Алоис, который пытается стать лучше [ЗАКОНЧЕН]

День выдался необычайно дождливым и ветреным, что достаточно было несвойственно для апреля в Японии. В маленьком деревянном здании, затерянном в бесконечных дворах и переулках, стоял покой. Здание наполнял благоухающий аромат цветов, коими был аккуратно забит каждый угол. Цветы стояли и на прилавке, и на полках за прилавком, цветы стояли и на крыльце здания, а также они висели на белых подвесках, изрядно покачиваясь от любого шороха. Статный и высокий парень, совсем ещё юнец с голубыми сияющими глазами, что обрамляли длинные светлые ресницы, открыл стеклянную дверь, подпирая её камнем. Ветер ворвался в здание, цветы и растения судорожно закачались. Парень вдохнул свежесть, расслабляя на миг лицо. Но стоило ему повернуться обратно к прилавку, как его молодое лицо тут же вновь помрачнело. Перед ним стоял нелепый японский юноша: азиатские глаза его виновато бегали из стороны в сторону, чёрная гладкая чёлка чуть ли не закрывала ему взор, а квадратное, тем не менее, хилое тело нервно трясло. Он раскаянно упер руки в карманы своих широких джинс.

- Ну, семпай... - судорожно выдохнул он, боясь взглянуть в голубые пронзительные глаза своего оппонента. - Я ведь здесь всего три дня! Мне простительно не уметь выговаривать ваше имя. Оно такое... Сложное и иностранное, - увидев, как нахмурился его коллега, японец вскочил и поклонился. - Семпай, извините! Не хотел вас оскорбить! Ух, клянусь! Только не заставляйте меня снова драить полы!

Голубоглазый парень устало вздохнул, засучив рукава своей чёрной водолазки, что добавляла ещё большую статность его фигуре. Его узкие белые джинсы подчёркивали стройность его длинных ног, а чёрные кеды на небольшой платформе делали своего носителя ещё выше, а от того и изящнее.

- Ей богу, Макото, - отчеканил он, заправляя за ухо пряди пшеничных волос, что норовили упасть на щеку, - запомни раз и навсегда: моё имя Алоис Джеймс Транси.

Алоис прошёл к прилавку обратно, приковав к себе восхищенный взгляд японца. Макото последовал за своим семпаем, давя умилительную лыбу до ушей, в которые уже были вставлены пару-тройку серёжек. Алоис взглянул на него.

- Тебе чего?

- Алоис-семпай, вы ведь иностранец? Вы говорите на японском даже лучше, чем я, - Макото сел на прилавок. Алоис строго попытался его отогнать, но японец оказался несдвигаемым.

- Я родился и вырос в Японии, тем не менее, имею английские корни, - ответил Алоис, раздражённо взглянув на Макото. - Ты ведь ещё в старшей школе, так? Сейчас всего полдень, а ты здесь! - взглянул Транси на настенные часы. - Занятия прогуливаешь, да?!

- Да какая вам разница?! - воскликнул школьник. - Мне хозяйка этого цветочного магазина, Мегуми-сама, разрешила приходить на подработку сюда, когда захочу!

- Ну ты и дурень, - вздохнул Алоис, - она имела ввиду, что ты можешь приходить сюда, когда захочешь только после школьных занятий, - он поднял школьный портфель Макото, заброшенный далеко под прилавок, и отдал его ему. - Ты знаешь... Я тоже когда-то прогуливал занятия в средней школе, потому чуть ли не завалил вступительные экзамены. В этой стране абсолютно все определяет только, как ты вёл себя в школе. Так что быстро пошёл на занятия и улучшил свою успеваемость, после чего на подработку можешь приходить хоть ночью!

Макото неохотно спрыгнул с прилавка, нервно теребя белую футболку. Алоис отвернулся от него и принялся заниматься удобрением цветов, что стояли на полках. Но задорный смех Макото вынудил его вновь оглянуться назад.

- Алоис-семпай кажется на первый взгляд строгим и ворчливым. Ну, знаете, вы такой грозный с этим ростом... К тому же вы так смотрите на всех...

- Как я на всех смотрю? - раздражённо спросил Алоис, недовольно сверкнув глазами.

- В общем, Алоис-семпай, а я знаю ваш секрет! - перевёл тему Макото, задорно показав пальцем на Транси. - Вы на самом деле добрый и заботливый, ха-ха-ха! - Алоис подошёл к школьнику, дернув его за ухо. - Ай все, семпай, хватит! Хватит!

Макото помахал Алоису на прощание, после чего выбежал прямо под дождь из цветочного магазина. Транси покачал головой:

- Хоть бы зонт взял... Ну что за молодёжь пошла.

Молодежь... Алоис удивлено поднял брови, осознав, что тоже все еще является молодежью. Всего-то двадцать с лишним лет, а жизненного горького опыта, как и у любого взрослого человека, хоть ведрами черпай. Алоис уже давно позабыл, каково это - быть молодежью. И хоть он был юн, полон сил и красоты, он чувствовал себя лет на сорок, а иногда и за шестьдесят. Но почувствовать себя вновь каким-то юнцом - беспомощным, маленькой рыбешкой в пучине океана, - нет, уж увольте. Транси был сыт этим по горло.

Прилетев в Японию, Алоис отсиделся дома ровно месяц, свыкаясь с бурными переменами в своей жизни, после чего мать таки выгнала его в новую среднюю школу. Друзей он завести себе не смог, ведь его еще долгое время гложила вина, что своих прежних друзей он предал, втоптал башмаками в грязь своим неожиданным побегом. Он побоялся знакомиться с новыми людьми, что уже были наслышаны о его прошлом, боялся так же предать их, да и считал, что он и вовсе не заслуживают никакого-иного теплого отношения к своей персоне. Потому он сбежал в старательную учебу, в которой искренне пытался, но все еще не мог найти себя.

Но вдруг пришло спасение: курение сигарет. Сигареты-сигареты-сигареты... Алоис употреблял сигареты на завтрак, заедая ядовитый никотин пережаренным-пересоленным омлетом, что неумело, но любвеобильно готовила Ханна перед тем, как молниеносно сбежать на учебу в педагогический. Алоис употреблял сигареты на обеденный перерыв, заедая ядовитый никотин кукурузной булочкой, купленной в буфете всего за пятьсот йен. Алоис употреблял сигареты на ужин, заедая ядовитый никотин онигири с семгой. И как-то раз, когда Алоис употреблял сигареты на полдник, запивая ядовитый никотин яблочным соком, его легкие неожиданно отказались дышать дальше. Он захлебнулся кашлем, испуганно выбрасывая пачку сигарет куда-подальше. Почувствовав вину перед маленьким собой, что поклялся себе более никогда не курить, Алоис обидчиво поплелся в комбини, где приобрел еще одну пачку сигарет. Но открыл он ее только, будучи девятнадцатилетним студентом.

Долго искать новое спасение не пришлось: поступив в старшую школу, Транси загорелся выращиванием растений. Цветы луковичные, почвопокровные, для альпинария... Растения хвойные, многолетние, однолетние, декоративные... Перед Алоисом открылся новый мир - благоухающий, яркий, душистый... Купив себе комнатный бальзамин, Транси вновь расцвел. Теперь его новая личность, что он создал для побега в Японию, разбавилась искренней заботливостью и любовью к растениям, что, безусловно, приблизили его к себе настоящему. Новая его личность - строга, серьезна и холодна. Полная противоположность ему самому. Но лишь любовь к растениям помогала ему по частичкам вернуть себя утерянного. Но этого он не осознавал.

Алоис сам соорудил небольшой садик на переднем дворе у дома. Роясь в удобрениях, сажая аллиум или виолы, ему удавалось забыться. Он не ощущал ни прошлого, ни будущего. Настоящего не существовало. Был лишь благоухающий запах вокруг, земля и разнообразные растения. Правда, весь преподобный рай все же был разрушен неизвестным злоумышленником. Возвратившись домой, будучи на втором году старшей школы, Транси обнаружил свой перекопанный садик. Некоторые цветы перетоптали, а маленький пластмассовый заборчик переломали.

Джим бы зарыдал на том же месте, если бы вдруг не расслышал слабый писк. Он посмотрел по сторонам. После чего осознал, что писк исходит из самого перекопанного участка в садике. Алоис испуганно рванул к тому месту, судорожно разгребая голыми руками наваленную грязь. Писк становился все громче... Алоис вытащил котенка. Маленького кроху без одной передней лапки. Грязного, дрожащего... После находки котенка, Транси продолжил поиски. Из выкопанной ямки он достал еще двух мертвых котят. "Боже, - приговаривал рыдая Алоис, прижимая к груди оставшегося живого котенка, - Боже, Боже, умоляю! Пусть тому, кто это сделал... Грузовик раздавит руки!".

Транси решил приютить котенка. Он аккуратно обмыл его, дождался прихода Ханны и тогда похоронил его братьев и сестер. Чистый кроха оказался на удивление рыжим и пушистым. Ханна предложила назвать котенка в честь Луки. Ведь тот тоже был столь рыжим и пушистеньким. Но Алоис, покачав головой, выдал более устоявшийся вариант: Сороконожка. Отныне, в доме Анафелоуз жило новое спасение для Алоиса - трехлапый котенок по кличке Сороконожка, маленький озорной комок. На следующий день, Алоис понес котенка в ветеринарную клинику. Подойдя к светофору, блондин заметил огромное скопление людей у дороги. Проходя мимо толпы, Джим увидел это совершенно случайно: на дороге без сознания лежал окровавленный мужчина, а рядом стоял грузовой фургон, чьи шины были изрядно заляпаны то ли грязью, то ли алой жидкостью. Интересный факт: размозженные руки пострадавшего выглядели словно праздничный клубничный торт, что прилетел в лицо имениннику. Увидев сие происшествие, Алоис пробрало на смех, впервые за все время искренний.

Ветеринары вторили Алоису, что Сороконожка - не жилец. Но Алоис днем и ночью заботился о своем котенке, ласково играя с ним или кормля через шприц. И вскоре Сороконожка бегал и мурчал в ухо своего владельца, словно здоровый котенок без каких-либо помарок во внешнем виде. Безудержная мания Джима к растениями переросла в нечто большее - в твердое желание стать ученым-ботаником. С огнем в глазах, Алоис поделился этой новостью с матерью. Та лишь усмехнулась. Но завидев своего сына, окончившего старшего школу, на пороге с большими сумками, Ханна догадалась: Алоис отправляется в Токио, поступать в ботанический институт. Анафелоуз не желала отпускать сына в огромную столицу, где излишне бурный напор мегаполиса давит таких голубоглазых юнцов, как он. Но Джим лишь поцеловал мать в щеку, погладил Сороконожку и побежал на последний автобус в аэропорт.

Подработку в Токио Алоис не нашел так быстро, как и жилье. Свою первую ночь в Токио он ночевал в общепите, но красота ночной столицы смягчила его сердце, потому он твердо решил держаться до конца. Оставшуюся неделю он ночевал в капсульном отеле, после чего смог найти себе работу официантом в достаточно престижном ресторане. Иностранная внешность, цепляющая и восхищающая азиатов, помогла ему в этом. Теперь жизнь Транси стала более рациональной: найдя подработку, он отправил заявку в институт, в который всегда грезил поступить. Вскоре Алоис стал полноценным студентом, снимающим комнату в спальном районе. Ничего примечательного или же необычного. Лишь будучи студентом, Алоису удалось достичь той самой золотой середины, непостижимой, но такой привлекательной...

