H love's J (Харли И Джокер)

Иног­да он ста­новит­ся та­ким. Нор­маль­ным. Веч­ная блуж­да­ющая улыб­ка, слов­но трас­си­ру­ющая пу­ля, про­пада­ет с его ли­ца. И шра­мы ста­новят­ся чет­че, явс­твен­ней. Мор­щи­ны на лбу про­чер­чи­ва­ют сквозь грим не­ров­ные кри­вые по­лосы. Чер­ные гла­за ста­новят­ся ещё тем­нее — пус­тые, без­жизнен­ные, на­пол­ненные лишь яростью и страс­тным же­лани­ем раз­ру­шения. Ха­осом в пер­воздан­ном ви­де.

Тог­да он дос­та­ет свой нож — ма­лень­кий и ак­ку­рат­ный, ос­трый, слов­но зме­иное жа­ло, не­сущий воз­мездие, не­сущий ис­купле­ние. Он идет по убе­жищу, ца­рапа­ет сте­ны сво­им но­жом. Не ищет жер­тву, толь­ко при­меря­ет­ся, при­рас­та­ет ли­цом к но­вому об­ра­зу. 

Хар­ли не­нави­дит та­кие дни. По­тому что ей чер­тов­ски страш­но. Ко­лен­ки дро­жат, а ру­ки тря­сут­ся в тре­море. По­тому что в та­кие дни Джей по­хож на ноч­ной кош­мар, жут­кий до ико­ты и та­кой серь­ез­ный. Хар­ли не хо­чет ве­рить, что это по-нас­то­яще­му, но ей при­ходит­ся. Джо­кер не ос­тавля­ет ей вы­бора.

Он уса­жива­ет её в крес­ло нап­ро­тив се­бя, сцеп­ля­ет ру­ки на ко­ленях в за­мок и го­ворит:

- Ну что, ты­ков­ка? Зна­ешь, по­чему ты так лю­бишь ме­ня?

Хар­ли ду­ре­ет от стра­ха. Кон­чи­ки паль­цев хо­лоде­ют, но­ги ват­ные, а во рту так су­хо, что не сглот­нуть, не ска­зать ни сло­ва. Она лишь ту­по мо­та­ет го­ловой, пре­дос­тавляя ему пра­во го­ворить.

- Не будь же ду­роч­кой, ты ведь не та­кая, прав­да? - упорс­тву­ет Джо­кер. Он про­вора­чива­ет в ру­ках ма­лень­кий но­жик. Вжик-вжик. Хлес­ткий звук. Лез­вие да­же изящ­ное. Не так уж и пло­хо бу­дет, ес­ли он вот­кнет ей его в сер­дце.

- По­тому что те­бе нуж­но хоть ка­кое-то оп­равда­ние, что­бы жить в этом ми­ре. Нуж­но хоть что-то, что­бы ду­мать, что ты осо­бен­ная, из­бран­ная. Те­бе ну­жен по­рядок, ил­лю­зия то­го, что ты ко­му-то нуж­на, не­об­хо­дима. Те­бе хо­чет­ся ве­рить, что ты сдер­жи­ва­ешь моё бе­зумие, не так ли? - Джо­кер из­де­ватель­ски и горь­ко ух­мы­ля­ет­ся. Его ти­рада не об­ра­щена нап­ря­мую к ней, она ка­са­ет­ся си­ту­ации в це­лом, муж­чин и жен­щин, люб­ви и сек­са, вол­ков и овец. 

- Кра­сивая ис­то­рия, не так ли? - уточ­ня­ет он, рас­ка­чива­ясь на сту­ле из сто­роны в сто­рону. К гла­зам Хар­ли под­сту­па­ют неп­ро­шеные сле­зы. Он хо­чет вы­вес­ти её, хо­чет за­деть за жи­вое, пре­пари­ровать, вы­тащить на­ружу все то, что бе­сит его са­мого. Она не бу­дет пла­кать — это лишь все ис­портит. Эф­фект — для не­го, месть — для неё.

- Кра­сави­ца, ко­торая спас­ла чу­дови­ще, из­ле­чила бе­зум­ца от его не­дуга. Толь­ко од­на проб­ле­ма, до­рогу­ша, - Джо­кер пе­рево­дит ды­хание, поз­во­ля­ет се­бе улыб­нуть­ся пе­ред ре­ша­ющим уда­ром, ещё од­ной ос­трой игол­кой в са­мое сер­дце. Ос­трее, чем нож, тан­цу­ющий в его ру­ках, - я — не чу­дови­ще и не бе­зумец, а ты не кра­сави­ца. Ты — рас­ходный ма­тери­ал. Та­кая же, как и все ос­таль­ные.

