Своя причина для создания

Мы по одной земле ногами двигали, одним дышали воздухом, были одержимы одной заразой, да только по-разному жили с ней...

Конечно, далеко не копией друг друга мы были. Многое нас всё-таки различало. Меня сравнивали с мëртвыми, потому что зарылся глубоко, как зарывают ушедших в неизведанные края. Говорили, что я, вот, лежу в коробке, не открываюсь; но обиды на такое не припомню, на правду и нельзя её держать. Доводилось понимать, куда приходил, однако хоть бы один раз вспомнился, когда хотелось оглянуться. Плевал я свысока на окружавшие пейзажи. Замкнулся в себе и не вылезал.

А ты энергию получала от всего, что попадалось на твои большие глазки цвета стебелька молодого цветочка. Сколько ты повидала мест? Какое больше всего понравилось? Разве ножки твои худенькие не устали бегать там, где множество лет назад случались и войны, и примирения, и рождения, и смерти, и признания в любви, и горькие расставания? Ай, намекнул, я же помню, что ты любила историю и места, где случались важнейшие исторические события. А я не любил. Это тоже внешний мир, а мой любимец - внутренний.

Но в дни ненастной погоды тебе, конечно, хотелось домой, откуда я выходил очень редко. Твою душу уносило в мир очередной книжки, что тебя заинтересовала, а мою в жестокие вселенные компьютерных игр, медленно убивающих моё бесценное зрение. После чтения твои маленькие ручки складывались на груди, а дыхание учащалось, ведь сюжет оказался интереснее предыдущего, а я выл от глазного давления и проклинал в том себя - настоящего, единственного виновника.

Помню, что у тебя было овальное личико и густые длинные волосы цвета ну точно каштана. Ты изящно двигалась, мне всегда казалось, что вот-вот ты бы начала танцевать, и твоё худенькое тельце закружилось так, что потом моё худощавое ринулось тебя ловить. Сколько ж тебе годиков было? Мало, девятнадцать, самый пик энергии!

А что ж я могу вспомнить о себе в те времена? Ну, кривую спину, хотя старался ходить, выпрямившись, и без недовольной рожи. Ещё на ум приходят растрёпанные чёрные волосы, всегда их не любил... У меня, бывало, поясница болела, не знаю, чего она так. Я дёрганный был, моргал слишком часто, вскакивал, тяжело дышал просто потому, что в голове «что-то приказало» подпрыгнуть и пригрозило наказать чем-то жутким в случае непослушания. Под глазами никогда не забуду те синяки; проблемы со сном кричали о себе.

У тебя были хорошие духи. Я, конечно, не извращенец, но к тебе любил принюхиваться, от духов веяло сладко, мне аж вспоминалось слово «нежность». Тот сладкий запах до сих пор ассоциируется только с тобой, хотя слышу его часто. И пока ты пахла сладостью и нежностью, от меня несло табаком за километр, но при тебе я не усиливал его запах, держался, а дома балкон всё потом терпел.

И вот после встреч ты возвращалась домой и, пока я мучил балкон ранее упомянутым запахом, слушала классическую музыку, что не вытеснялась другими песнями в принципе. Перед сном ты выключала любимые мелодии и расправляла постель, а я, тем временем, дома искал штопор. Каждое утро было у тебя эстетичным: тобою приготовленные оладушки под какой-нибудь подкаст о доброте и помощи окружающим, стакан молока и рядом вкусное печенье. Моё же эстетикой не блистало, я мало пил, но голова всё равно болела. Хотелось лежать на кровати в обнимку с кубиком льда.

А днём ты шла в мой любимый парк, куда ходил я. Ты грустила, ведь прохожих там было мало. Мне же это нравилось, а ходил именно туда, потому что возле дома располагался. Ты ходила, потому что нравилось, а я хотел, чтоб голова перестала болеть. Однако мотивировало нас с тобой не только это, да? Помнишь, светик мой?

Посмотри, какие мы были разные, но вспомни, что заставило нас объединиться!

Когда я узнал, что ты любишь рисовать, то сначала увидел в тебе конкурента. Казалось, будто целый свет должен был повиноваться мне и смотреть лишь на мои рисунки, а тут ты... нарисовалась... Ни я первый подошёл, ни ты первая мной заинтересовалась. Мы просто посмотрели друг на друга, у тебя карандаш и листы, у меня то же, ну и как-то пообщались. Так и начали вторжение в судьбы друг друга.

