Эпилог
После неё
Прошёл год.
Квартира осталась той же, только пепельница полнее.
Я так и не купил занавески — теперь солнце будит меня каждое утро, как старая боль в боку.
Иногда кажется, что даже свет знает, кто здесь жил. Кто исчез.
Вино стоит в шкафу.
Одна бутылка, нетронутая. Пыльная, как обещание.
Смотрю на неё иногда — как на врага, с которым заключил перемирие.
Мы больше не воюем, но и не обнимаемся.
Кристина умерла. Той же весной.
Официально — в палате. Одиноко. Без меня. Без слов.
Так ей хотелось.
Я сначала злился, потом понял: всё, что она делала, она делала, как хотела. Даже смерть.
Спустя недели после похорон я нашёл письмо.
Оно было в книге, которую она читала на кухне, когда у неё дрожали руки.
Между страниц — обычный конверт, детский почти, розовый, с облезлым уголком.
Надпись: «Только когда закончишь писать».
Я не открыл.
Несколько месяцев просто перекладывал с места на место.
Боялся.
Потому что внутри было не просто прощание — а точка.
Последняя.
А потом сел.
И начал писать.
Не зная, зачем.
Не зная, выйдет ли что-то.
Просто — писал.
О ней.
О нас.
О себе таким, каким меня знала она.
И когда поставил последнюю точку в черновике, только тогда открыл конверт.
Как она просила.
Вот оно:
«Алекс.
Не буду звать тебя любимым — ты и так знаешь. Если ты читаешь это — ты жив. Значит, ты всё же начал писать. Я горжусь.
Я не могла сказать тебе лично. Не потому что трусиха. Просто хотела, чтобы ты запомнил меня не больной. Не с трубками. Не в халате. А той, что сидела у тебя на кухне, ела пиццу и пила вино.
Я знала, что время заканчивается. Я сбежала из больницы не ради героизма, а ради себя. Хотела немного счастья. И ты дал мне его. Пусть даже не знал, что делаешь.
Не ищи меня больше. Не ищи смысла.
Любовь — это не объяснение. Это просто когда человек рядом, и тебе не больно.
Спасибо, что не делал из меня героиню.
Спасибо, что не спасал.
Спасибо, что просто был.
Я хотела, чтобы после меня осталась тёплая комната.
Чтобы ты вошёл — и тебе стало легче.
Если так — значит, всё не зря.
К.»
После этого я неделю не выходил из дома.
Слушал голос в голове, который шептал:
"она же была", "она же правда была", "ты же это не придумал".
Я смотрел на её чашку на кухне. На бутылку, которую она так и не открыла.
На свитер, который пах её кожей.
И просто жил. Тихо. Как будто по инструкции.
Я написал эту историю, как и обещал ей.
Ту самую, которую ты сейчас держишь в руках. И которую, она уже никогда не прочитает.
Да.
Эта книга — о ней.
О женщине, которая не спасала.
Не учила.
Не требовала.
Просто была.
И ушла.
По-своему. По-честному. По-настоящему.
Книга вышла небольшим тиражом.
Один редактор назвал её «честной до крови».
Другой — «мужским нытьём с душой».
Пусть оба будут правы.
На презентации была толпа.
Ни Анны, ни Макса среди них не было.
И слава Богу.
Мы больше не говорим.
Я не держу зла. Просто отпустил.
Как плохой сон с похмельем.
Женщины стали писать.
Много.
Кто-то благодарил.
Кто-то предлагал себя.
Кто-то говорил, что Кристина — это выдумка.
Что так не бывает.
Я не спорю.
Каждый верит в то, что ему удобнее.
Иногда мне хочется, чтобы она появилась снова.
Просто постояла у двери.
С бутылкой.
С пиццей.
Без пафоса.
С её дерзкой улыбкой и пальцами, которые не боялись касаться грязи в моей душе, надеясь ее вылечить.
Но она не появляется.
Иногда снится.
Не эротика, не драма — просто мы на кухне.
Она смеётся, у неё немного синяки под глазами.
Я пью кофе. Настоящий. Горький.
Мы молчим.
И этого достаточно.
⸻
Я научился жить.
Без спектакля. Без великих смыслов. Без «надо».
Я даже иногда вытираю пыль.
Я не стал другим.
Я просто стал больше собой.
Не благодаря книгам. Не благодаря вину.
А потому что один человек — всего лишь один — поверил в меня,
когда я сам в себя не верил.
⸻
Письмо лежит в рамке.
Я не читаю его каждый день.
Но знаю: оно там.
Оно моё.
Вино всё ещё в шкафу.
Я не пью его.
Иногда прикасаюсь к бутылке ладонью, чтобы убедиться — я на месте.
Живой.
И знаешь, что?
Я больше не боюсь весны. Я просто говорю ей «спасибо». За неё.