ПРОЛОГ
В единственной церкви города Ренхайн царила тишина.
Она давила со всех сторон. Сначала раздавливала пальцы, превращая их в тонкие макароны, затем расплющивала ноги и руки, делая из них длинную лапшу, а после принималась за тело, образовывая из него никому неизвестную сплюстнутую фигуру, которая лишилась своих внутренностей.
Тишина, стоящая в большом зале с куполообразным потолком и множество икон, не приносила никакого удовольствия. Шестнадцатилетней Тейнзи Монро хотелось шума, криков, смеха и веселья, как это было за толстыми стенами чёртовой церкви, во всём Ренхайне, который громко отмечал карнавал в честь проклятых. Этот глупый отец, как считала его Тей, не пускал её на веселье, говоря «я не хочу, чтобы моя безгрешная дочь, ходила на этот сатанинский праздник». И ясно почему он так говорил — три года назад его жена погибла в одном из таких карнавалов, отчего он, всегда веруя в Бога, решил, что это наказание за его грехи, и, желая спасти свою дочь, стал священником. Он запер её в зале, куда обычно приходил тот немногочисленный народ, что слепо верил в Бога, надеясь, что этот невидимый мужик на небе сможет им помочь.
«Как глупо, — презрительно усмехнулась девушка, которая чуть ли не умирала от скуки в этом ненавидимом ею месте. — Так глупо, что я никак не понимаю, зачем человеку верить в то, чего нет, не было и никогда не будет. Зачем во что-то верить, если можно просто прекратить ныть и всё сделать самому?». На эти темы Тей размышляла довольно много времени, которое она бесполезно проводила в этих чёртовых стенах церкви, в её якобы «доме».
Её сердце томилось в печали, душа металась внутри из-за неудержимой ярости на отца и его предрассудки, сознание хотело попасть в струю опьянения от радости и веселья, которые с трудом долетали до одиноко стоящей в поле церкви, а разум кричал от ненависти ко всей своей жизни. В том числе и к себе.
— Как ты тут? — вдруг раздался хриплый голос её отца, севшего рядом с дочерью на скамейку.
Это был толстый мужчина в золотистой одежде, с седоватыми волосами и лысиной на голове, жирными щеками и серыми, как и у большинства людей, глазами. Он ничем не отличался от других священников и имел такое же «плоское» представление о жизни.
— Хреново, — недовольно бросила Тейнзи, отворачиваясь от отца и чувствуя, как ненависть вулканом кипела внутри, разнося по жилам смертельно горячую лаву.
— Что-то случилось? — мужчина пытался заглянуть дочери в глаза, но та их прятала за длинными чёрными, как сама тьма, волосами.
— Твой приступ идиотизма случился, — усмехнулась девушка, закатывая свои бирюзовые глаза.
Как же ей хотелось уничтожить всё на свете. Особенно этот чёртов «дом».
— Грубить грешно, — строго заметил её отец, вставая со скамейки. — Особенно своему папе.
— Да мне плевать, — фыркнула Тей. — Грех — это невидимая болезнь, созданная, чтобы продавать невидимое лекарство.
— Покайся за эти слова пока не поздно, — сказал мужчина, глаза которого потемнели от разочарования к своей дочери.
— Этого поздно никогда не будет, сколько раз проверяла, — самоуверенно усмехнулась Тейнзи, говоря чистую правду, потому что сколько раз она грешила, а никакого наказания не было.
— Это точно, — вдруг раздался низкий, красивый, мелодичный голос, похожий на мороженое, которое хотелось есть и есть, чтобы наслаждаться и получать истинное удовольствие.
— Как Вы сюда попали, молодой человек? — испуганно спросил священник, во все глаза смотря на внезапно появившегося рядом с ними высокого, худого парня с чёрными кудрявыми волосами, ядовито-зелёными глазами и длинным тонким шрамом через правый глаз.
— Через дверь, как же ещё, — улыбнулся уголком губ незнакомец, внимательно изучая Тей, которая не менее внимательно изучала его.
— Но ведь она была запрета... — растерянно проговорил отец, пытаясь справиться с шоком. — Как и все остальные двери.
— Правда? — невинно спросил парень и захихикал. — Извините, не знал.
— Но это не отменяет того, что...
— Лука Конелли, — не желая больше разъяснять своё внезапное появление, представился он и протянул руку священнику.
— Но, позвольте, — возразил тот, нахмурившись и не пожимая руку парня, который её уже убрал. — Вы всё-таки должны объяснить, как Вы сюда попали. Я настаиваю.