Ты предыдущие работы не взяла с собой, да и мне нечем было похвастаться, поэтому начали словесно выпендриваться друг перед другом. Оказалось, ты рисовала и пейзажи, и натюрморты, и объёмные фигуры, и портреты. Я так и спросил: «ну, всё подряд?». Ты сказала: «да, всё подряд». Признаюсь, что даже завидовать начал. В моей коллекции сотворённого хранились жуткие рисунки окровавленных глазных яблок, треснутых винных бутылок, гниющих внутренних органов (не люблю, кстати, медицину, но всё же...), а из пейзажа у меня лишь вышел однажды рисунок, на котором было поле, одинокое дерево, а сзади проводилась смертная казнь через повешение; вдохновение знатно поиздевалось надо мной.

В конце нашей первой встречи ты, помню, сказала, что на пути к парку находится большой красивый мост, который часто иллюстрируешь, и предложила до него прогуляться. А я, дурак, отказался, торопился в аптеку, голова же так и не прошла...

Но встречаться и взаимодействовать мы стали почаще. Я всё больше нового узнавал о тебе и сильно восхищался тобою. Какое дно я, и какая лапочка ты. Наконец увидел твои рисунки, чуть не помер...

Запомнился один больше всего. Ты нарисовала Красную площадь в канун Нового года. И не просто нарисовала, а дала рисунку высохнуть, после толстой кистью оставила везде белые жирные точки, словно то был снегопад. Люди у тебя на рисунке были счастливые, все ждали какого-то предновогоднего чуда, сплотились в одну большую семью и улыбались друг другу. Небо закрыли разноцветные салюты. Куранты вот-вот должны были зазвучать.

Нарисовал бы такое? Конечно нет. А если бы и да, то смог бы нарисовать столько искренней радости? Одинаковый на всё ответ. У меня вообще людей рисовать не выходило, если честно.

Ты даже мнения не спросила, показала и улыбнулась; всё. А я подумал, что следовало выразить свои чувства. Похвалил тебя, а ты мне нежное «спасибо». Это та благодарность, которую говорят из вежливости, а не с целью доказать, что похвала пробудила в сердце тягу к жизни и продолжению личного, отныне похвального дела. У тебя и без меня того хватало. Ты жила, а я выживал...

И вот мой эгоизм открылся твоей душе. Я начал в ответ интересоваться твоим мнением о на этот раз моих рисунках. Ты меня чуть не прострелила сказанным: «прикольно». Вроде очень даже плохой ответ, чем-то, может, он сырой, но это было именно то, что дëрнуло моё сердечко. Единственный человек, который со стороны посмотрел на мои труды и, конечно, первый, кто их оценил. Честно? Думал, что напугаю тебя своим творчеством. Ты нежной была, а я с душою тëмной и покрытой дымом.

Потом мы разошлись. Наверняка, твой разум даже не вспоминал меня, а я о тебе думал весь день. Твои слова меня задели, я был очень счастлив, мне даже не захотелось поддаваться вредным привычкам, ого, да?

Номерами мы обменялись, однако не переписывались. Как-то не хотелось, я так думаю, было взаимно. Ну а когда мы могли общаться? Ты читала и рисовала, а я тоже рисовал, но во времена отсутствия вдохновения пил или играл, ну, или от меня вновь тянуло табаком.

Вспоминается, как я снова решил помучить балкон, но ещё захотелось посмотреть, что нового выложили в сеть те, кто смелее меня в разы. Не ожидал среди них увидеть тебя. Был тот пост саморекламой, ты, как понял, решила открыть миру личную страницу в одной соцсети. Я аж в комнату вернулся...

Было интересно? Конечно. Сердце дрогнуло, помню. Пока ссылка открывалась, я предсказывал наличие там чего-то волшебного, главное - сотворённого твоими руками. Угадал. На момент моего прихода твоей странице было около полугода, и всемирная паутина уже хранила кучу фотографий твоих рисунков. Мне открылась полная коллекция твоего жизненного дела, я посмотрел каждый рисунок и едва глазное давление не заработал, желая изучить каждый миллиметр очередного сфотографированного листа. На сердце был шторм, перемешались зависть, восхищение, сочувствие из-за малого количества подписчиков, одобрение и желание через оформление подписки стать ближе к тебе.

