Другая жизнь. Книга судеб

***

Бездонный омут неподалеку от Цайи в итоге действительно был уничтожен. Потребовалось еще некоторое время, чтобы сполна убедиться в этом. Лань Сичень был немало удивлен. Магическую защиту пока не снимали. Все же место довольно долго таило в себе зло, и ему нужно было очиститься и восстановиться. Адепты клана Лань способствовали этому процессу целиком и полностью. Сюда приводили даже молодых учеников, чтобы набирались опыта. Однако, никому так и не удалось понять, почему омут ушел.

Донимать расспросами об этом Вэй Усяня оказалось бесполезно. «Сделал и сделал. Какая разница, как. Все равно словами этого не описать. Сказал же уже раз — просто вытянул Темную Ци из воды, — какие еще объяснения?» Глава ордена Лань в конце концов отступился, попросив его лишь хотя бы изредка наблюдать за рекой и сообщать о ее состоянии. Вэй Усянь согласился.

Спустя месяц магический заслон с заводи сняли. А жителям города добавилось сплетен. Как это так, основатель Темного Пути вроде бы взял и лично извел Темную Сущность. Бродя по городу, Вэй Усянь развлекался от души, слушая праздную болтовню и осторожный шепот.

Когда он приходил с А-Юанем в Цайи, его, кажется, и вовсе принимали за местного, а не за заклинателя. Впрочем, как раз этого-то ему всегда и хотелось. Без всяких «молодой господин» и прочих титулов, поклонов, льстивых слов.

То, как вели себя в обществе адепты клана Лань, тоже было не для него. Их провожали лишь восхищенными взглядами, но от людей по сути они были слишком далеки, хотя при этом всегда оставались готовыми помочь. Их участие и доброта были искренними, но все же чересчур отрешенными, как тот самый туман, что зачастую окутывал резиденцию их ордена и горы вокруг, прохладный, приятный, но слишком оторванный от земли.

Вэй Усянь же любил бывать с людьми рядом, любил поболтать, потолкаться на ярмарке, выпить со случайным прохожим или с тем, с кем однажды уже также случайно доводилось совместно поднять чарку доброго лучшего во всем мире алкоголя.

Малыш А-Юань нередко находился с ним. Вэй Усянь замечал, что ребенок не так уж много внимания обращает на других людей, будь то дети или взрослые. Его привлекали игрушки.

Дома у него была только пара бабочек, одну из которых он и вовсе забрал из Облачных Глубин. Вэй Усянь не запрещал ему рассматривать разные фигурки, фонарики и прочие безделицы, но никогда не покупал их, предпочитая угощать ребенка свежими или сушеными фруктами, они полезнее, а денег на развлечения у них было немного.

Сегодня же малыш и вовсе упрямо уставился на какую-то книгу. Но и тут Вэй Усянь ему не уступил, напомнив, что в Облачных Глубинах есть библиотека, не такая богатая, как в былые времена, но все равно более чем впечатляющая. Кроме книг там нередко можно найти еще и Лань Ванцзи. С которым после событий у заводи с бездонным омутом Вэй Усянь почти не пересекался. Однако, его собственные дни были достаточно наполнены делами. Он не придавал значения редкости случайных встреч. Кроме того его все настойчивее посещали мысли о свадьбе шицзе.

Пусть сам он и был все еще далек от идеи пойти туда, но думал при этом, что очень хотел бы передать Яньли что-то интересное, полезное и как небольшую память о себе, ведь он нередко о ней думал и даже, пожалуй, скучал. Хотелось верить, что они смогут однажды встретиться. И Вэй Усянь не отказывал себе в удовольствии думать именно так.

О Лань Ванцзи его иной раз спрашивал малыш А-Юань. Несмотря на внешнюю строгость Второго Нефрита, они явно сдружились. Однако, Вэй Усянь вовсе не считал, что тот должен ребенку какое-то особенное внимание. В конце концов, Лань Ванцзи точно был занят тем, что вносил свой вклад в исцелении природы вокруг заводи под Цайи. Там-то они и виделись последние несколько раз.