Алоис не ожидал, что учеба в институте окажется столь трудной. Возвращаясь в свою маленькую комнатку размером в четыре татами, после долгого учебного дня и изнурительной подработки, Алоис буквально падал, не в силах даже приготовить себе ужин. В скором времени, его начало одолевать не только усталость, но и меланхоличное одиночество. Друзей он завести и в институте не смог, его тоска по старым знакомым подавляла порывы знакомиться с новыми людьми. Сороконожки рядом не было, садика с растениями тоже. Лишь утомительная работа, старательная учеба и эта душная комната-коробка, которая Транси уже изрядно поднадоела, но снять новую комнату возможности он не имел. Как и каждый вечер, лежа на полу и пусто вдупляя в потолок, Алоис вспомнил, что с собой в столицу взял пачку сигарет. Он долго мешкался, стоит ли ему вновь начинать курить, но желание хоть как-то расслабить напряженные нервы само по себе вынудило Транси встать, найти в дорожной сумке сигареты и, открыв стеклянное окно, пропускающее весь холод зимнего Токио, закурить. Джим поклялся себе, что будет курить только в особых случаях, за компанию или же после распития алкоголя, либо во время ужесточенного стресса и усталости. И то золотое правило поддерживается до сих пор.

На втором году обучения Алоиса в ботаническом институте, Ханна закончила педагогический. Она позвонила своему сыну и попросила на выходные приехать в Атами, дабы помочь ей разобрать некоторые вещи. На ленивый вопрос Транси, зачем ей это вообще надо, она торжественно объявила, что собирается переехать в Киото. Да, старомодный Киото был для Анафелоуз всем. Она действительно много работала, дабы, как она говорила, рвануть в Киото поскорее. И хоть Алоис ворчал в трубку, он искренне был рад за маму. И быстрее желал повидаться с ней. Потому, весенними каникулами, Транси отправился в родной Атами. Он и подумать не мог, что его родной город может быть таким красивым весной. Совсем того не ожидая, Алоис попал в Атами в период цветения здешней сакуры. Светлый город, лишенный суеты мегаполиса, был наполнен благоухающим ароматом апреля. Нежные розовые листочки сакуры аккуратно падали на чистый тротуар, на головы и плечи туристов. Алоис удивленно проходился по улочкам Атами, гадая, почему же некогда противный город стал настолько умиротворенным и красивым. Транси догадался: после суетливого Токио абсолютно любая провинция может показаться раем.

Ханна встретила сына, еще долго крепко его обнимала. После чего, повела домой, где Джим и встретил своего дорогого возлюбленного: подросшего Сороконожку. От радости столь долгожданной встречи, у Джима подкосились ноги. Свой первый день в Атами Алоис провел в объятиях с котенком. А если быть точнее, то уже с подрастающим котом. Отсутствие одной передней лапы нисколько не преуменьшало красоту и статность кота. Рыжая его шерсть красиво искрилась на свету золотым оттенком. Голубые глаза, словно недостижимое небо, переливались сапфиром. В итоге, за неделю пребывания в Атами, Джим настолько привязался к Сороконожке, что в итоге собрал его к себе в Токио. Проводив Ханну в древний Киото, Алоис и Сороконожка зажили до того спокойно и умиротворенно, что Транси более не приходилось утопать в одиночестве.

В конце концов, Алоису наскучила безмятежная повседневность, так что он решил попробовать нечто для себя совершенно несвойственное: завести себе девушку. Друзей у Алоиса не было, но поклонников - хоть ведрами черпай. Иностранная внешность Алоиса была нова для азиатов. Для них высокий и хрупкий Транси выглядел словно ангел, сошедший с небес. Потому ему часто признавались в симпатии и девочки, и мальчики. Самый пик признаний произошел в старшей школе, в тот момент, когда Алоиса интересовали лишь растения. Он мельком смотрел на признающегося, слегка неловко отказывал тому и уходил. Вскоре признания пошли на упад, после чего Алоису более никто не признавался, что его, честно сказать, очень расстраивало. Но на третьем курсе обучения, ему вдруг вновь признались: некая Кобаяши Има - как оказалось, его одногруппница, низкорослая девушка с узкими глазами, издали напоминающими щелочки. Она была достаточно неприглядна: ни роскошных длинных волос, ни тонкой талии или же высокого роста. Сера лицом и неброска одеждой. Но Алоису она понравилась. Взглянув на нее, он отвернулся. И поневоле ответил взаимностью на ее признание.

Алоис так-то ей не давался. Ни в сексуальном плане, ни в романтическом. Он не позволял себя целовать, брать за руку или же обнимать. Все их свидания проходили достаточно скудно: лишь за обсуждением учебного материала. Има грустила по этому поводу, однако даже представить не могла, как сильно ей доверяет Алоис. Обделенный общением несколько лет, Транси хватался за нее, как за спасательный круг. Он не разрешал ей проявлять к себе излишней тактильности, свойственной всем парочкам, однако связь между ними все крепла и крепла. Глядя на Иму, Алоис даже размышлял над тем, не бисексуален ли он. Однако, вскоре ему пришлось убедиться в своей гомосексуальности. Это произошло на годовой юбилей их отношений. Има на радостях привела Алоиса домой, дабы познакомить со своей семьей. По началу, все шло гладко: родители Имы приняли Джима достаточно радушно. Пригласили на чай. И тут в родительский дом ворвался брат Имы, приковавший к себе восхищенный взгляд Транси.

Он и думать не мог, что на свете бывают настолько прекрасные люди. Брат Имы, брат Имы, брат Имы... Влюбленным голосом повторялось в голове Алоиса, рассматривавшего вошедшего на кухню брата Имы. Нечто столь благородное, но в то же время хрупкое; столь маскулинное, но в то же время феминное; нечто грубое, но и мягкое; строгое и замкнутое, но и открытое и простодушное... Брат Имы был соткан из звенящих противоречий, сколь и сам Алоис. Поправив длинными пальцами свою строгую укладку черных волос, что на свету переливались серебром, брат Имы присел на стол, игнорируя упреки родителей. Брат Имы... Брат Имы... Брат Имы... Алоис перестал дышать, когда брат Имы столь галантно протянул бледню руку, облаченную в черную рубашку, к Транси для рукопожатия. Обменявшись легким рукопожатием, брат Имы переместился на свободный стул. И тогда брат Имы открыл рот: тысяча интересных фактов и цитат из известных книг и фильмов обсыпал Алоиса приятный низкий голос. Джим впал в осадок, осознавая, насколько же Има и брат ее отличаются друг от друга. В отличие от своей сестры, брат не был обделен ни умом, ни внешностью. Он казался идеальным.

Из уважения к Име, Алоис упорно пытался игнорировать всплывшие чувства. Но Кобаяши приучилась таскать Джима в родительский дом, ведь семье тот очень даже полюбился. Из-за этого иногда даже тесный контакт с братом Имы - дорогим Акио, - Алоису был обеспечен. Чувствуя в молодом человеке сестры некую "родственную душу", Акио часто приглашал Алоиса в свою комнату. Акио был невероятно грамотным человеком. На многочисленных книжных полках в его комнате покоились разных жанров романы, учебники, энциклопедии. Акио был младше Алоиса на два года. Он поступал в Токийский университет, жаждя получить высшее образование. Акио был выше Алоиса ровно на пять сантиметров. Акио почти ничего о себе не рассказывал. Акио... Алоис влюбился в него и более не мог этого отрицать.

Меланхоличным зимним днем, Има перестала себя сдерживать. Придя к Алоису домой в одном облегающем платье и чулках, она загнала бедного блондина в постель и начала с того требовать секса и ласки. Алоис долго молчал, после чего признался в своей гомосексуальности. А также влюбленности в Акио. Небольшое затишье... Има зарыдала, размазывая сопли и слезы по лицу, ярко намалеванному дешевой косметикой. Алоис, сгорающий с чувства стыда и вины, а также ненависти к себе, не дал Име сбежать из квартиры. Она закрылась в санузле, где просидела, проклиная Джима, более двух часов. Алоис все это время сидел рядом, игнорируя порывы сбежать из квартиры самому. Когда он уже более не мог выдерживать, Има вдруг вышла. Обнаженная, она бросила в лицо Алоису свою одежду, приказав ее надеть. Алоис был готов сделать все, дабы она его простила. Потому, он послушно внял ее указу.

Она фотографировала его в самых вульгарных позах, со всех неприличных ракурсов. "С этими фотками у меня теперь есть компромат на тебя. Ты выглядишь словно шлюшка, - с ненавистью процедила Има, шлепнув Транси по ляжке, - интересно, сколько членов обслужил твой грязный лживый рот!?". Много. Очень много. Сказанное Имой было правдой, а от того и било по сердцу. На эти несколько минут, Алоис забыл, что теперь имеет чувство собственного достоинства, что имеет волю и что может противостоять девушке. Он вновь превратился в того двенадцатилетнего мальчика, который... Так много членов обслужил своим грязным лживым ртом. Алоис всхлипнул, и Има остановилась, смягчив взгляд. Спрятав взгляд, она подошла к шкафу Транси. Нацепив на себя первые попавшиеся вещи, она быстро направилась к выходу. Напоследок, она произнесла, что сделанные фотографии никому не покажет, но удалять она их не собирается. Има оглянулась на Алоиса, с усилием сдерживающего слезы, подошедшего к ней. "В этих цветастых тряпках, - бесцветным голосом сказала она, перед тем, как выйти, - ты правда выглядишь, как шлюха". С тех пор Алоис никогда не надевал цветную одежду.

Он более не видел Иму в институте, а пойти и признаться Акио он струсил. Начались самые серые будни, кои облегчали лишь сигареты. Ситуация, произошедшая с Имой, душила его каждый день. Из-за этого открылись старые раны. Состояние Алоиса сказывалось на учебе, что заметили наблюдательные педагоги. Алоис не высыпался, мучил себя самобичеванием. Долгое время он думал о самоубийстве, на которое, взглянув на Сороконожку, к счастью, не решился. Произошедшее поближе к весне смягчило его сердце и позволило забыться на долгий срок. Его одногруппники, с коими он достаточно редко беседовал, вдруг позвали его на коллективную пьянку. Он подумывал отказать им, однако желание освободиться от удушающих мыслей вынудило его все же согласиться. Придя в назначенный бар и завидев своих одногруппников, Алоис неловко поздоровался, испуганно спутав английское приветствие с японским. Тем самым, он вызывал настоящий приступ умиления, чем заслужил обильное внимание к своей персоне. Его расспрашивали обо всем: о детстве, о мечтах, о жизни заграницей (если она вообще была), о старых друзьях...

Друзьях... Алоис знал, что дружба на расстоянии с таким человеком, как Сиэль, невозможна. Они пробовали общаться в соц.сетях, однако вскоре Сиэль более не мог тратить много времени на общением с Алоисом. Сиэль твёрдо решил идти вперёд: он выпросил у отца перевод в более престижную школу, дабы получить хорошее образование. Первые несколько дней Сиэль рассказывал Алоису, каково это - учиться в частном пансионате. Но вскоре, общение сошло на нет: учёба в пансионате набирала обороты, из-за чего Сиэль не успевал толком отвечать на сообщения Алоиса, а сам Алоис отправился в японскую школу, где тоже попробовал углубиться в учебу. С Сомой переписываться было... Некомфортно. После произошедшего сердечного приступа у Агни, Сома ухаживал за ним, что отнимало много времени. А начинать переписку с Зиглинде или Элизабет Транси попросту было стыдно.