При встречах я решил не начинать общение на тему твоей страницы, боялся казаться навязчивым, а ещё проверял, надо ли то было тебе. Меня удивило твоё молчание, мозг сработал правильно и без даже кратковременных раздумий подал вывод - ты решила показать интернету своё творчество не по какой-то причине, а лишь потому что тебе это нравилось. Ты любила рисование и делилась своей любовью, как чистая, белая душенька среди чернеющих отбросов вроде меня, желающих лишь тянуть внимание в свою сторону.

И вот, пока тебя настигло вдохновение, я сидел и наблюдал за твоим рисованием, процесс не скрывался, поэтому мне удалось смотреть на самые разные узоры: плохие, хорошие, стирающиеся очень легко, трудно удаляемые... Чем ближе ты была к завершению рисунка, тем детальнее я представлял себя на твоём месте. Да, приспичило бы мне заводить страницы в разных соцсетях, то причиной тому явилось б исключительно желание найти внимание и любовь, а ещё своеобразных «психологов», которые глядели бы на моё творчество и писали комментарии, кои подавали б тепло моему сердцу. Цель моего творчества - вытащить себя из ямы, в кою уронила жестокая судьба. А тебе хотелось просто наслаждаться своим делом. С каждой секундой, прожитой в мыслях об этом, всё труднее было сдерживать слёзы. Расплакался я дома.

Ругал. Ругал себя. Думал, что рисовал зря, творил из-за недобрых намерений, обозвал себя «энергетическим вампиром» и эгоистом. Даже представил такой сценарий: я получил это внимание от своего творчества, построенного на стремлении тянуть из людей сострадание и любовь, мне действительно помогло, затем удалось признать себя счастливым наконец человеком, а что дальше? Показалось, что быть счастливым мне противопоказано, вдруг, рисование бы захотелось бросить из-за «поставленной галочки»? Вот так я и назвал свои мысли злыми, греховными.

Знаешь, кто спас меня от второго приступа плача? Ты, мой юный, искренне счастливый художник. Мне пришло уведомление о том, что на твоей странице был опубликован новый пост. Осколки выпали из сердца благодаря интересу, мне было важно знать, что ещё ты захотела показать миру в тот день.

Я увидел текст, что было не свойственно обычным постам. Оказалось, ты писала о какой-то скорой выставке, что должна была проходить в часе езды от нашего парка, ну, и от моего дома. В конце была интересная подпись: «собираюсь посетить». И вдруг дало о себе знать небольшое опьянение, дурманившее меня уже около двух часов. Дурак, дурень, решился вдруг написать я тебе.

Ну, было очень страшно, руки тряслись, глаза дёргались, а слова всё не подбирались. Я много не хотел, но казалось, что доводил до перебора, собирался тебя по-настоящему тревожить и даже пугать. Наконец-то подобрал нужные слова и отправил сообщение с предложением поехать на выставку... вдвоём. Зачем? Да толком и не знаю. Интересным ты была для меня человеком, причём единственным, кто был знаком с моим занятием и кому можно было его открыть. Ещё хотел внимания; вот она, моя чернота.

Ты долго надо мной издевалась, молчала около трёх часов. Я за это время успел пожалеть о своём деянии, несколько раз собирался удалять сообщение, ещё сильнее запáх табаком, выпил лишнего. И когда мои глаза готовы были надолго закрыться, а я тянул руки в сторону неизвестных картинок, являвшихся мне первыми очертаниями сна, ты написала. Сердце приказало бодрствовать, сон улетучился, адреналин прошёлся по телу, а я икнул от неожиданного твоего появления. Ты сказала, что была не против съездить вдвоём.

Мне стало намного приятнее и легче дышать. Я рассмеялся, от радости повёл себя так, будто излечил целых мир и радовался за чьи-то спасённые жизни. И вот, захотелось тебя отблагодарить, чуть ли не большими буквами тебе пришло моё ответное «спасибо большое», только вот дальше я окоченел. Мой юный художник прислал ответ: «за что? За то, что ты со мной поедешь? Так одной скучнее было бы. Это тебе спасибо».

Во как! Мне спасибо. Неожиданно было такое читать, я и правда, кажется, был крайне строг к себе в тот момент, хорошо, что ты меня «заткнула», если и эта фраза не будет считаться плохим отношением к своему «я».

Мы обсудили час, место встречи, и я выдохнул, всё получилось. Так старался не обидеть ничем тебя в переписке, что устал и вновь захотел прикрыть глазки. Всё равно не нужно было никуда собираться, мы встречу назначили на выходной день.