Вэй Усяню на самом деле не очень-то были по душе слишком размеренные и скучные на его вкус ритуалы очищения ордена Лань, поэтому удостоверившись, что следов темной сущности из глубин не осталось, он перестал приходить на это место.

Лишь еще раз он вернулся туда, чтобы показать А-Юаню «большую воду». Но тогда адептов из ордена Лань они там уже не встретили.

Также Вэй Усянь хорошо помнил, что Лань Ванцзи и в прежние времена немало странствовал, отправляясь туда, где творится хаос. Вполне возможно, что он и сейчас куда-нибудь подался. Может быть даже, заинтересовался историей клана Чан, кто знает. Отчитываться в своих действиях он, ведь, совершенно не обязан. И, в отличие от Вэй Усяня, его-то на месте не держали никакие запреты.

Ни о чем из всего этого Вэй Усянь совершенно не переживал. Он был внутренне уверен, что однажды Лань Ванцзи все равно придет к ним в гости, и тогда-то он всё и узнает.

Меж тем случилось и еще одно происшествие. На поселении заболела бабушка А-Юаня. Недуг был несильным. Старушка и так-то быстро уставала, все-таки возраст. Но всегда старалась приносить пользу, с удовольствием приглядывала за ребенком. А тут как-то совсем загрустила. Стала больше отдыхать, очень мало ела. Многие пожимали плечами, да поговаривали — что делать, старость. Дева Вэнь поила старушку целебными травами. И даже ходила к Главе ордена Лань за советом. Вэй Усянь конечно не мог удержаться от шуток на эту тему. Но не слишком все же усердствовал в этом, потому что стоило увидеть, как дева Вэнь смотрит на Первого Нефрита — и все было ясно. Что ж, на то он и Первый. Хотя на вкус Вэй Усяня Второй Нефрит выглядел все же интереснее. Однако девушке, конечно, виднее, кого выбирать.

Честно говоря, Вэй Усянь немного сочувствовал ей. Представляя, что даже если та и рискнет поверить в серьезность собственных чувств, одно ее нынешнее положение в изгнании может оказаться заметной преградой. Станет ли Первый Нефрит Лань хотя бы допускать мысль о том, чтобы разделить Путь с девушкой из опального клана? Он, конечно, все время заявляет, что никакого опального клана не существует. Но это пока дело не касалось его совсем уж лично. Впрочем, если вспомнить о том, как поступил его отец... Кто знает, кто знает. Но лучше бы ему не пришло в голову совершить что-нибудь такое, за что потом придется расплачиваться всю жизнь, и не ему одному.

Пока, по счастью, ничем подобным обернуться дело не обещало. И Вэй Усянь просто за ними наблюдал, временами чуть не задыхаясь от сдерживаемого смеха.

Тем временем бабушка А-Юаня стала получше питаться и на вид вполне окрепла. Только взгляд все равно был потухший. И Вэй Усянь решил, что это определенно его дело.

Затесавшись на кухню, хотя помогать там было вовсе не в его духе, он все же дознался причины. Оказывается, старушка почти не спала по ночам. В темноте ей было неспокойно. А оставленная свеча посреди ночи почему-то всегда гасла. Будто какой-то незваный гость задувал ее в полной тишине. От этого бедной старушке становилось совсем страшно, и она не смыкала глаз до самого рассвета.

Вэй Усянь, напрочь лишенный стеснительности и стремления любой ценой соблюдать приличия, отправился в гости к бабушке А-Юаня тем же вечером.

Час был еще не очень поздний, но старушка уже отдыхала. Завидев вошедшего, она было хотела, как положено, принять гостя. Но Вэй Усянь попросил, чтобы она не обращала на него внимания и оставалась на месте.

Старушка немного повздыхала, но все же послушалась. А потом вдруг проговорила:

— Я, наверное, вскоре умру...

— Зачем это? — вскинул бровь Вэй Усянь. — Неужели жизнь уже настолько наскучила?

