Глава 11
Время стало мёртвым. Оно не тикало, не ползло, не жгло. Оно просто было — как старая простыня, которой накрыли всё живое. Я шевелился под ней — но не жил. Ходил в душ, иногда ел. Больше пил. Но это уже не было весело. Это было... как сдавать кровь каждый день по капле. Ни тебе трагедии, ни комедии — один документальный фильм о жизни мужчины, который однажды всё просрал.
Кристина не вернулась. Ни через день, ни через два. Телефон не брала. Соцсети молчали. Дверь оставалась закрытой. Я вслушивался в каждый звук в подъезде, как собака, у которой отняли поводок, но обещали, что «вернутся через пять минут».
А потом пришло письмо. Бумажное. Реальное. В ящике. На конверте только моё имя. Почерк — её. Я узнал его сразу. Строчки уверенные, чуть угловатые. Я держал конверт, как раненую птицу — осторожно, с уважением, но уже зная, что она не выживет.
Я вскрыл его.
«Алекс.
Не ищи меня. Это не исчезновение, не побег, не фокус. Мне просто нужно было уйти.
Я увидела твоё лицо, когда ты вернулся после встречи с Максом. В нем было всё — боль, отвращение, пустота. Но не я. Я осталась снаружи, как гость, который задержался.
И я поняла: мне нужно исчезнуть раньше, чем ты начнёшь меня ненавидеть. И раньше, чем я перестану быть собой.
Я болею. Уже давно. Это то, чего ты не должен был знать. Я хотела, чтобы с тобой у меня было другое тело. Не больное. Не худое. Не уставшее. А такое, какое ты заслуживаешь.
Ты — ярче, чем ты думаешь. Даже если прячешься за бутылками и бабами.
Я видела, как ты смотришь. Как слушаешь. Как молчишь. Ты умеешь чувствовать — даже если сам себе в этом не признаёшься.
Прости, что не сказала раньше. Прости, что ушла без объяснений.
Я знаю, ты думаешь, что это бред — но я люблю тебя.
Именно тебя — такого, какой ты есть.
Будь живым. Будь.
К.»
Я перечитал письмо раз десять. Потом выпил бокал вина. Потом ещё один. Потом лег на кровать и закрыл глаза. И понял, что хочу умереть. Но умереть не как в книгах — с трагедией, с дождём за окном и классической музыкой на фоне. А тихо. Просто перестать просыпаться. Чтобы всё исчезло — вино, предательство, запах Кристины в простынях.
⸻
На следующий день пришла Анна. Вырвалась в квартиру, как ураган, и сразу начала с истерики:
— Ты, сука, не пришёл! Я как дура сидела в этом номере! В этом идиотском отеле! В том самом, где мы...
— Трахались, да, помню.
— Заткнись! Я прождала тебя три часа! Думаешь, мне было легко?
Я молчал. Смотрел на неё. Честно говоря, не чувствовал вообще ничего. Не злость, не вину, не жалость. Просто — пусто. Как будто стою перед зеркалом, а отражения нет.
— Ты был с ней?
— С кем?
— С этой... Кристиной. Странной. Молчащей. С полупустыми глазами и костлявыми руками.
— Нет. Она ушла.
Анна замерла.
— Что значит — ушла?
— Ушла. Больше не приходит. Письмо оставила.
Она села. Взяла вино. Выпила из горла.
— Ты любил её?
— Да.
Мы сидели молча. Она пила, я смотрел на пыль на подоконнике. Там всегда скапливается пыль. Даже если вытираешь. Всё равно возвращается.
— Макс всё рассказал, — сказал я. Не с упрёком, без претензий. Просто как факт.
— Я не хотела, чтобы ты знал, — прошептала она. — Это было... ошибкой.
— Конечно, ошибкой. Ты ошиблась мной. А он — моей дружбой.
— Алекс...
— Не надо. Ты пришла не из любви. Из вины. А я не священник.
Она допила вино. Поставила бутылку на стол. Подошла ко мне. Хотела коснуться — но я отстранился. Не резко. Просто... не захотел.
— Не трогай меня.
— Тогда прощай.
— Уже.
Остался я. Квартира. И воздух, в котором всё ещё пахло Кристиной. Он был везде — в наволочках, в ванной, даже в чашке, из которой я не пил неделю. И запах этот не уходил. И, наверное, не уйдёт. Потому что не запах — призрак.
И я снова стал ждать. Ждать, как алкоголик ждёт, когда магазин откроется. Как ребёнок ждёт, что мама не забудет забрать из школы. Как мужчина ждёт женщину, которая уже мертва.
⸻
На седьмой день случилось чудо. Или кошмар. Я до сих пор не знаю.
Я проснулся от звука ключей. Дверь открылась. Я не сразу поверил. Подумал — глюк. Остатки вчерашнего вина. Фантом. Но потом увидел её.
Кристина. Стоит на пороге. Худая. Очень. Под глазами синяки. Волосы собраны. Лицо — бледное, но улыбается. Слабо. Едва заметно.
Я не двигался. Она тоже.
— Ты ждал? — спросила она.
Я кивнул.
Она зашла. Закрыла дверь. Села рядом. Не сказала больше ни слова. Просто взяла мою руку и положила на своё колено. Тонкое, почти костлявое. Я почувствовал, как оно дрожит.
Мы молчали. И это было лучше, чем любая музыка, любой секс, любой монолог из фильма о любви. Просто тишина. Где есть мы. Где ничего не нужно объяснять. Где не надо быть сильным, красивым, умным.
Просто — быть.
— Я думал, ты умерла, — сказал я через полчаса.
— Почти.
— Где ты была?
— Там, где нельзя говорить. Врачи, капельницы, чужие тела. Где никто не смотрит в глаза. Где ты — просто статистика.
— Ты вернулась?
— Да. Но ненадолго.
Я посмотрел на неё.
— Сколько у тебя осталось?
— Не знаю. Никто не знает. Может, недели. Может, больше.
— Почему пришла?
— Потому что перед смертью люди возвращаются туда, где им было хоть немного хорошо.
Я сжал её руку. Осторожно. Как будто боялся сломать.
Хотя сломано в ней было всё — тело, нервы, надежды.
Но не душа. Её душа была здесь. Со мной.
И, возможно, только это и имело смысл.