То, как помнится, был субботний полдень октября, эстетично пасмурный. Я очень постарался перед встречей сделать так, чтоб тебе комфортно было рядом со мной. Одеколоном воспользовался с целью перебить запах табака, причесался, надел своё лучшее, красивое тëмно-синее пальто и даже ботинки почистил перед выходом, ну джентльмен! Любая б мне дала... ну, добро на встречу.

Ты выглядела лучше, да, и тут мне понадобилось тебя хвалить. У тебя пальто было ярче, помню, телесного цвета и, как у меня, до колен, тебе очень шло в нём. Чтобы ушки не мëрзли, ты надела специальную, особенную «шапку», да и вряд ли шапка то была, ведь было похоже на беспроводные наушники, только с мехом и без возможности подключиться к устройству.

Наша встреча началась особенно, я сильно почувствовал себя тупым. Ты рассказывала мне про окружавшие нас места и спрашивала, знал ли я о тех фактах, что были только что сказаны тобою. Мне даже рот не удавалось открывать. Щёки краснели, словно должен был упасть из-за высокой температуры. Я думал, что ты могла ругаться на меня, однако того не последовало, а поддерживать разговор с тобой по-прежнему было непросто, от меня исходило кивание, всё.

Но когда мы пришли на выставку, то как-то легче, что-ли, стало. Немного, но стало. Ты хотела фотографировать абсолютно всё, куда падал твой любопытный взгляд. А я шёл сзади и старался не быть затоптанным толпой. И вдруг мы пришли к большим холстам, на которых изображалось что-то близкое моей душе и личному творчеству. Автор много раз изобразил бутылки вина, только везде были разные замысел и задний план. Ты рисовать подобное умела, я искренне любил, на этом разговорились наконец в полной мере.

Уже и не вспомню всего, что было нами оговорено, помню лишь, как случайно один раз выругался при тебе матом, за что начал себя ругать мысленно, хотя, так было каждый раз, когда ты слышала от меня подобную ругань, мне не нравилось при тебе материться, но держать себя в руках не всегда мог. До того дня ты при мне ни разу не сказала какую-либо брань, я слышал только «чëрт» или «ох, блин».

Затем мы отошли в другое место, ведь тебе захотелось что-то запечатлеть. А это было настоящим испытанием для меня. Ты попросила помощи и, по твоей задумке, я должен был взять в руки один из буклетов, которые раздавали на выставке за бесплатно, и показать его в камеру. Один из моих комплексов выбрался наружу, я признался, что мне не нравились свои руки, мол, толстые, в царапинах, некрасивые и всё. Вот тут, кажись, впервые мне удалось тебя разозлить. «Да боже! Руки как руки! Покажи буклет в камеру, пожалуйста», - сказала ты, а я чуть как ëж не свернулся. Повиновался, не стал перечить.

Много всего ты сфотографировала, на пост хватило. То было интересное мероприятие, да совсем не последнее. Мы оба тут были молодцами, я намекнул, что не хотел домой, ты намекнула, что хотела бы ещё прогуляться; оба стали инициаторами прогулки.

Моросило, но это было очень кстати, осень представлялась в полной мере, делилась своими умениями, мне всё то казалось эстетичным. А мы с тобой ещё и кофе зашли купить, помнишь? И разговор стал более приятным. Ты начала делиться рассказами о своей интересной жизни, я всё запомнил: и рассказы о детстве, и повествование о том, как ты полюбила рисование в четырнадцать лет, и свою зависть, возникшую из-за твоих слов про хорошие отношения с родителями. Не хотелось мне скрывать что-либо про себя, так что я рассказал всё, как есть, но боялся твоих упрёков. Я сказал о своей работе на удалëнке, пересказал букет хронических заболеваний, даже признался в дурных мыслях по поводу причины, из-за которой я не бросал рисование и хотел бы, как ты, вести страницу в социальной сети. Знаешь, перед лишением свободы о себе так много и детально не говорят, как проболтался я тебе. И что же? Тебя всё это не запугало, ты слушала, и в глазах твоих я наблюдал искренний, чистый интерес, знал: действительно вслушивалась. Я помню твою улыбку и то, как после окончания пересказа своей биографии до моих ушей донёсся ответ, произнесённый тобой радостной интонацией: «забавный ты, Сашка». Меня чуть согрело, хотя погода не стала теплее. От смущения пришлось опустить голову и отвернуться, но затем я произнёс: «ты тоже, Марина».

