой кухне, а так как на улице ночь и мёртвая тишина спального района, то музыку из наушников слышно довольно отчётливо. Иногда я особенно громко топал ногой и издавал завывающие звуки, пытаясь подпевать.
Я ведь... Имею право на счастье, пусть это просто чувство маленького куска мяса в огромной вселенной.
Тем более в свой День Рождения.
Двадцать оборотов Земли вокруг солнца назад я вылез из своей матери. Почему то кто-то считает этот день особенным. Я - нет. Почему я праздную и радуюсь? Ну, как алкоголики ищут любой повод, чтоб выпить, я ищу любой повод для счастья. Может это бред. Но раньше этот день меня радовал. Может это просто... Фантомное чувство радости, что тянется откуда-то из детства?
Никто не знает об этой дате. Ни Том. Ни Клаудия.
Микроволновка издала звенящий звук, я достал пиццу и первый кусок сразу попал в мой наполовину металлический рот.
Слёзы катились по моим щекам. Играла весёлая музыка. Мне было хорошо. Я хотел сдохнуть.
Пицца была слишком вкусной, поэтому я залил её алкоголем.
"Ещё несколько долбаных лет назад в этот день во мне жила вера в добро, в любовь, во мне жили мечты. А что сейчас?"
В горле стал комок. Было тяжело дышать.
"Я ненавижу каждый миг своей жизни. Ненавижу причинять людям боль..."
Я старел и гнил внутри, и с каждым годом этот день становился всё более похожим на жестокую сатирическую шутку.
"Мне бы сдохнуть и не чувствовать, но стрёмно... Во что ты веришь, Майкл?"
Я выдернул наушники из ушей и опёрся о стену. Тяжелая плотная тишина заполнила уши.
"Как же мне страшно... Я ничего не знаю и не понимаю"
Медленно сползаю по стене на пол и еле дышу.
"Боже,.. помоги! Помоги, пожалуйста! Покажи мне путь! Я ведь просто стараюсь сделать так, чтоб всё было хорошо! Боже! Почему ты не слышишь?"
Я уже не могу не плакать. Я прожил долбаные двадцать лет. Я проиграл во всём. У меня ничего нет. И не вирус виноват... Виноват я, впустивший его. Я ничего, блять, ничего не знаю. Любимое дело не приносит радости. Собственная улыбка вызывает отвращение.
"Я просто... Не могу снова поверить в добро. Для большинства людей я сволочь и идиот"
Пицца остывает...
Я встал, покинув те мысли. Налил себе ещё и взял в руки пиццу. Она согнулась под силой собственной тяжести и на пол упал кусок оливки.
"Они не знают точно, что такое добро. У них есть только какое-то абстрактное представление. Они используют его только чтоб кто-то мог казаться выше, а кто-то ниже. Выходит, добро - это ещё один способ унижения. Всё таки, где нет добра, там нечем будет измерить зло"
Резким движением я опрокинул стакан в себя и держал его над своей раскрытой пастью, ожидая пока со дна в горло стечёт последняя капля.