Пьяный Алоис, задобренный пивом, был честнее обычного. Потому признался одногруппникам, что старых друзей он предал. Алоис спрятал лицо, желая защититься от неловких взглядов, что устремились на него. Одна девушка посмотрела на время и сказала, что пора расходиться. По толпе студентов прошёлся ропот, затем разговоры стали более громкими и оптимистичными. Будто Транси и вовсе не раскрывал свой рот. Будто бы Транси не было рядом. Вскоре, он тоже встал и принялся собираться. Уже на улице, одногруппники ещё долго не могли разойтись и стояли у входа в бар, разговаривая друг с другом. Алоис уже уходил домой, как вдруг его окликнули несколько парней. Джим настороженно оценил их внешний вид: четыре заурядных студента, с невероятно глупыми лицами. Все как один - стрижка под ёжик, тёмный пуховик и тянущийся голос. Один из них вдруг вытащил пачку сигарет. Раздав всем, в том числе и слегка недоуменному Транси, по сигарете, студент вынул из кармана зажигалку, зажигая ее. Теперь, на глазах озадаченного Алоиса, остальные парни, нагнувшись и убрав руки за спину, подходили вплотную к зажигалке, тем самым зажигая сигарету. Парень с зажигалкой, слегка неуверенно глядя на недоумевающего Джима, гордо произнес: "Мы преклоняемся этой зажигалке, сигаретам, искупляя свои грехи таким образом! Мы позволяем никотину войти в наш организм без всякого сопротивления, без помощи наших рук! Таким образом, это создает иллюзию наказания за наши грехи, за наше грубое отношение к близким!". "Я не буду заниматься подобным дерьмом!" - парировал Алоис, но теперь каждый раз, когда он просит у кого-нибудь закурить, он делает это лишь нагнувшись и убрав руки за спину.

Вернувшись домой, Алоис у порога нашел свою аккуратно сложенную одежду. Ту самую, что когда-то забрала Има. Транси не сдержался и сжег эти шмотки, проклиная всю семейку Кобаяши. После чего, придя домой, еще очень долго плакал, зарывшись лицом в пушистого Сороконожку. Сороконожка был рядом со своим владельцем всегда, при любых обстоятельствах: когда Алоиса выгнали из съемной комнаты за недоплату, когда Алоис закончил институт с отличием, когда Алоис бегал по всему Токио в поисках работы. И когда Алоис нашел работу в лаборатории Сороконожка тоже был рядом, радовался за пару с блондином. Единственный друг Транси - Сороконожка. И потому Алоис старательно работал день и ночи в лаборатории, дабы покупать своему питомцу дорогие кошачьи лакомства или игрушки. Правда, хоть Алоису и нравилось работать в лаборатории, из-за одного случая он был вынужден, гордо распрямив спину, уволиться оттуда. А если быть точнее: то уволился не он сам. Его уволили, да и выгнали пинком, поскольку тот "случайно" расквасил нос своему семпаю - какова ирония! Акио-сану, - взрослому женатому мужчине, работающему в ботанической лаборатории более десяти лет, а от того и имеющему благословление от директора.

Алоис простил своему старшему коллеге эти непристойные прикосновения в первый раз. И поглаживания по внутреннему бедру в ходе научно-исследовательских работ Алоис также старался игнорировать. Но когда Акио-сан вдруг неожиданно подошел вплотную к заду Транси, принявшись тереться о юное тело блондина - достигло вверх абсурда. Алоис не выдержал и, набрав в кулак все свое неопороченное достоинство, всю свою ярость, ударил семпая по носу, да так, что тому пришлось срочно уехать в травм.пункт. Все бы дошло до суда, если бы за Транси не замолвили словечко две его коллеги - молодые сестры, что изредка замечали эти двусмысленные прикосновения Акио-сана к Алоису. Таким образом, Алоис, не позволивший ублюдское к себе отношение, был выгнан с жутким скандалом. Но честь Транси была чиста, а от того он и не особо переживал о потере работы. Наоборот, его это достаточно радовало. Ведь теперь ничто не держало его в надоедливом Токио, что значило скорый переезд Алоиса.

Транси решил переехать в префектуру Гумма, окруженную горами и лесами. Алоис желал покоя, тишины и неспешной жизни, потому и выбрал самый отдаленный город на карте. Алоис быстро подыскал недорогое жилье, собрал вещи и рванул в новое место - новую жизнь, более спокойную, нежели в паршивом Токио. В том захолустье, в котором теперь жил Алоис, не оказалось ни ботанических лабораторий, ни научно-исследовательских центров. Не оказалось места, где ученый-ботаник Алоис оказался бы нужным. Был всего один ботанический сад, но в том не оказалось свободных рабочих мест. Джиму пришлось сводить концы с концами, перебиваясь дешевыми подработками. Но однажды пришло спасение: в одном кафе, Алоис познакомился с чудной старушкой - Мегуми-сан, - что, узнав о профессии Транси, пригласила того работать в свою цветочную лавку. С того самого момента прошло уже два года, что принесли Алоису еще больше потрясений и неприятностей. Но, сейчас, сидя за прилавком в душистом окружении красочных цветов, наблюдая за нежными каплями дождя, Алоис мог сказать, что все не так уж и плохо.

В конце концов, у него имеется достаточно денег, дабы поддерживать жизнь Сороконожки, страдающего от раковой опухоли более полугода.

Алоис взглянул на настенные часы. Уже шесть часов! Как поздно... Пора закрывать магазин и бежать в ветеринарную клинику за специализированным кормом для Сороконожки. Перед уходом, Алоис вдохнул благоухающий аромат цветов ради успокоения души. И сигареты вовсе не стали нужны.

***

Диагноз раскрылся осенью. Транси стали беспокоить неконтролируемая рвота и ухудшенное состояние Сороконожки, потому, схватив в охапку кота, блондин рванул к ветеринару. Доктор долго расспрашивал Транси о жизни трехлапого Сороконожки и даже посмеялся с клички. Наконец, вместе с ассистенткой, доктор принялся рассматривать кота. Нащупав что-то на животе, доктор раздасованно хмыкнул. "Опухоль", - словно приговор, озвучил доктор. Сдерживая слезы, Алоис спросил, из-за чего она могла возникнуть. Причин оказалось предостаточно: кот с детства слаб, да еще и инвалид. К тому же, постоянное нахождение Сороконожки рядом с курящим Транси способствовало развитию рака. Но доктор внушил надежду Алоису! Если начать интенсивное лечение сейчас, то Сороконожка будет продолжать жить. Ради спасения своего питомца, Алоис был готов пожертвовать своей зарплатой.

Регулярные капельницы, специализированный корм, а также подготовка к хирургическому вмешательству - все это влетело Транси в копеечку. Но блондин не жалел. Видеть Сороконожку в здравии - было единственным желанием Алоиса. Потому он продолжал тратить много сил и средств, дабы каждую неделю приезжать в ветеринарную клинику, находящуюся на самой окраине города, чтобы купить все нужные лекарства и корм. Из-за этого, сегодняшним днем Алоис чуть ли не опоздал на последний автобус. Потому домой он прибыл поздно.

Алоис устало открыл дверь двухкомнатной квартиры, хмурясь из-за темноты на пороге, встречающей его каждый день. Как можно быстрее сняв кеды, Алоис побежал искать Сороконожку. Таки найдя кота под кроватью, мирно спящего в самом дальнем углу, Транси облегченно выдохнул, отправившись заниматься бытовыми делами.

Не желая ужинать в одиночестве, Алоис хитро использовал древнюю уловку: пошуршал пакетиком корма. Обычно Сороконожка сразу же вылезает, только услыхав заветное шуршание, но в этот раз - тишина. Джим насторожился, вновь пошуршав пакетом. Тогда сам блондин пошел навестить кота. Остановившись у кровати, Алоис вдруг испуганно вздохнул, ощущая мелкую дрожь в своем теле. Транси, сбивчиво выдохнув, залез под кровать, подзывая к себе Сороконожку. Кот продолжал лежать в сторонке. Алоис выполз из под кровати, судорожно набирая в легкие воздух. Дрожащими руками он вытащил Сороконожку, прижимая к себе.

Укутавшись лицом в ватную, нездоровую шерсть, Алоис пытался осознать происходящее. Беспокойно прокручивая в голове всю цепочку всех произошедших событий, Транси смог догадаться: в воздухе стояла смерть. Блондин шокировано прижал к себе кота, не смея более сдвинуться с места. Но ведь смерть казалась невозможной! Ведь Алоис делал все, дабы предотвратить ее: бросил курить, столько денег отдал за лечение. Но оказалось напрасно. Все, как и всегда. Алоис разочарованно погладил Сороконожку, не желая мириться с реальностью.

Ядовитые слезы, жгучие и пропитанные горем, потекли по бледным щекам. Последний друг, последнее спасение от одиночества! Последний возлюбленный, последний свет в темной жизни Транси! Блондин отчаянно всхлипнул, пытаясь сдавить тяжелый ком, образовавшийся в горле. Он безнадежно обнял Сороконожку, судорожно прокручивая у себя в голове радостное мурчание кота. Джим нахмурился дрожащими бровями. Это все чертовы врачи, что не смогли спасти животное! Их вина в том, что теперь Алоис, утеряв последнюю драгоценность в жизни, навсегда утонет в темном одиночестве, беспомощно хватаясь руками за утопающие вместе с ним вещи. Алоис со жгучей злобой на душе пытался осознать: это и называется конец.

- Что теперь делать? - сбивчиво прошептал он. - Что теперь делать? Что теперь делать? - когда Транси понял, каковыми должны быть последующие его шаги, его настигло желание спрятаться от всего мира. Но он не мог позволить себе вновь и вновь прятаться, сбегать от ответственности, после чего ощущать тяжелое бремя вины и стыда более десяти лет...

Нужно похоронить кота. Алоис судорожно вздохнул, с большой неохотой кладя покойного питомца на кровать. Дрожащей рукой, Транси потряс еще теплое тело кота. Пробрало до рвотного рефлекса, смешавшегося с парализующим страхом. Прижав руку ко рту, блондину пришлось отойти. Покачиваясь от шока, Алоис, забредя в санузел, забрал оттуда полотенце. Он ласково и аккуратно завернул Сороконожку в полотенце, досадно прижимая кулек к себе. Блондин не выдержал и вновь прослезился. Теперь за город...

Дрожащими ногами, Алоис вышел из своего многоквартирного дома. Благо, его спальный район находился у самого подножия огромной горы, ведущей в лес. Похолодало, как назло дождь все еще шел. Съежившись, Транси устало пошел по дороге в гору. Его сопровождали промозглые ветер и дождь, изредка проезжающие машины, сигналящие ему вслед и полная каша в голове. Мысли блондина настолько спутались от удручающего положения, что он забыл взять с собой зонт. На полпути он остановился, взглянув на кота.

- У меня ведь точно не будет проблем с законом? - испуганно подумал Алоис. А как следует хоронить животное? А ветеринар, что лечил Сороконожку, должен знать о смерти своего пациента? Не будет ли опасно хоронить кота в лесу? В приступе паники, Транси схватился за голову одной рукой. В его голову пришла сумасшедшая идея. Блондин посмотрел по сторонам, беспокойно пытаясь заметить проезжающие машины. Убедившись, что на дороге он один, он осторожно положил кота на обочину. Затем, тяжело вздохнув, побежал вниз по склону.

