Решение
Гермиона его узнала, а как же иначе? Воспоминания сквозящей пулей врезались в мысли.
Это было около двух лет назад, в годы обучения в колледже. Она и забыла ту сторону себя, ту, какой являлась в тот период времени. Вечная мешковатая одежда, состоящая чаще всего из толстовок, худи и потертых джинсов с переношенными кроссовками были теперь ее обычной одеждой. Черный рюкзак, который со временем превратился в серый, являлся неотъемлемой частью ее образа. Волосы представляли собой один сплошной беспорядок, даже рассчесывать их было бесконечной непоправимой мукой, а поэтому Грейджер всегда собирала их в толстый хвост. И лишь ее кожа была объектом вечной зависти сокурниц, потому что такой гладкой и светящейся ни у кого не было.
Радовало лишь то, что никакой дискриминации неудачников тут не было, не то, что в школе, в которой Гермиону постоянно чморили за ее упорную любовь к учебе. А тут, в колледже, с ее умом всегда считались, советовались по разным вопросам, порой некоторые студенты просили объяснить определенные темы. Тут она чувствовала свою значимость.
Но на вечеринки и тусовки Гермиону Грейнджер никто не приглашал. Было слегка обидно ненароком слышать разговоры о вчерашнем веселье или о событиях прошлых ночей, но девушка постепенно перестала придавать этому значения, занимая себя иными мыслями, а именно о книгах. И это у нее вполне получалось.
Единственной проблемой, не подчиняющейся доводам здравого рассудка был Рон Уизли. Ее милая детская мечта Рон, из-за которого она и выбрала данный колледж, был в команде по квиддичу и пользовался грандиозным успехом среди женской аудитории заведения. Высокий, подтянутый и крепкий, этот парень являлся капитаном команды, а блеск его огненно-рыжих волос и обворожительная улыбка сводили девушек с ума.
Но без капли дегтя никуда – Уизли являл собой крайнюю степень глупости, а его поступлению в такой престижный колледж надо было отдать дань Гермионе, трудящейся день и ночь словно пчелка, чтобы хоть что-то вдолбить в мозг этому «глупышу», которого она так нежно окрестила. Как и в школе, Грейнджер безропотно выполняла все его домашние задания и буквально растекалась лужицей, будто сыр под Солнцем, когда Рон удастаивал ее поцелуем в щечку за домашку.
Гермиона остановилась у своего шкафчика, открыла его и взглянула на свои ручные часы. Оставалось две минуты, нет, почти одна минута. Прождав эту минуту, она обернулась с лучезарной улыбкой, встречая проходящего мимо Рона. Медные пряди волос развевались на ходу, довольная улыбка расползлась на все лицо, ворот и подмышки майки покрылись размытым пятном от пота, а походка была молодцеватой и безмятежной. Ровно 11:02, и Рон возвращался с тренировок.
- Привет, Рон! – прощебетала Гермиона, провожая друга сверкающим взглядом. Тот проходил мимо нее будто в замедленной съемке и так же в слоу моушн повернул к ней лицо и подмигнул одним глазом.
Сердце пропустило удар, а в голове закружило, что Гермиона удержалась за дверцу своего шкафчика. Боже, какой же он милый!
Но следующее, что она увидела, Гермиону расстроило, и вся радость мгновенно улетучилась. Лаванда Браун вприпрыжку подбежала к ее любимому Рону и поцеловала того прямо в дёсны. Ее любимого поцеловала эта вертихвостка Лаванда! Вспыхнув, Гермиона отвернулась к своему шкафчику, будто страус, прятавший голову в песке.
- Увидимся, крольчонок! – захихикала Лаванда, громко чмокнув Рона напоследок, и удалилась на урок.
Невилл, шедший все это время рядом с Роном, дико заржал:
Гермиона его узнала, а как же иначе? Воспоминания сквозящей пулей врезались в мысли.
Это было около двух лет назад, в годы обучения в колледже. Она и забыла ту сторону себя, ту, какой являлась в тот период времени. Вечная мешковатая одежда, состоящая чаще всего из толстовок, худи и потертых джинсов с переношенными кроссовками были теперь ее обычной одеждой. Черный рюкзак, который со временем превратился в серый, являлся неотъемлемой частью ее образа. Волосы представляли собой один сплошной беспорядок, даже рассчесывать их было бесконечной непоправимой мукой, а поэтому Грейджер всегда собирала их в толстый хвост. И лишь ее кожа была объектом вечной зависти сокурниц, потому что такой гладкой и светящейся ни у кого не было.
Радовало лишь то, что никакой дискриминации неудачников тут не было, не то, что в школе, в которой Гермиону постоянно чморили за ее упорную любовь к учебе. А тут, в колледже, с ее умом всегда считались, советовались по разным вопросам, порой некоторые студенты просили объяснить определенные темы. Тут она чувствовала свою значимость.
Но на вечеринки и тусовки Гермиону Грейнджер никто не приглашал. Было слегка обидно ненароком слышать разговоры о вчерашнем веселье или о событиях прошлых ночей, но девушка постепенно перестала придавать этому значения, занимая себя иными мыслями, а именно о книгах. И это у нее вполне получалось.
