Хибакуся

***

     Превозмогая головную боль, тысячей катан рассекавшей его балансировавшее на грани полного забытья его сознание, он вспоминал. Он не знал, сколько времени прошло с того рокового дня, не знал, где он оказался. Набор мысленных образов, расплывчатых и беспорядочным калейдоскопом сменявших друг друга – единственное, что у него осталось.

     Он вспоминал ревущие глухие толпы, на фоне пожарищ вдали слепо бредущие по окраинам, разбивавшиеся о стены немногих каменных зданий, неспособные найти выход в лабиринтах узких улиц, падающие под натиском встречных потоков и, не в силах подняться, затаптываемые. Он помнил стоны и крики о помощи тысяч, в этих толпах сливавшиеся в один низкий монотонный гул. Он помнил слепые лица отчаявшихся, оставивших этот бесконечный путь в никуда и бросавшихся на землю, и их вопли, и хруст костей, давимых сотнями и тысячами ног.

     Он вспоминал плывущий по улицам от центра к окраинам вместе с приближавшимися сполохами удушающий смрад. Он вспоминал черные как нефть капли дождя, хлынувшие на толпы людей внизу. Он вспоминал облако пепла, заслонившее восходящее солнце.

     Он вспоминал пламя вокруг, охватывавшее дворы и вспыхивавшие как спички деревянные здания, вспоминал порывы огненно-горячего ветра, бьющего в лицо. Из зданий раздавались вопли о помощи только что очнувшихся и лишенных выхода и возможности спастись, охваченных огненным кольцом и заглушаемых треском разгоравшегося пламени.

     Он вспоминал дворы, заваленные людьми, мертвыми и живыми, напоминавшими сброшенных с листвы гусениц, которые беспомощно ползли, пока их воля к жизни играла свои последние аккорды. Он вспоминал тела людей, сплошь покрытые ожогами, вспоминал тела людей, у которых вытекли глаза, вспоминал тела людей, лишенных конечностей, но все еще живых и охватывающих одним из последних своих взглядов разворачивавшийся вокруг Апокалипсис, пока с потоками крови из них вытекали остатки жизни.

     Он вспоминал ослепительную вспышку, подавившую сознание, последовавший грохот, заставивший дрожать каждый миллиметр тела и тишину. Мгновения тишины, казавшиеся бесконечными и служившими извращенным прологом к охватившему весь мир безумию, мир в котором он родился и провел полсотни лет, и отдельно от которого он не мог себя мыслить.

***

     Судорога, скрутившая его внутренности, едва не сбросила его с соломенного матраса, на котором он лежал среди десятков других фигур, неподвижных или страдавших от таких же судорог. Впервые его сознания достигли слабые стоны, наполнявшие помещение почти с каждого из беспорядочно раскиданных на полу матрасов и одеял. Молодая женщина, подбежавшая к нему, сжала его в объятиях. Прошла, может быть, минута, может быть, час, судороги отступили. Совершенно случайно женщина провела по его голове рукой – его черные как смоль волосы остались в ее ладони. Он повернул к женщине раскрасневшееся лицо и несмотря на острую боль, вонзавшуюся в череп изнутри, попытался сфокусировать взгляд.

- Что...там...было? Где...мы?

- Мы не знаем. Хиросимы больше нет. Мы...не знаем, что произошло.

     На истощенном лице молодой женщины было можно различить борозды от слез. Вся жизнь ее этими днями в одночасье разделилась на «до» и «после».

- Вы в безопасности здесь. Хиросима, где все произошло, очень далеко. Здесь вы в безопасности.

- Где мы?

- В Нагасаки.