Алоис вернулся к Сороконожке. Джим не позволит себе так просто выкинуть своего дорого друга... Вновь бережно замотав животное в полотенце, Транси, под холодным, проливным дождем, продолжил свой лес к зеленой чаще леса, чья плодородная почва примет в себя тело трехлапого кота Сороконожки - некогда игристого и любвеобильного.

Добравшись до начало леса, Алоис закашлялся. Он присел у дерева, положив рядом с собой тело Сороконожки. Транси тяжело дышал, смахивая со своего лица капли пота и дождя. Когда дыхание его выровнялось, настала обременительная тишина, что заполняли звуки дождя. Блондин взглянул на кота.

- Быть может... - прохрипел он, раскаянно отвернувшись от питомца. - Это я виноват во всем... Ну, конечно же, это я! - плаксиво произнес он, пока уголки его уставших глаз медленно заполнялись слезами. Губы непроизвольно задрожали, как и все знобящее тело. - Я ведь виноват во всем, совсем во всем... И в том, что я сотворил тогда, в Лондоне! И что я сбежал тогда, и в том, что Има сделала, и что я теперь одинок... - перечислял он в пустоту, адресовывая данные обидчивые слова мертвецу. - Я думал, что изменился! Не правда! Я ненавижу себя так же, как и всегда! Я навсегда останусь тем мелким паршивцем...! - вдалеке прогремел гром. Алоис испуганно вжался в себя, схватившись за Сороконожку. - Ты не слушал меня, что ли? - четко осознал Транси, взглянув в пустую морду питомца.

Одиночество столь удушает... Алоис аккуратно поцеловал своего кота в лоб.

- Любовь моя, - прошептал Джим. Наконец, убедившись в своем теперь уже реальном одиночестве, Транси зарыдал в голос, проклиная свою жизнь, коллег из лаборатории, тех одногруппников, что привили ему привычку закуривать в столь странной позе. Он проклинал Сороконожку, всех животных на свете. Он проклинал Лондон, он проклинал Атами, он проклинал Токио и лес.

Но больше всех проклинал он себя.

***

- Так-так, - нараспев произнесла смуглая женщина, встряхнув своими роскошными волосами средней длины, из-за чего приковала к себе взгляд нескольких прохожих, - ну и захолустье ты выбрал, Джимми!

Оглядев спальный район, в котором поселился ее сын, Ханна Анафелоуз, игриво махнув бедром и поправив свое глубокое строгое декольте, направилась в квартиру Алоиса. Известие сына о том, что тот собирается переехать в префектуру Гумма, в коей возможно мало, очень удивило Анафелоуз. Она постоянно звала Алоиса из столь затерянного места в Киото, в котором она достаточно хорошо обжилась и даже нашла работу учителем средних и старших классов, но тот все отказывал ей. И теперь, настал черед, когда сама Ханна приехала к Джиму. И место его проживания сразу ей не приглянулось.

Отыскав квартиру Транси, Ханна изумленно обнаружила, что дверь в нее открыта. Анафелоуз насторожилась, вытащив из сумочки перцовку. Крепко держа ее в руках настороже, Ханна вошла в темную квартиру Джима. Анафелоуз оперативно добралась до спальни легкими и тихими шажками. Ей напомнило это, как подобными шагами она подбиралась к своим ученикам со спины, что в уборной, во время урока, читали порнографические журналы. Анафелоуз прыснула со смеху, из-за чего вся тонкая операция обрушилась с треском. Она испуганно выставила перцовку вперед и ворвалась в спальню сына.

Закрытая, темная комната. Душная и пыльная. В ней давно не убирались и не проветривали. Из признаков жизни лишь ком одеяла на смятых, грязных простынях.

- Ей богу, Алоис! - строго рявкнула Ханна, убирая перцовку обратно в сумочку. - Почему ты не отвечал на мои звонки?! Мне даже пришлось приехать в эту деревню, чтобы проверить, живой ты или нет!

В ответ - безжизненное молчание. Взгляд Ханны смягчился. Она аккуратно присела на край кровати, догадавшись, что у сына что-то произошло. Она давно не видела его в подобном состоянии. Значит, все очень плохо и чуждо, удушающе и безнадежно.

- А где Сороконожка? - прошептала Анафелоуз, не заметив присутствия питомца в квартире. В ответ - вновь ничерта. Она догадалась сама, вспомнив, как сын плакал ей в трубку, рассказывая о диагнозе Сороконожки. Она повернулась к Алоису, осторожно стянув с того одеяло.

Пустой, безэмоциональный Транси стоял на коленях, вознеся скрещенные руки ко лбу. Анафелоуз изумленно оглядела измученного сына: тот был в измятой повседневной одежде, худ и бледен.

- Когда это ты уверовал в Бога...? - почти шепча, молвила Ханна.

- Я не верю в Бога. Но когда случилось то... - ответил Алоис слабым и дрожащим голосом, более походившим на болезненную хрипоту. - То... - скрещенные руки его задрожали. - То... Я молюсь, чтобы он попал на Небеса...

- Он...? - Анафелоуз догадалась, спрятав взгляд. - Когда это случилось?

- Я не знаю... Я сбился со счета. Сейчас апрель?

- Июнь! - шокировано воскликнула Ханна, вскочив с кровати. В ее нос ударил неприятный, душный запах, стоявший по всей квартире. - Вот только не говори, что все это время ты не вставал с кровати?!

Алоис упал лицом в подушку, закрывая себя с головой одеялом. Это доставляло ему чувство, отдаленно напоминающее удовольствие. Спрятаться где-нибудь, да так, чтобы вся Вселенная забыла о твоем существовании. И тогда ты остаешься один: в невесомой безопасности, вдали от чуждой теперь повседневности и реальной жизни. Звуки вдруг умолкают, наступает тишина. Тебя будто бы раздавливают, комкают, складывают в прилежный, аккуратный комок. И теперь ты часть вещей, теперь ты часть мира Воли, как говорил Шопенгауэр.

Но Ханна стягивает с Транси защитный купол-одеяло. Он пусто смотрит на нее, слушает ее невнятные чертыхания.

- Сколько ты не ел? А сколько не мылся?! Видела бы тебя сейчас Ешитеру-сан, земля ей пухом... - устало вздохнула Анафелоуз. - Алоис, вставай! - твердо приказала она. - Я твоя мать, но я не буду давать тебе поддержку до тех пор, пока ты не научишься давать ее самому себе! - Джим вновь приземлился лицом в подушку. - Кстати, я забираю тебя в Лондон.

Транси вздрогнул. Он испуганно обернулся к матери, подошедшей к окну. Так как та раскрыла шторы и открыла окно, дневной свет ослепил бледного Джима. Он закрыл глаза дрожащими руками.

- Я не могу, я не могу! - в ужасе повторял он. - Только не в Лондон, нет-нет-нет!

- Мы едем туда хоронить Ешитеру-сан, не забывай! - строго фыркнула Анафелоуз. - Сколько месяцев с того года ее покойное тело покоится на Хоккайдо, хотя последним ее желанием оставалось и остается быть похороненной у сына! Иди и помойся.

Алоис испуганно взглянул на маму.

- Н-но, может, я останусь здесь..

- Прояви уважение к покойной бабушке! - вдруг воскликнула Ханна. - К тому же, оставшись в этой квартирке - ты точно сгниешь. Иди мыться. Живо!

С ужасом на душе, Алоис попробовал встать, но из-за ослабленных ног вдруг упал. Еще секунда, и Ханна прыснула со смеху, помогая встать сыну. Она закинула его руку на плечо, вместе с ним ковыляя до санузла.

- Ты не воспринимаешь меня всерьез! - тихо глотал слезы Алоис. - Так нечестно!

- Ты ведь сам себя всерьез не воспринимаешь, - усмехается Ханна. - То, что тебе двадцать семь и что ты ученый - ничего не значит! Ведешь себя, как подросток.

Алоис облокотился о дверной проем санузла, глядя, как Анафелоуз бежит на кухню, дабы что-нибудь приготовить Транси, приговаривая под нос:

- Быстрее-быстрее! Мы должны сделать все как можно быстрее! Не нужно заставлять его ждать...

- Кого его? - спросил Алоис.

Анафелоуз промолчала, потому блондин насторожился. Но усталость во всем теле и пелена в глазах вынудили его принять душ. Прохладная вода смыла с Джима всю горечь и страдание, что бурно взросли у него в душе на эти несколько месяцев. Лишившись их, Алоис вовсе опустел. Новая личность его, приобретенная для Атами - казалась ему пустым звуком. Как и старая личность. Как и профессия, ради которой он корячился более пяти лет. Как и этот чертов Лондон, если подумать, вовсе ничего для него не значил теперь. Прятаться утеряло смысл, как и размышлять. После принятия душа, обнаженный Алоис бессильно уселся на кафельный пол.

- Джи, - вошла вдруг Ханна, - ты чего так долго? Я уже все приготовила.

Завидев раздетого и мокрого сына на полу, та нахмурилась и вышла из санузла. Придя обратно, она быстро бросила в Алоиса чистую повседневную одежду, строго приказав взять себя в руки.

- Почему у тебя только водолазки и свитеры, и цветной одежды нет? Ты ведь раньше так любил фиолетовый цвет... - Анафелоуз ностальгически вздохнула. - В общем, я пока соберу твои вещи для багажа.

Транси медленно нацепил на себя черный джемпер и серые брюки. Выйдя из санузла, он поплелся на кухню. Завидев Ханну, неуклюже бегающую по кухне и вновь этот пережаренный, пересоленный омлет, Транси непроизвольно очарованно поднял брови. Словно вернулся в те года. В те самые, когда он был всего лишь беззащитным ребенком. Джим спрятал взгляд. Он так радовался, что стал более взрослым, но ведь... Ничерта толком и не поменялось. Горький огромный опыт возлежал на плечах Алоиса, из-за чего тот решил посчитать себя "взрослым", в попытке убежать от осознания собственной слабости и трусости, так никуда и не ушедших с подросткового возраста.

- Меня спросили, кем я хочу стать в будущем? - промолвил Алоис, аккуратно присев на стул. - А я ответил: взрослым человеком. Но в итоге, - голос Транси вновь сделался дрожащим и плаксивым, - я остаюсь тем, кем боялся остаться... И на этот раз мне не все равно, хотя секунду назад мне было наплевать... Да что за мной, черт возьми, не так?!

Ханна остановилась посреди небольшой кухни. Стиснув кулаки, она строго подошла к сыну и обняла его. Проведя пару мучительных месяцев в одиночестве в темной, сырой квартирке, Алоис успел соскучиться по человеческим прикосновениям, потому испуганно вцепился в мать, тяжело дыша. Теперь он ясно ощущал то, к чему боялся прийти: помешанность. Бурное стремление Транси "измениться" срослось с его детскими травмами, из-за чего все смешалось в помешанность. Алоис помешался на изменениях, на моральном взрослении, потому что боялся вернуться в то ужасное время, в начало своего подросткового возраста, кое было полно деградации личности и развращении юного тела. Джим хватался за суть "изменений", словно за спасательный круг. Ему казалось, что его рост личности идет медленно, но верно, но вскоре он ощутил всю правду: осознание собственного незначительного прогресса. Стыд, смущение, позор и Алоис почувствовал то, что боялся чувствовать. А от того и проявилось желание сбежать, спрятаться.

Помешанность помешанностью, а настоящий Алоис Джеймс Транси всегда оставался маленьким испуганным мальчишкой, желающим оказаться в объятиях матери навеки вечные.