Единственной проблемой, не подчиняющейся доводам здравого рассудка был Рон Уизли. Ее милая детская мечта Рон, из-за которого она и выбрала данный колледж, был в команде по квиддичу и пользовался грандиозным успехом среди женской аудитории заведения. Высокий, подтянутый и крепкий, этот парень являлся капитаном команды, а блеск его огненно-рыжих волос и обворожительная улыбка сводили девушек с ума.
Но без капли дегтя никуда – Уизли являл собой крайнюю степень глупости, а его поступлению в такой престижный колледж надо было отдать дань Гермионе, трудящейся день и ночь словно пчелка, чтобы хоть что-то вдолбить в мозг этому «глупышу», которого она так нежно окрестила. Как и в школе, Грейнджер безропотно выполняла все его домашние задания и буквально растекалась лужицей, будто сыр под Солнцем, когда Рон удастаивал ее поцелуем в щечку за домашку.
Гермиона остановилась у своего шкафчика, открыла его и взглянула на свои ручные часы. Оставалось две минуты, нет, почти одна минута. Прождав эту минуту, она обернулась с лучезарной улыбкой, встречая проходящего мимо Рона. Медные пряди волос развевались на ходу, довольная улыбка расползлась на все лицо, ворот и подмышки майки покрылись размытым пятном от пота, а походка была молодцеватой и безмятежной. Ровно 11:02, и Рон возвращался с тренировок.
- Привет, Рон! – прощебетала Гермиона, провожая друга сверкающим взглядом. Тот проходил мимо нее будто в замедленной съемке и так же в слоу моушн повернул к ней лицо и подмигнул одним глазом.
Сердце пропустило удар, а в голове закружило, что Гермиона удержалась за дверцу своего шкафчика. Боже, какой же он милый!
Но следующее, что она увидела, Гермиону расстроило, и вся радость мгновенно улетучилась. Лаванда Браун вприпрыжку подбежала к ее любимому Рону и поцеловала того прямо в дёсны. Ее любимого поцеловала эта вертихвостка Лаванда! Вспыхнув, Гермиона отвернулась к своему шкафчику, будто страус, прятавший голову в песке.
- Увидимся, крольчонок! – захихикала Лаванда, громко чмокнув Рона напоследок, и удалилась на урок.
Невилл, шедший все это время рядом с Роном, дико заржал:
- Крольчонок? Серьезно? – не переставал хохотать парень. – Неужели уже успел затащить ее в свою берлогу, старик?
- Ей-Богу, это она меня затащила. Просто тигрица! Чувак, она такие вещи вытворяет… - Рон заговорщицки снизил голос.
Но Лонгботтом не дал тому договорить:
- Полно, хватит! Без подробностей! Не желаю это слышать.
- Обожаю таких девчонок, - ухмыльнулся Рон, вздыхая. – Всегда знают, что делать, и с ними никогда не бывает скучно.
- Хочешь сказать, Лаванда – интересная?
- Хочу сказать – она гибкая.
- Все, заткнись, старик, ни слова больше, - снова засмеялся Невилл.
Гермиона выглянула из-за створки шкафчика и уставилась на фигуры говоривших. Не смея задержать взгляд на них больше двух секунд она закинула рюкзак на плечо и бросилась от этого места прочь. Бежать. Бежать. Бежать дальше. Не видеть их. Не видеть его. Не видеть Рона Уизли!
Глаза заполонили слезы, когда пришло осознание, что Рон никогда не взглянет на такую, как она. Никогда не посмотрит на нее, хоть знает Гермиону дольше всех в этом дурацком колледже! Сердце охватила глубокая обида, разрезая орган слой за слоем, вскрывая изнутри грудную клетку. В отчаянии, она не заметила, как оказалась на крыше. Небо было затянуто слоем громоздких туч, обдувал колючий ветер. Гермиона так захотела оказаться вновь в Хогвартсе, в Большом зале и глядеть вверх на облачное небо в потолке, где отдавались бы молнии.
Она была девственницей – раз. Ничего не смыслила в поцелуях – два. Не имела понятий о соблазнении – три. Не умела одеваться – четыре. И пять – была совершенно не во вкусе Рона Уизли.
Есть ли выход из этой ситуации? Ответ сам пришел на ум, когда в памяти всплыл Его профиль. Большой зал вспомнился во всех своих очертаниях. Гарри и Рон сидели бы за столом Гриффиндора и бурно обсуждали бы новости школы вместе с малышкой Джинни. Полумна Лавгуд уверяла бы всех о существовании необычайных, никому не известных существ. И Малфой сидел бы на своем обычном месте с задумчивым и мрачным выражением лица. И небо в зале точно бы отражало его личное настроение. Около него Блейз Забини что-то бурно обсуждал бы с Паркинсон, а Теодор Нотт уплетал за обе щеки пряники с джемом. Но Малфой в ее памяти будто всегда обитал в своей, закрытой для всех, вселенной. И этим своим напускным туманом и загадочностью он притягивал интерес многих девушек.
Гермиона уже знала, что делать, и, стоя на крыше колледжа, послала волшебную бумажную птичку Драко Малфою. Надеясь, что та стукнется прямо об его лоб, Гермиона переполнилась решимости ни в коем случае не отступать ради любви.