Скажи, не спугнул ли я тебя своим резким предложением обняться на прощание, когда время приказало нам расходиться? Я думал, ты сама предложила бы, но увы, проснулась мужественность. И всё же состоялись наши первые, самые тёплые объятия из всех, что были у меня за жизнь.

После таких откровений я почувствовал тягу к жизни и рисованию. Мне действительно хотелось учиться, однажды, помню, я хотел нарисовать объёмную фигуру, но, кажется, не вышло. Показал тебе, а вечером от тебя пришло сообщение о том, как же всё-таки рисовать эти сложные объёмные фигуры, ты даже ссылкой поделилась на какую-то статью об этом. Было очень приятно, вроде, так я и написал в ответ.

И вот спустя много времени после нашей чудной прогулки я решил тебе нажаловаться. Пришлось долго говорить о страхах и желании показать свои рисунки этому ещё не до конца прогнившему миру. Ты сказала: «давай. Делай». Ты замотивировала меня, не шучу, я аж пить бросил. Мне хотелось рисовать, жаль, что мои рисунки по-прежнему были жестокими, и я совсем далёк был от чего-то похожего на твоё иллюстрирование новогоднего торжества, но к чему же мне равняться на кого-то, если захотелось делать что-то своё? Ты не спрашивала, какое именно чудо рисовать, тебе было плевать, о чём гласили другие через свои шедевры, волновал исключительно свой путь в этом сложном виде творчества. Чем я хуже? Зачем горбиться из-за чужих выходок? Я не мужик что-ли? Мужик. Мужчина. Сильный мужчина.

Знаешь, что я понял? Мы с тобой были созданы для одной цели, но следовали к ней по-разному, и это прекрасно. Творческие люди, они такие разные. По тебе было видно, что сердце твоё отдано рисованию, а я совсем на творческого человека не похож, но плохого в этом нет. Главное, чтоб мы оба не боялись говорить об этом миру и не забывали о том, какую ответственность взяли пред своими шедеврами, теми, кто полюбил нас, также своим внутренним «я». Мы заболели одной заразой и по-разному стали жить с ней, потому что у нас индивидуальные жизненные пути, которые, однако, чем-то похожи.

Я хотел поделиться такими размышлениями, да только не нашёл тебя в парке. Быть может, ты испугалась похолодания? Нет, судьба сказала, что жизнь твоя должна была проходить в другом месте. Ты переехала в другой город. А почему же меня не предупредила? Жаль, но поделать мне с этим нечего, жизнь такая, она разнообразна и непредсказуема...

Быть может, я в тебя влюбился? Ну зачем мне это было нужно? Я лишь прозвал тебя интересным мне человеком, с которым действительно можно было поговорить. Признаться, ни разу мне не захотелось тебя поцеловать. Особенного человека могут и не полюбить, но заинтересуются им наверняка. Как-то так я хочу описать свои чувства. Но, признаться, рисунки твои действительно заставляли сердце биться чуть скорее, хотя, в этом я признался выше и, кажется, ни раз.

И действительно. Шёл первый десяток после нашей прогулки, второй, третий. Я всё не умирал; плакал, смеялся, жил по-разному и в разных уголках мира, но знаешь что? Я рисовал...

И вот не первый раз я посещал выставки с очень эгоистичным желанием, мне хотелось проверить, хорошо ли смотрелись мои рисунки на фоне остальных, и как люди реагировали на всё, мною созданное? Ты знаешь, каждый по-своему, кто-то чуть в обморок не падал от восхищения.

Но когда на выставках становилось менее людно, а в окно всё меньше пробивалось солнечных лучей, я шёл искать твои рисунки, ну, а ещё тебя. Жаль, что не представилась возможность мне обнять тебя ещё раз, повстречал тебя кто-то другой, меня же судьба заставила смириться, но поиски я не прекращал. У твоей чистой души наверняка хорошая жизнь, было бы жестоко посылать в мир такое чудо, а затем губить его всякими ужасами.

Как бы ты отреагировала на признание в том, что однажды я нарисовал тебя? Не могу даже предсказать, если честно. Вопрос интересный, да нет в мире на него ответа. Очень хотелось бы, чтоб однажды через этот портрет мы встретились, даже будучи на огромном расстоянии друг от друга. Не забыла ли ты меня, мой добрый, нежный, любознательный художник?

Спасибо тебе за всё!

...

03.02.2025. 0:02.