- Я не буду есть, - покачал головой Алоис.

- Я бы тоже не стала есть этот омлет, - хмыкнула Ханна, признавая свои ничтожные способности в кулинарии. - От тебя приятно пахнет. Лайм, цитрус?

- Я не пользовался мылом, - недоуменно ответил Транси.

- Не в мыле дело, малышка, - Ханна отпрянула, взъерошив мокрые волосы сына, из-за чего тот айкнул и ойкнул. - Поешь в аэропорту. Я собрала твои вещи в рюкзак. Ну, - она вынудила все еще хилого Алоиса встать.

- Он ждет, - уже на улице, Ханна кивнула на одну из машин на парковке.

- Кто он? - спросил Алоис, жмурясь из-за солнечного света. - Таксист?

- Ну-у-у... - Анафелоуз смущенно улыбнулась. Ее смуглые щечки побагровели. - Не постесняюсь этого слова, мой будущий муж.

- В каком это смысле? - изумленно прошептал Транси, вглядываясь в машину.

Из машины вдруг вышел мужчина среднего роста, среднего телосложения. Японец, непримечательный, с короткой стрижкой. Завидев недоумевающего Джима, тот сглотнул, смущенно поправил галстук в нелепый синий горошек и направился к совей возлюбленной и ее сыну.

- Не Бред Питт, но добрый и вежливый, - нежно вздохнула Ханна. Она поцеловала в щеку своего пыхтящего от смущения "будущего мужа". Тот нелепо выставил руку Алоису для рукопожатия. Блондин позволил японцу быстро и красноречиво помотать свою безжизненную руку, слабо, через огромную силу, улыбнувшись.

- М-мое имя Сато Акио, - "чертова ирония!", - выдохнул Алоис, - но меня ты можешь называть отцом!

- Акио, не так быстро! - хихикнула Ханна. - Он мой коллега. Мечтал с тобой подружиться.

Джим спрятал взгляд, кивнув. Сато Акио забрал у Транси и Анафелоуз багаж и поместил в свою машину. Алоис тяжело взглянул на свои прежние апартаменты. На самом деле, Джим на намеревался, после поездки в Лондон, возвращаться в свою квартиру. Лондон будет последним городом, в коем он поест, либо поспит, либо закурит сигарету где-нибудь в облезлом квартале. Транси более не был намерен терпеть все унижения, что каждый день приносит ему жизнь...

***

Кладбище Скрещенных костей было освобождено от туристов и полностью предоставлено родственникам Ешитеру-сан. Алоис и думать не мог, что на перезахоронение бабушки придет столько же народу, сколько и на похороны в Хоккайдо. Родственников у Ешитеру-сан категорически мало мало, но друзей и товарищей предостаточно. Многие даже прилетели в Лондон из Хоккайдо, дабы еще раз проводить свою подругу в путь. Пришли даже бабушка с дедушкой по материнской линии, как оказывается, еще находящиеся в здравии. Завидев Ханну, держащуюся под руку с мужчиной, бабушка радостно засмеялась и принялась расспрашивать дочь о ее отношениях. Сато Акио стоял истуканом, совершенно не понимая ее английскую речь.

Джим решился подойти к ним, и дедушка с бабушкой обомлели.

- Какой красавец вырос, ей богу! - восхищенно воскликнула бабушка.

- Ну, выбрал профессию? - спросил дедушка. - Кем работяешь сейчас?

Алоис хотел честно ответить, что работает продавцом в цветочной лавке, но Ханна толкнула его в локоть, громко, чтобы абсолютно все услыхали, перебивая:

- А вот Алоис у нас ученый в области ботаники!

Многие обернулись, из-за чего Джим стыдливо вжался в себя. Что такого в том, чтобы работать продавцем? И разве ученый настолько уважаемая профессия, что о ней обязательно надо орать на все кладбище? Алоис не понимал.

- Ого, - уважительно пожал руку Джиму дедушка, - это очень престижная работа!

- Чтобы наш Алоис и ученым? Не верится, - послышался знакомый голос за спиной Транси. Блондин восторженно обернулся, завидев дядь-тройняшек. Когда они последний раз созванивались с Джимом, то поведали о том, что разъезжаются по разным домам, ведь у всех появилась семья. Тройняшки во внешности почти не изменились. Алоису было грустно от осознания того, что все они приобрели детей и жен, из-за чего больше никогда не соберутся в той самой уютной квартирке...

Транси не ожидал, что на уголках его глаз проявятся слезы всего-то от такой мелочи. Блондин решил пройтись и освежиться, но атмосфера кладбища давила на него. Потому, в конце концов, он таки выбежал из кладбища, чтобы пройтись по маленькой улочке, оснащенной маленькими лавками. В одной из таких, на витрине, Транси обнаружил для себя нечто знакомое. Симпатичного продавца, что со всем усердием расставлял на витрине маленьких плюшевых кроликов, разодетых в одежду Викторианской эпохи. Статный голубоглазый продавец поправлял бантики на игрушках столь аккуратно, что не замечал вокруг себя ничего, даже улыбающегося Алоиса за витриной.

Джим взглянул на вывеску лавки. "Фантом" готическими буквами гласила чистая, но изрядно потрепанная вывеска. До чего же кричащее название, подумал Алоис, вновь разглядывая продавца. Блондин восхищенно вздохнул:

- Красивый...

Впрочем, от Сиэля Фантомхайва то было достаточно ожидаемо - вырасти красивым. У Фантомхайвов это в крови - быть красивыми. Сиэль все так же носил черную повязку на глазу и взгляд все тот же. Не осознавая, почему, но Алоис завидел в Сиэле безопасность, некую защиту от нынешних невзгод, поэтому со всей готовностью постучал костяшками пальцев по стеклу витрины, мягко улыбаясь.

По началу Сиэль впал в замешательство, заметив Транси. Но после нескольких секунд разглядываний, брюнет таки признал Алоиса. Но совсем не улыбнулся. Наоборот, грустно вздохнул, подходя к входной двери.

- Входи, - пригласил Сиэль Джима в игрушечную лавку. - Все равно день не рабочий.

Алоис сначала замешкался, но после вежливо прошел в лавку. Интерьер аккуратный, напоминающий викторианскую готику. По бокам стеллажи с игрушками: в основном плюшевыми кроликами, кошками и медведями в Викторианском стиле. Изредка на глаза попадаются деревянные лошадки или солдатики. Ногами Сиэль подгонят к прилавку черный пуф, лениво зевая.

- Учился, значит, в частном пансионе, а сам работаешь продавцом в игрушечной лавке, находящейся у кладбища? - ехидно начал Алоис.

- Ты забыл учесть, что я являюсь не только продавцом этой лавки, но и ее владельцем, - приятным голосом отвечает Сиэль. - Какой чай будешь?

- А что, выбор у меня обширный?

Фантомхайв хмыкает и из под прилавка достает огромную коробку с травами разных сортов для чая.

- У меня есть крупнолистовые улуны, красные, зеленые и темные. О пакетиках даже спрашивать не смей, я не пью это низкосортное дерьмо быстрого приготовления. Крупнолистовые завариваются дольше, но зато вкуснее. Крайне рекомендую попробовать Эрл Грей...

- Да ты постоянно рекомендуешь этот Эрл Грей! Даешь молочный улун!

- Но ты ведь еще не пробовал вариацию Эрл Грея "Леди Грей"! А молочный улун постоянно пьешь!

- Я все сказал, - деловито отмахивается Алоис.

Сиэль с любопытством прищуривается, недоверчиво смотрит на друга детства.

- Я дам тебе желтый чай, - строго заключает Фантомхайв, поправляя воротник черной рубашки. - Чаще всего он работает, как антидепрессант и улучшает умственную деятельность, а ты в этом весьма нуждаешься...

- Сукин сын, - фыркает Алоис. Но он рад. Он действительно рад вновь ссориться с Сиэлем, как в старые добрые.

Поставив завариваться в подсобке чайные листья, Фантомхайв возвращается за прилавком. Садясь на стул, брюнет закидывает ноги на прилавок.

- Какими судьбами в нашем туманном Альбионе? - интересуется Сиэль.

- Хороним бабушку, - вздыхает Транси. - Кладбище совсем неподалеку, ты же знаешь... Я прогуливался, как заметил тебя, - блондин позволяет себе улыбнуться. - Сиэль, это невероятно! У тебя такая красивая лавка! Но я был удивлен, что ты выбрал именно эту работу, проучившись в пансионе столько лет...

- Знаешь, мне вовсе не важно, смогу ли я в дальнейшем обзавестить сетью подобных магазинов. Меня устраивает все, как идет сейчас. В конце концов, я исполнил мечту всего своего детства: открыть игрушечную лавку в небогатом районе и самому делать красивые игрушки, напоминающие антиквариат.

- Получается, - шокировано выдохнул Алоис, - тех кроликов ты сам пошил?

- Н-некоторых сам, - смутился Сиэль, - некоторых мною нанятые работники.

- Удивительно! Они все такие аккуратные и красивые! - Алоис вдруг меланхолично опускает взгляд. - Ну, от тебя ожидаемо. Ты всегда был таким удивительным, крутым и благородным... Мне казалось, что я всегда позади тебя...

- А ты уверен, что это был настоящий я, а не иллюзия, созданная в твоей завистливой голове? - вдруг перебивает Сиэль Транси. Блондин впервые за всю жизнь задумывается об этом, удивленно раскрыв глаза. - Просто шучу. Пойду проверю чай.

Алоис остается один. Ему становится страшно, потому он идет к Сиэлю в подсобку. Уже подходя к подсобке, блондин вдруг сталкивается с Фантомхайвом, выходящим из нее. Транси прячет испуганный взгляд, про себя заметив, что Сиэль таки поравнялся с ним ростом.

- Да что с тобой такое? - хмурится Сиэль. - Запуганный, худой, как щепка. Вместо того, что бы поддерживать нормальный диалог, все время неумело огрызаешься, а как остаешься один - бежишь за мной, как какая-то собачонка.

Алоис открывает рот для ответа, но в голове пусто. Потому лишь продолжает стоять, виновато потупив головой.

- Неужели в Японии все было настолько плохо? - вдруг спрашивает Фантомхайв, кладя руку на плечо покаянного Алоиса.

И Транси хочет рассказать старому другу обо всем, что произошло за эти мучительные более десяти лет. Хочет найти спасения в его объятиях или попросту вновь закружиться в квикстепе или вальсе с ним, как когда-то давно... Но чувство вины затупило голову, из-за чего Транси вздыхает и дает Сиэлю пройти к прилавку. Тот, подозрительно оборачиваясь, возвращается к своему месту, за чем повторяет и Алоис.

Джиму безумно стыдно пред Сиэлем, но он более не видит человека, с коим ему будет так спокойно проживать этот последний промежуток времени.

- Когда ты вдруг уехал из Англии, я не знал, что мне делать, - вдруг, после долгого молчания, подает голос Фантомхайв. - Я бросил танцы, а в школу возвращаться мне было попросту страшно. Вдруг, думал я, надо мною опять начнут издеваться, после твоего переезда? Поэтому, я и пошел в частный пансион, где учился брат. Все, лишь бы не быть одним в той злополучной школе.

Алоис посмотрел на Сиэля, равнодушно глядящего ему в душу.

- Теперь ты знаешь настоящую причину моего перехода в пансион. Чихать я хотел на свое образование. Ну, тогда это было именно так.