Хар­ли за­дер­жи­ва­ет ды­хание. Се­кун­да, две. Вы­дыха­ет ти­хонь­ко. Это ведь так прос­то, так уди­витель­но нор­маль­но иметь при­чины, что­бы быть жес­то­ким, быть рас­четли­вым и уди­витель­но ме­тодич­ным в сво­ей аг­рессии. 

Она за­меча­ет, что он наб­лю­да­ет за её ре­ак­ци­ей, смот­рит ис­подлобья, улы­ба­ет­ся над­менно и кро­вожад­но. Так, буд­то он все про неё зна­ет, так, буд­то снял с неё скор­лу­пу, шкур­ку, приг­воздил бу­лав­ка­ми к кар­тонке, а те­перь бу­дет ре­зать и кро­шить, вы­нимать из неё все эмо­ции од­ну за од­ной, пре­пари­ровать, вскры­вать.

- Это ведь ты - чу­дови­ще, а, Хар­ли? - тон­ко ус­ме­ха­ет­ся Джо­кер. - Оп­равды­ва­ешь все, что я де­лаю бе­зуми­ем, бо­лезнью, ко­торую мож­но вы­лечить, сде­лать ме­ня сно­ва нор­маль­ным, обыч­ным, прос­тым и по­нят­ным те­бе. А что, ес­ли это все ре­аль­ность — каж­дый уби­тый мной че­ловек, каж­дая пу­щен­ная пу­ля, каж­дый вспо­ротый рот — все осоз­нанно, все не бес­цель­но, все в трез­вом уме и твер­дой па­мяти? Об этом ты ду­мала?

Джо­кер сме­ет­ся хо­лод­но и хлес­тко. Так, как сме­ял­ся бы лю­бой на его мес­те — нем­но­го хрип­ло, не очень гром­ко. По-че­лове­чес­ки.

Хар­ли зак­ры­ва­ет гла­за, ед­ва за­мет­но улы­ба­ет­ся. Страх от­сту­па­ет ку­да-то. Мо­жет, он и прав во всем, в чем об­ви­ня­ет её. Мо­жет, это он — нор­маль­ный, а она сош­ла с ума, ма­ни­акаль­но-деп­рессив­ный пси­хоз, так это, ка­жет­ся, на­зыва­ет­ся. Или по-дру­гому. Она уже и не пом­нит. Воз­можно, син­дром на­вяз­чи­вых сос­то­яний. Да, это под­хо­дит. Её ма­ния — это Джей, её лич­ное ин­ферно и лим­бо од­новре­мен­но. Смеш­но до дро­жи. 

Хар­ли от­кры­ва­ет гла­за. Да, она, ве­ро­ят­но, не в се­бе. Раз лю­бит чу­дови­ще, раз спит с ноч­ным кош­ма­ром в об­нимку. На­вер­ное, она жал­кая и глу­пая, на­вер­ное, слиш­ком хо­рошо о се­бе ду­ма­ет, раз да­же Джо­кер ду­ма­ет о ней ху­дое. 

Он во всем прав. Поч­ти. Она лю­бит его не за бе­зумс­тво, не по­тому что хо­чет вы­лечить, не по­тому, что его мозг сос­то­ит из сот­ни ку­соч­ков паз­зла, ко­торые во что бы то ни ста­ло нуж­но соб­рать. И вов­се не по­тому, что хо­чет, что­бы он лю­бил её в от­вет, хо­тя, оп­ре­делен­но, это бы не по­меша­ло.

Хар­ли вста­ет со сво­его мес­та. Про­ходит ря­дом с Джо­кером. Но­ги все ещё тря­сут­ся от стра­ха, че­люсть плот­но сом­кну­та, а ру­ки дро­жат. Но ей не страш­но, убеж­да­ет она се­бя. Толь­ко эхо кош­ма­ра, об­рывки сна.

- Я люб­лю те­бя, - го­ворит она, це­лу­ет его в нес­ве­жие, слип­ши­еся куд­ри. 

Джо­кер по­вора­чива­ет­ся к ней, хва­та­ет за за­пястье, при­тяги­ва­ет к се­бе. Сна­чала неж­но, по­том все силь­нее и жес­тче, дер­жит за во­лосы, пи­ха­ет ей рот свой ко­рот­кий ос­трый нож, при­жима­ет боль­но, до пер­вой кро­ви. Но это лишь аго­ния. Слиш­ком поз­дно.

- По­чему? - ши­пит он ей на ухо.

- Прос­то так, - ус­ме­ха­ет­ся Хар­ли. Нож впи­ва­ет­ся в ко­жу, ра­нит. Но улыб­ка то­го сто­ила. По­тому что Джо­кер от­пуска­ет её, сме­ет­ся в от­вет.

Ста­новит­ся вновь не­нор­маль­ным.