— Пап, ну что ты к нему пристал? — усмехнулась Тейнзи, вставая со скамейки и не отрывая заинтересованный взгляд с Луки. — Он же ничего плохого тебе не сделал.
— Но это пока что, — самодовольно заметил парень, зловеще улыбнувшись.
— В смысле пока что? — ужаснулся священник, хватаясь за золотой крест, висящий на шее, словно он мог спасти его.
«Ага, как же, — ухмыльнулась про себя Тей. — Прям-таки эта бесполезная железка и поможет ему справиться со всей сложившейся ситуацией».
— Дорогой мой, Вы не пустили свою дочь на великий праздник, это ещё больший грех, чем пустить её, — с усмешкой ответил Лука, поправляя ядовито-зелёный галстук, который ярко выделялся на фоне алого костюма.
— Вы не правы, молодой человек, — строго отрезал мужчина. — Проклятые служат Сатане, а, значит, этот карнавал сам по себе уже грешен.
— Как может что-то неживое быть грешным? — рассмеялся парень. — Это Вас Бог такой глупости научил? Ах да, забыл, Он вообще ничему хорошему не учит своё стадо рабов, только одному маразму.
Лицо отца покраснело от оскорбления, отчего Тейнзи не удержалась и посмеялась в кулачок.
— Да как Вы смеете...
— Легко и просто, — пожал плечами Лука и, достав из кармана сигарету, закурил. — Бога нет, поэтому и смею. Ничего сложного.
Жирное лицо священника готово было треснуть от ярости. Его глаза грозно сверкали, щёки покраснели, руки сжались в кулаки.
— Молодой человек, если Вы сейчас же не...
— Какой я тебе «молодой человек», а, дед старый? — парень вдруг резко схватил за горло мужчину и поднял его толстое тело в воздух.
«Ничего себе! — подивилась Тей, с интересом наблюдая за этой сценой. — Такой худой, а имеет такую силу! Может, он тогда надерёт и жирный зад моего папаши?».
— Я старше тебя, жирный ублюдок, на много сотен лет, — продолжал Лука, назло выдыхая дым прямо с лицо своей жертвы. — И поверь мне, за это время я убедился, что нет никакого Бога, нет и не было. Это просто дурная фантазия жалких людишек, которые не могут сами справиться со своими проблемами и решают их свалить на кого-то невидимого и всемогущего, тем самым надеясь, что от этого им станет легче. Но это не так. Иначе как объяснить то, что я, демон проклятых, смог ступить на эту якобы священную землю?
Низкий злобный смех парня оглушил весь зал. Казалось, что от этого жуткого смеха иконы на стенах помрачнели, свет на огромных люстрах погас, мраморный пол покрылся трещинами.
— По...моги мне... Тей... — прохрепел с синим лицом мужчина, весь извиваясь в хватке своего противника.
— С чего вдруг? — усмехнулась девушка, которая никогда не любила своего отца и ненавидела его за глупость. — Разве ты мне что-то сделал настолько хорошее, чтобы я тебе помогла? Нет. Ты просто заставлял меня гнить, пока жизнь протекала мимо меня.
В серых, как и весь мир, глазах мужчины появились слёзы, когда его мёртвое, тяжелое тело с грохотом упало на пол. Но Тейнзи ничего не почувствовала от его смерти, лишь презрение, слишком глубоко вросшое в её чёрствое сердце. И ей совершенно было не страшно стоять рядом с убийцей её родителя. «Если бы он хотел меня убить, то уже давно сделал бы это», — заметила Тейнзи и повернулась к Луке.
— Кто ты такой? — она слегка наклонила голову на бок и, срщурив бирюзовые глаза, с интересном рассматривала его.
— Я тот, кто подарил тебе свободу. Тот, кто освободил тебя от человеческой глупости. Тот, кто подарил тебе жизнь. Тот, кто тебя проклянёт.
— Проклянёт? — девушка была слегка удивлена, но это не отменяло того, что слова парня ей очень даже понравились. И неважно, что она не всё понимала. Она знала, что всё ещё поймёт.
— Ты ведь хочешь на карнавал? — Лука зловеще улыбнулся. — Хочешь увидеть, как развлекаются проклятые?
— Естественно, — усмехнулась Тей, готовая на всё, лишь бы начать снова жить.
— Тогда ты одна из нас, Тейнзи Монро, — он протянул руку вперёд. — Девушка, чьё пламя будет принадлежать дьяволу. Девушка, чья душа и сердце будет гореть в синем огне. Девушка, чья жизнь не подвластна Богу.
Тей с самодовольной улыбкой пожала холодную, как у трупа, руку парня. И почувствовала, как её объяло пламя.
Проклятое пламя.