Алоису вдруг звонят. Он вытаскивает из кармана телефон. Звонила мама, наверняка, уже началось погребение. Недолго думая, Транси сбрасывает звонок, глядя на улицу через витрины.

- Этот чехол с бабочкой... - удивленно замечает Сиэль. - Он у тебя до сих пор?

- Люблю бабочек, - улыбается Транси. - Мне пора идти, но... У меня такое чувство, что мы видимся в последний раз, поэтому я хочу остаться здесь подольше.

- Вот как... - протяжно вздыхает Сиэль. - Кстати, а где ты работаешь?

- Сейчас в цветочной лавке, - Фантомхайв встает с прилавка и идет в подсобку. Алоис спешит за ним. - Но по образованию я ученый-ботаник.

Сиэль мягко смеется:

- Не верю! Я думал, ты будешь либо стриптизером, либо дрэг-квином!

Алоис ничего не отвечает. Ведь и он тоже думал, что станет либо стриптизером, либо дрэг-квином.

Все, как и говорил Сиэль. Желтый чай чуть поднимает настроение Алоиса, но лишь совсем чуть. Фантомхайв рассматривает Транси, качая головой.

- Чего тебе? - замечает Джим заглядывания на себя.

- Я не вижу в твоем лице твоего лица, - отвечает Сиэль, устало потирая виски. - Как же время меняет людей! Хотя...

- К-как сейчас поживают Сома и Зиглинде? - вдруг выпаливает Алоис, чувствуя, как этот многозначительный вопрос сдавливает его сердце.

- С ними все хорошо, - улыбается Фантомхайв. - Сома и Агни продолжали свое любимое дело. Правда, их лавка разрослась до целого кафе, где индийская кухни смешана с английской. Зиглинде тоже работает ученым-химиком. Они совсем не изменились.

Алоис незаметно облегченно выдыхает, заглядывая на улицу через витрины. Темнеет.

- Скоро шесть часов. Мне пора домой, - говорит Сиэль, забирая пустую чашку у Транси. Фантомхайв идет в подсобку. Алоис вновь вскакивает и плетется за брюнет. - А если серьезно, - вдруг оборачивается Сиэль к Транси, заставляя того вздрогнуть, - ты не подсел, случаем, на... Ну... Порошок, допустим?

- Я чист, Сиэль! - возмущённо воскликнул Джим. - И даже пью только по особым случаям.

- Тогда я не могу объяснить то измученное состояние, в котором ты сейчас находишься. О смерти бабушки ты говорил уже смиренным голосом, значит, дело не в ней. Так в чем же?

- Да ладно тебе! - улыбчиво отмахивается Алоис. - Зачем тратить время на эти разборки? Если тебя беспокоит, что я изменился с моего подросткового возраста...

- Вовсе не в этом дело... - хотел было сказать Сиэль.

- То я попытаюсь вести себя, как раньше, - продолжил Транси, перебивая брюнета.

Фантомхайв долгое время пытливо вглядывался в Джима. После чего устало вздохнул и убрал чашки в шкаф, находящийся в подсобке. Сиэль, приглашает Алоиса на улицу. Блондин наблюдает, как Фантомхайв старательно готовит лавку к закрытию. Наконец, выйдя на улицу и закрыв на ключ стеклянную дверь лавки, брюнет взглянул в сторону автобусной остановки.

- Веди себя так, как обычно ведёшь. Мне наплевать. Теперь наплевать, - вдруг говорит Сиэль, поправляя воротник чёрной рубашки с кружевами. - Ты куришь? - Алоис задумчиво кивает. Фантомхайв вытаскивает из портфеля тёмный портсигар. Вытащив сигарету дорогой марки и отдав её блондину, Сиэль вытаскивает зажигалку и предлагает огонёк Транси. Тот, нагнувшись и убрав руки за спину, приближается краем сигареты к огню и уже через секунду выдыхает дым в естественном положении. - Что за эпатаж? - недоуменно спрашивает Сиэль.

- Долгая история. А вы, мистер астматик, ответьте, что в вашем портфеле делают сигареты? - Алоис чуть хмурится. - Курение ведь опасно для твоего здоровья.

- Я никогда не курил и не курю. А сигареты с собой ношу лишь ради подобных моментов. Чтобы вечером, под звуки проезжающих машин, дать кому-либо закурить. В такие моменты тянет на разговоры, поэтому я обычно пользуюсь возможностью и рекламирую свою лавку.

- Хитро, - хмыкает Алоис. Никотин не даёт ему должного расслабления, поэтому он выбрасывает и давит сигарету.

- Ты знаешь, - вздохнул Сиэль, - не такой я представлял встречу с тобой. Я думал... Вот, через несколько лет, ты такой же, как и всегда - весёлый, яркий и полный жизни, - вновь врываешься в мою жизнь и... Становишься её частью теперь уже навсегда. Оглядываясь назад, я понимаю, что эти грёзы инфантильны и глупы. И, в общем, Алоис, - Фантомхайв с грустью смотрит в глаза растерянного Транси, - я надеюсь... Что когда-нибудь наступит момент, когда ты почувствуешь себя счастливым. Мы оба должны расходиться, так что... - брюнет нелепо выдыхает. - Пока.

Алоис с испугом смотрит, как удаляется фигура повзрослевшего Сиэля. И блондин вновь чувствует себя паршиво. Он дотрагивается до шеи, пытаясь нащупать удушающий ком в горле. Дрожащими ногами, Джим подбегает к Фантомхайв, слабо хватается за его рукав, сбивчиво дыша. Сиэль безмолвно молчит, все его внимание приковано к Транси.

- Н-не уходи, останься ещё на немного! Я не хочу возвращаться к семье, - Алоис попытался выпрямиться и вернуть своему виду прежнюю строгость. - Называй меня, как хочешь... Жалким, слабым, тупым, но... Останься.

- Что ж, тогда... - Сиэль галантно оборачивается к Алоису, вежливо улыбаясь. - Буду рад составить вам компанию для ночной прогулки по нашему дорогому Лондону, мистер Транси.

***

- Многие достопримечательности Лондона открыты лишь днем, так что я не знаю куда тебя сводить... - тянет Сиэль, своими лакированными туфлями громко сообщая о своем присутствии жителям соседних домов.

Алоис оглядывает переулок, в который они случайно забрели. Узкий, расположенный среди двух старых двухэтажных домов, чрезвычайно сильно несущий сыростью. Это место напомнило Алоису последний его день в Лондоне, из-за чего ему хочется постыдно сбежать. Но так как рядом Сиэль, Джим долго думает и решает нести этот стыд, как свой крест. Это решение предало его глазам строгий блеск, но мелкую дрожь в руках так и не смогло перебороть.

- Мне и тут нравится, - отвечает Алоис, ковыляя позади Сиэля.

Фантомхайв останавливается у яркого фонаря, висящего у одного заброшенного оконца. О светильник мучительно бился огромный мотылек. Алоис сочувствующе взглянул на насекомое.

- Вот идиотка... - прошептал он. - Бедняга. Так грустно быть тупым.

- Жалеешь ночную бабочку? Наконец-то начинаю узнавать в тебе тебя. Оживился таки, - Сиэль смотрит на время в телефоне. - Уже десять часов? Неожиданно. Тебя не ищут, случаем?

- Я отключил телефон... - несвязно бормочет Алоис, рассматривая друга. Теплый свет фонаря упал на лицо Фантомхайва, заставляя того блестеть золотым оттенком. Густые, пышные ресницы его так красиво переливались на свету, из-за чего Транси непроизвольно засмотрелся. Его рука зачарованно потянулась к ресницам Фантомхайва, аккуратно погладив их. Как мягко...

- Алоис, - устало выдыхает Сиэль, отпрянув от блондина, - я понимаю, что в таком состоянии ты готов пойти на все, но я чрезвычайно против того, что ты хотел мне предложить!

- Фу таким быть, - Алоис показывает язык, - извращенный параноик. Стоит мне хотя бы чихнуть рядом с тобой, как ты сразу начинаешь придумывать обо мне всякое извращенное.

Сиэль стыдливо отвернулся. Повисло легкое молчание. Летний ночной ветер уносил все мысли из головы юношей, оставляя после себя приятное забытье.

- Ты девственник? - вдруг спрашивает Транси, рассматривая грязную подошву на своих кедах.

- Фу таким быть, Транси! - возмущенно восклицает смущенный Сиэль. - Какой нетактичный вопрос!

- Ну, судя по реакции - это так. Тебе столько же, сколько и мне. Двадцать семь лет, так? Пора обзавестись девушкой, детишек понарожать столько, что на футбольную команду хватит. Или ты до сих пор боишься? - Алоис случайно надавливает на больное место Сиэля, из-за чего тот, с легкой неприязнью, отходит чуть дальше. - То, что произошло на твое десятилетие... Лично я считаю, что пора это забыть. В конце концов, даже если мужчины тебе противны, то с девушками ты уж можешь...

- Меня и женщины насиловали, - отвечает Сиэль, - не только мужчины... Когда меня раз за разом насиловали, мне ведь даже и не объяснили, что такое секс и откуда появляются дети. Я не понимал, что они хотели, когда раздевали меня... Мне брат все потом объяснил. Но мне все еще страшно, поэтому... Нет, лучше я просто продолжу работать в игрушечной лавке!

Теперь Алоису стало совсем стыдно. В далеком детстве... Нет, еще всего-то несколько часов назад Транси считал, что Фантомхайв непобедим. Что Сиэль всегда умудряется быть сильным и благородным. И судьба у него такая - быть всегда на одной ступени выше, чем Джим. Но теперь блондин отчетливо видел, что Сиэль лишь такой же человек, как и он сам. С такой же болью и такими же страданиями, страхами... Транси вечно прятался от осознания этого. Ему было проще видеть Сиэля как предмет для постоянного восхищения или уважения. В конце концов, ведь Фантомхайв даже и не подавал виду, если что-то шло не так. Он молчал о своем личном, потому и казался неживой фарфоровой прекрасной куклой, коей лишь восхищаться уготовлено всему миру.

Алоис понял правду, но восхищение Сиэлем лишь взросло. Транси судорожно хотелось искупить свою вину пред Фантомхайвом, потому несмело подошел к нему и неловко взял за руку.

- А вот Михаэлю, - с возмущением оборачивается Сиэль к испугавшемуся Алоису, - удалось вкусить все радости половой жизнь в шестнадцать лет! Я имею ввиду... Я стал дядей в шестнадцать!

Алоис недоуменно похлопал ресницами.

- Они с Элизабет... В шестнадцать... Туда-сюда, без предохранения... - вещал Сиэль так, будто бы только день назад узнал об этой новости. - Я не успел заметить, а Элизабет уже на восьмом месяце беременности! Ну, они счастливы. Ребенок нисколько не помешал им выучиться и найти работу.

- Ого! Ты теперь дядя! - Алоис пытается слабо посмеяться. - Этому ребенку сейчас одиннадцать, так? Как зовут?

- Я настоял на том, чтобы звали Себастьяном.

- Ты больной?

- Мне имя нравится. И Михаэлю тоже. И Себастьяну понравилось ухаживать за маленьким Себастьяном. Но ты знаешь... - Сиэль устало вздыхает. После чего усмехается. - Теперь этот Михаэлис настоящая домохозяйка, окруженная кошками в своем загородном доме. Там очень уютно, так что я часто туда приезжаю. Н-не то, что бы я скучаю...! - смущенно оправдывается Сиэль и мягко вырывает руку из хватки Транси, и идет дальше.

Алоис бежит за ним. В конце концов, они решают зайти в круглосуточный магазин, в котором Алоис насильно заставил Сиэля попробовать пиво. Оказывается, Фантомхайв никогда не пил пиво.

- Пиво - это же классика! Напиток молодых людей! Напиток ночных прогулок! - уговаривал в одном из темных переулков Алоис Сиэля.

- Пиво в банках - сущая смерть! Если бы оно только было правильно разлито в стакан... А так - сущее мракобесие! - тянул резину Фантомхайв.

Под покровом ночи, под присмотром звезд, они исследовали тайные закоулки Лондона, подсознательно предполагая, что этот город более принадлежит им, за что и поплатились. Будучи совершенно неосторожными в своих действиях, им крайне повезло наткнуться на шайку пьяных молодых разбойников-карманников, что сразу налетели на Сиэля. Алоис испуганно отпрянул от опасности, пытливо вглядываясь в лица своих противников.

- А я сказал, - с вызывающими нотками в голове, дерзко высказывался низкий, но крепкий парень в мешковатой одежке, - бабки гони! Я рожу твою в телеке видел, богатый сукин сын!

- Ни гроша не дам, - столь же дерзко отвечал Сиэль, глядя на парнишу сверху вниз. - Бывай, тунеядец.

Фантомхайв внимательно глядел на карманника, что очень сильно хотел ему врезать, но все никак не мог набраться решимости. Брюнет зевнул и скрестил руки, выслушивая тонну экстравагантных оскорблений, льющихся в его сторону. И хоть молодые бандюги не представляли никакой опасности, Алоис все равно испугался их до чертиков. Потому, загородив собой Сиэля, Транси ударил по лицу угрожающего парня, из-за чего тот отлетел в сторону, прикрывая руками окровавленный нос. Остальные парни всполошились,

Алоис не смог увидеть последующие их действия, поскольку Сиэль, грубо взяв его за руку, вынудил рвануть в более безопасные переулки. Погоня продолжалась до тех пор, пока Фантомхайв и Транси не вылетели на более людную улицу. Без сил свалившись на тротуар, Алоис судорожно пытался отдышаться. Зато страдающий астмой Сиэль, достаточно быстро восстановил дыхание, грозно смотря на Алоиса.

- Зачем ты его ударил? - спросил Фантомхайв.

- Ты еще будешь меня отчитывать за то, что я защитил тебя? - нахмурился Джим.

- Ты не защитил меня, а попросту вмазал этому простаку по носу. Очевидно, он бы не смог нанести ущерб ни мне, ни тебе, ни обществу. Он просто перебравший идиот.

- Будто бы ты не хотел ему вмазать!

- Не хотел. Кто я такой, чтобы бить невиновного дурака? Ты поступил неправильно, из-за чего поставил нас в по-настоящему опасное положение. Ты повел себя, как ребенок!

Услышав эти слова, Алоис испуганно замер, не смея пошевелиться.

- Забудем это, - отмахнулся Сиэль.

- Не хочу это забывать. Давай посидим немного... Я хочу попробовать подумать над этим, - Алоис смотрит в глаза Сиэлю. - И не смотри на меня так, будто бы слово "думать" для меня неестественно!

Какая дивная тишина... И лишь спешащие машины проезжали по трассе. Сиэль задумчиво глядел на них, Алоис тоже влез в свои мысли. Это было та самая необходимая тишина, умиротворенная и приятная. Алоис подумал, что, быть может, его побег из Лондона был совершен не только из-за стыда или ненависти к себе. Быть может, он пытался защититься подобным образом? Но от кого же? От себя? Смешно, но то, похоже, было правдой... Транси всегда оставался верен себе, как бы он плохо к себе не относился. Он правда ненавидит и тысячный раз проклинает себя, но также и разочаровывать себя так не хотелось... Нет, не себя... А того маленького испуганного мальчика, что боялся остаться собой, поэтому ухватился за "изменение", упорно вдалбливая себе в голову, что взрослеет. Транси на самом деле был нетерпелив. Ждал быстрых результатов. Но никогда не внимал тому, что быстрых результатов попросту не существует.

Сбежав в Японию и создав себе новую личность, "избавившись" от старой, - Алоис как-бы соорудил некий купол себе от себя. Это как если ребенку, утерявшему воздушный шарик, дали конфету, дабы заткнуть его плач. Теперь же Алоис прибыл в Лондон, где была оставлена его предыдущая личность. И перед ней ему стыдно.

Алоис встряхнул головой, избавляя голову от всей чуши. Какие еще к черту личности, оставленные в Лондоне и приобретенные для Японии?! Алоис всегда оставался Алоисом. В Японии, Англии, где-то еще черти там! Как глуп был тот побег "от себя"! И как глупо и наивно предполагать, что маленький он - не он более! Это было одно большое недоразумение! Алоис Джеймс Транси - помешанный на взрослении и изменении инфантильный человек, на данный момент ищущий спасение в подоле юбки матери от стыда перед собой и другими, ненависти к себе и упорно пытающийся переложить свою вину на какие-то другие его "личности".

- Тьфу, запутался! - фыркнул Алоис. - Так я взрослый человек или нет?

Сиэль вопросительно взглянул на него. Но блондин уже вошел во вкус собственных самокопаний, не обращая ни на кого внимание.

- Фактически, - бормотал Джим, - я взрослый человек. Но я не исполнил детское желание стать взрослым человеком, ведь вместо этого я стал ботаником. Сиэль, - Алоис повернулся к брюнету, - а ты как считаешь, я повзрослел? Изменился?

- Ну... Очевидно, для окружающих ты изменился. Но я не могу утверждать, в какую именно сторону, - улыбнулся Фантомхайв, - я думаю, что ты слишком себя выматываешь. А от того и запутанность. Если хочешь знать, повзрослел ли ты морально, - закинул ногу на ногу Сиэль, усмехнувшись, - то вспомни, какие чувства тебя преследовали. Лично мне казалось, будто бы я убил кого-то. Как будто убил того старого Я, заменив новой личностью...

- Тогда я совсем ничерта не понимаю! - громко простонал Алоис, схватившись за голову.

- Ситуации у всех разные бывают. Ты мог вообще оставаться собой всегда. Даже в самых критических ситуациях. Просто ты - это ты, и никаким изменениям это не подлежит. Твоя неизменяемая личность могла находиться под неким давлением некоторое время, поэтому ты мог с перепугу решить, что пора меняться или взрослеть. Но если ты остаешься собой всегда, - глаза Сиэля смеются, - то это достойно уважения.

- Ну, были условия, из-за которых я решил "Пора становиться лучше!". Читал умные книжки, пробовал менять ход мышления... Стоило мне оглянуться, как я вдруг понял, что абсолютно не поменялся! - тревожно воскликнул Алоис, вскинув руками. - Но мне... Становилось страшно вернуться в те самые условия. Поэтому и по сей день пытаюсь хвататься за эти изменения. Я попросту не могу иначе... Но неужели я всегда был той аморальной свиньей? И неужели я остаюсь ею и по сей день?

- А это, - устало вздыхает Фантомхайв, - то самое давление, о котором я тебе говорил. Был промежуток в твоей жизни, когда ты в деградации купался, тогда ты стал на время, якобы, "аморальной свиньей". Но это давление более к тебе не проявляется, из-за чего ты можешь вот так просто сидеть на этой лавочке и пытаться оценить сложившуюся ситуацию. К тому же, ты можешь думать, что не изменился... Но ты мог слегка поменяться. Стал, быть может, чуть лучше, не думаешь так? Умнее, решительнее, добрее... Тысячу факторов, что ты мог не заметить, затаились в тебе.

- Ах, господин Фантомхайв, - молвит Алоис, потирая виски, - без вас бы я не приблизился к правде! Вы неоценимый собеседник!

Сиэль хмыкает и смотрит на небо.

- У тебя такая каша в голове! Неудивительно, почему ты так изнуренно выглядишь... Рассвет... - кивает на небо Сиэль.

- Уже... - улыбается Транси, глядя на посветлевшее небо. - Неужели ночь прошла? Так незаметно...

- Пошли на набережную Темзы, тут недалеко, - Сиэль встает со скамейки, - взглянем на рассвет с видом на Биг-Бен.

Джим устало плетется за Сиэлем. Эта чертова неразбериха, творящаяся у него в жизни... Неужели Алоис и вправду всегда оставался собой? Всегда. Какая-то безысходность, подумал Алоис. И все эти года, когда он так старался вбирать в себя знания, когда он так корпел над собой, пытаясь "повзрослеть" - это все коту под хвост? Джим вдруг понял, что ему больше нечего ждать от жизни. Ни ее злой иронии, ни безысходности, ни внутренних конфликтов... Это все и вправду более не имело смысла, сколько бы Транси не пытался себе внушить, что все совсем наоборот.

Игнорируя ощутимое напряжение в голове и свинцовую давку на все тело, Алоис глядел на оранжевый рассвет, держась дрожащими руками за грязные перила. Сиэль гордо лыбится, глядя на Биг-Бен. Чертов патриот! Все еще чертов патриот...

- Сиэль, я скучал по тебе, - признается Алоис в столь сентиментальный момент.

- Да, да... Я тоже, пожалуй, - Сиэль вдруг зевает. - Боги, хочу спать! Я уже не молод, чтобы шляться по ночным улицам всю ночь и не чувствовать последствий.

- Езжай домой, - бесцветным голосом говорит Транси, глядя вниз, на мирную Темзу. - И я тоже вернусь в свой отель скоро. Просто, совсем немного побуду здесь... - блондин сглатывает, ощущая отчетливое сердцебиение.

Фантомхайв улыбчиво, но устало кивает. Отходя от перил. Транси поворачивается к нему.

- Когда я еще раз смогу тебя увидеть? - спрашивает Сиэль, заливаясь красочным смущением.

Они одиноки на этой улице, да и машин проезжало категорически мало. Алоис нервно прячет взгляд, тарабаня пальцами по перилам.

- Я же сказал... - прерывисто выдыхает Алоис. - Это в последний раз. Я больше не намерен возвращаться в Лондон.

- Печально, однако, - Сиэль искренне улыбается. Свет играет с его радостными бликами в глазах. - Но я благодарен тебе за сегодняшний вечер... Нет, я благодарен тебе за все! Я рад, что я тогда, в том самом классе мистера Блэура, ответил взаимностью на твое несмелое предложение дружить! - щеки Фантомхайва багровеют. Он опускает лицо, продолжая смущенно улыбаться. - Как-то мне несвойственно это, не находишь?

Алоис пытается унять весь ужас в душе, так и желающий показаться и на лице. Транси судорожно пытается жизнерадостно улыбнуться и кивает.

- Я не буду с тобой обниматься, - продолжает Сиэль. - Пожмем друг другу руки и разойдемся?

Алоис вцепляется одной рукой за перила, а другой тянется за рукопожатиями. Рука Сиэля теплая, как и его сердце и улыбка, и взгляд...

- И тебе спасибо, Сиэль... - тихо шепчет Алоис, пряча взгляд. - Спасибо... Огромное спасибо...

- Я пойду, - машет Фантомхайв рукой на прощание, - ты не задерживайся, хорошо? Алоис... Пока.

- П-пока. Пока...

Алоис глядит вслед уходящему Фантомхайву и еле сдерживается, чтобы не побежать к нему. Нет, нельзя... Джим сжег все мосты, нельзя больше прятаться за Сиэлем. Транси подставляет лицо легкому ветру, позволяя ему унести все его мысли. Сиэль ушел. Прохожих нет. Машины редко проезжают. Птицы чудно щебечат. Алоис перелезает через перила и глядит на Темзу. Стоять совсем неначем, да и ноги дрожат. Транси боится, что не прыгнет в воду, а нелепо упадет, но он решает для себя, что так будет намного лучше.

Алоис вспоминает совсем маленького себя. Одинокого маленького себя, от безысходности подрабатывающего проституткой.

- Тогда все меня бросили, - Транси плачет, - даже нынешний я.

Быть может, хоть сейчас, на волоске от смерти, на его голову упадет озарение? Клубок мыслей в его больной голове распутается? Он улыбнется, смахнет с глаз слезы и пойдет жить дальше, несмотря на ужасающие невзгоды? Блондин встряхивает головой. Глядит на небо, затем на Темзу. Затем на чьи-то руки, крепко сжавшие его талию. Алоис пробует вырваться, но дрожащие чужие руки даже и не думают ослабить хватку.

- Я догадался, что ты на это пойдешь! - дрожащим голосом произносит Сиэль, лишь крепче зажимая талию Транси. - Твой внешний вид, эти твои двусмысленные фразочки!

- Да отпусти ты меня, чертов..! - восклицает Алоис, колотя Фантомхайва по рукам. Брюнет непроизвольно расслабляет хватку, из-за чего Транси чуть не падает. Джим закрывает дрожащими руками лицо. - Я не хочу больше разбираться совсем этим, терпеть эту ежедневную чернуху, а потом... А потом...!

Алоис ясно ощущает, как трясется Сиэль. Ясно ощущает напряжение на его руках, пульсирующие вены из-за применения грубой силы. Алоис вытирает слезы с впалых щек. Вот бы сейчас перенестись в танцевальную студию, чтобы станцевать с Сиэлем вальс... А потом исследовать Лондон... После чего в школу, потешаться над остальными учениками и учителями...

Фантомхайв вытаскивает несопротивляющегося и рыдающего Транси обратно, за перила. Алоис, прижимая колени ко лбу, всхлипывает и бормочет невнятное. Сиэль, все еще находясь в шоковом состоянии, вытаскивает из портфеля портсигар, неуклюже запихивает в рот сигарету и зажигает ее. Почувствовав дым, Алоис поднимает голову и смотрит на захлебывающегося в кашле Сиэля. Тот выкидывает все еще целую сигарету и, пользуясь шансом, дает пощечину Алоису. Но из-за дрожи пощечина выходит слабой и не доставляет Джиму ничего, кроме приятного, легкого жжения.

- Господи, - говорит Сиэль, - так просто взять и попытаться... Туда... Это же... Как эгоистично и низко, черт возьми! Какого черта, Транси?!

- Мысли давят на мою голову, - пытается оправдаться Алоис, - все как в тумане! Да еще и такая безысходность! Я ничего не понимаю, у меня постоянные перепады настроения! Мне... Нечего больше ждать от жизни...

- Ты идиот! - возмущенно воскликнул Сиэль. - Ты думаешь, что так просто уйти, даже и не попытавшись бороться, - это лучшее, черт возьми, желание!?

- Я правда стараюсь... Ай! - Фантомхайв хватает Алоиса за волосы и тянет к себе.

- Запомни, ублюдок! - с ненавистью и презрением процедил Сиэль. - Фридрих Ницше говорил: "У кого есть "Зачем", тот выдержит любое "Как""! Как больно, как ужасно тебе сейчас, да? А теперь оглянись назад и вспомни: ты ученый, что в любой момент может сделать великое научное открытие! Ты единственный сын своей матери, что может принести ей повод для счастья! У тебя все еще есть друзья... Я! У тебя все "Зачем", а ты их так просто отвергаешь?

Алоис хочет стыдливо спрятать взгляд, но Сиэль лишь сильнее тянет его за волосы, заставляя взглянуть себе в глаза.

- Туман в твоей жизни может рассеяться только благодаря тебя! - продолжает Сиэль. - А то, что ты пытался сделать сейчас - подло и низко! Человек решается на самоубийство, когда в его жизни более нечего распутывать! Когда его жизнь пуста! В твоем же случае, ты полон мыслей, конфликтов и боли, что имеет смысл быть, если ты возьмешь из нее все, что может пригодится тебе для дальнейшего существования! Смотри сюда, идиот! - с остервенением, Сиэль засучивает рукава рубашки, оголяя два четких, уже побелевших и затянувшихся, пореза на запястье. - Мне принесло это толком ничерта, кроме как страха надеть футболку! Встать с колен и продолжать идти сквозь мучения и агонию - вот в чем твоя суть, суть человека!

Фантомхайв небрежно опускает Алоиса, резко отворачиваясь от него.

- Иди к черту! - говорит Сиэль. - И не смей попадаться ко мне на глаза! Я не желаю иметь с тобой ничего общего!

Помятый Алоис глядит вслед уходящему Сиэлю. Вспомнив про шрамы на его запястье, блондин покачал головой, пытаясь остановить хлынувшие слезы. Транси перебирается на скамейку, погружаясь в воспоминания о своей жизни. Кажется, нелепо вспоминает Алоис, когда-то он решил, что изменение - это попытка зародить в себе так называемую "человечность", что, в принципе, было верно. Верно для него, тогдашнего четырнадцатилетнего подростка. Алоис мучал и истязал себя, так и, на самом деле, не сумев приблизиться к правде хоть на миг.

Транси лег на скамейку, потирая виски. Проходящая леди подумала, что он бездомный, кинув в него пенни. Рассматривая сверкающую монетку на солнце, Алоис медленно осознавал, что вся эта чушь, коей он себя истязал, была надумана лишь из-за того самого оступления, когда и был совершен побег из Лондона. Сейчас Транси понимает, что, на самом деле, хоть и видимого прогресса боль ноль, но внутреннего - достаточно. И Алоис мог бы справиться с тем чувством вины, вынудившего его сбежать, если бы осознал это тогда. И, по правда говоря, вся проблема его состояла в том, что он слишком привязал себя к "изменениям", что и вылилось в нынешнюю ситуацию.

И Алоис всегда оставался Алоисом. Но внутренние изменения, происходившие каждый день, практически ежечасно, таки поменяли его, сдвинули в более лучшую сторону. Но страх Джима и все те ярлыки, что он успел повесить на себя, затмили ему глаза, не позволив взглянуть на это маленькое взросление. Сейчас, Транси вовсе не взрослый человек... Но и не маленький мальчишка, на которого страшно, но все же стоит взглянуть под другим углом. Алоис - это Алоис. Инфантильный, безумный Алоис, который... Ну правда, будет продолжать пытаться стать чуть лучше.

На это уйдут годы... Но и Транси теперь никуда не торопится. Опустошенно глядя на светлое небо, Алоис слабо вздыхает:

- Прости меня, Лондон.

***

- Ну и с тех пор прошло года два, - заканчивает Алоис, поправив белый халат. Свет мерцает в лабораторном кабинете, за окном темно, бушует вьюга.

Его коллега неподвижно сидит на столе, с открытым ртом. Бедняжка, молодой рыжий скандинав, поневоле ставший жертвой рассказов Алоиса о своей биографии, пытался переварить полученную информацию. Алоис Джеймс Транси - его старший коллега в лондонском научно-исследовательском центре, молодой уважаемый человек, известный своими пресловутыми, шокирующими рассказами о своей жизни. Оставшись зимним вечером наедине в кабинете, Алоис не удержался и пересказал скандинаву всю историю своих пугающих "изменений".

- Вы пытались... Себя убить... - проглатывает слова юноша, глядя на ухмыляющегося Транси.

- Да, но сейчас у меня все в порядке. Как видишь, мне удалось восстановиться на работе, извиниться и начать заново общаться со многими моими старыми знакомыми... Кроме Сиэля.

- О-о-о... Ужас... - стонет скандинав.

- Да, - грустно выдыхает Алоис, - я скучаю по нему...

- Я не об этом! - воскликнул рыжеволосый, махая руками. - Вы пытались себя убить!

- Но сейчас у меня все хорошо, - хмурится Алоис.

- У-у-у, это ужасно! К чему вам все это вообще понадобилось!? У-у-у! - скандинав прячется под стол.

- Ты там рыдаешь, что ли?! - восклицает Джим, подбираясь к коллеге. Такая реакция достаточно свойственна многим, кто становился жертвой его рассказов.

Скандинав испуганно глядит на хихикающего Транси, влезающего под стол.

- А это было страшно? - спрашивает юноша.

- Да, на самом деле... - отвечает Алоис, прикрывая глаза от усталости. - Но тот страх... Он был нужен мне. Весь произошедший ужас пошел мне лишь на пользу. Правы были Сиэль и Ницше, когда говорили: "У кого есть "Зачем", тот выдержит любое "Как""...

Алоис вздрагивает, когда замечают неуверенную улыбку на лице рыжеволосого.

- Знаете, мистер Транси... Спасибо. Мне кажется, из вашей истории я могу выбрать что-нибудь поучительное для себя. Мне кажется, вы... Очень сильный человек, - рыжеволосый краснеет.

- И даже не думай, - устало выдыхает Алоис, заприметив смущение коллеги. - В моем вкусе только высокие брюнеты.

Скандинав вдруг испуганно вздрагивает и показывает Транси золотое кольцо на своем безымянном пальце.

Подгоняемый неловкостью случая, Алоис, одетый в набитый ярко-фиолетовый пуховик, выходит в мороз из научно-исследовательского центра. Около входа он примечает знакомую фигуру, беспокойно ерзающую на месте. Джим радостно задыхается, когда узнает в этой фигуре смущенного Сиэля.

- Буду рад составить вам компанию для вечернего чаепития, мистер Транси, - глухо говорит Сиэль, таки посмев взглянуть в лицо улыбающемуся Алоису. - Что будешь пить?

- Что угодно, - смеется Алоис, - но только не Эрл Грей!

Алоис, который пытается стать лучше вот уже более тринадцати лет, бежит к старому другу. Хочется найти злую иронию в этой ситуации, но кроме радостной улыбки никто ни на что более не способен.

Беспокоюсь над качеством главы, так как не хочу нагадить в глаза читателям. Еще несколько месяцев мне казалось, что я к этой работе испытываю легкую неприязнь. Что ж... Теперь мне кажется, что эта работа мне родна и невероятно близка. В этом фанфике затаились и мои множественные болячки, и мои фетиши, и мои страхи, и мои знания, и прочая поебень, на которую я потратил два года своей жизни. Но это неоценимый опыт.

Нижайше благодарю всех, кто был со мною все это время. Банально как-то выходит, но я не могу описать, какую благодарность и даже привязанность я к вам испытываю... Хочу сказать, что, как только я закончу все свои фанфики, я навсегда уйду из Фикбука, Ваттпада. В конце концов, я решил реализовать себя в виде мангаки или додзинсики также по Темному Дворецкому. Сейчас я занимаюсь одной додзинси про Алоиса и, в скором времени, постараюсь выложить эту работу либо на МинтМангу, либо на МангаЛиб.

Не знаю, на что я надеюсь, но если есть люди, заинтересовавшиеся во мне, как в авторе, то, пожалуй, оставлю я ссылку на свой Твиттер, где по мере возможности буду стараться выкладывать свое творчество, а также новости про работу над додзинси: https://twitter.com/gotyepierre?s=09