Старушка покачала головой и вздохнула:

— Нет-нет. Но кто-то приходит сюда ночь от ночи.

— Кто-то интересный? — спросил Вэй Усянь.

— Страшный, — произнесла бабушка. — От него становится холодно, хотя сейчас середина лета. И он гасит свечу.

Вэй Усянь огляделся.

— Верно. Лето в разгаре и жарко. Вы ведь не закрываете окна на ночь?

— Если закрыть будет душно, — подтвердила старушка.

Домик смотрел окнами на восток, в сторону гор.

— А можно, я переставлю свечу? — спросил Вэй Усянь. — Прежде вам не доводилось жить вблизи больших гор?

— Горы были, — сказала старушка. — Но вдалеке, не рядом.

Вэй Усянь кивнул:

— А здесь, совсем близко. Много ветров, пусть и не всегда резкие. Лишь под вечер стихают. Через час другой после полуночи воздух начинает спускаться с гор. Движение ветра приходится как раз в окно. Приоткрыто нешироко. Поэтому и сквозняка нет, что хорошо. Но свеча к окну близко, особенно сильный порыв не нужен, чтобы погасла.

— Если переставишь, станет гореть ровно? — с надеждой спросила старушка.

— Поглядим, — чуть пожал плечами Вэй Усянь. — Я бы присмотрел за ней, если вы позволите?

Бабушка немного замешкалась с ответом, но все же согласилась.

— Что ж, и останься. Только, как же ты сам, без сна будешь всю ночь? Тут у меня и прилечь еще одному человеку толком негде.

Вэй Усянь переставил свечу на другое место и поджег фитиль.

— О. Обо мне беспокоиться не за чем. Циновка же есть. Мне вполне хватит. И ночь без сна — не проблема, отосплюсь днем или позже.

— Располагайся, раз так... — согласилась старушка.

Вэй Усянь сел на циновку и снял с пояса флейту:

— Сыграю немного? А вы отдыхайте.

— Сыграй, — согласилась старушка.

Вэй Усянь поднес Чэньцин к губам. Он играл разную музыку. Переплетая простые легкие мотивы с успокаивающими и очищающими душу мелодиями Гусу Лань. Бабушка довольно скоро заснула, а флейта продолжала звучать еще долго почти до полуночи.

Неожиданно в доме послышался легкий шум, скрип и быстрые маленькие шаги. Вэй Усянь опустил флейту и почти тут же у него на руках оказался ребенок.

— А ты почему не спишь? — едва слышно спросил малыша Вэй Усянь.

— Хочу с тобой, с тобой, — тихо проговорил А-Юань, зарываясь ему под бок.

— Совсем разбаловался, — произнес Вэй Усянь, без особого правда осуждения в голосе. — Прекращай уже возиться. Будет мне завтра доброе утро за то, что ты бегаешь один по ночам.

А-Юань на всякий случай вцепился в Вэй Усяня покрепче.

— Будто я не знаю, чего ты хочешь.

Получив в руки флейту, А-Юань поднес ее край к губам и тихонько лизнул, как леденец.

Вэй Усянь удобнее устроил его на руках:

— Еще раз сбежишь из своей постели среди ночи — и Чэньцин я тебе больше никогда не дам.

А-Юань чуть вздрогнул и сжал флейту в ручонках:

— Я больше так не буду, Сянь-гэгэ.

***

Лань Ванцзи казалось, что он совершил непростительный проступок. Расплата за это чем дальше, тем чаще и острее настигала его. Произошедшее у заводи в Цайи сместило что-то в его сердце, и это что-то никак не желало становиться обратно.

Тогда они долгое время провели, обнимая друг друга. Лань Ванцзи просто позволил своему сердцу слишком многое. Он был очень рядом, его тепло, его дыхание, прикосновения. И теперь Лань Ванцзи при виде Вэй Усяня ощущал, что отчаянно хочет обнять его, и снова держать к себе также близко.

Несколько раз позже они встречались у той же заводи под Цайи. Не одни. Но взгляд Лань Ванцзи упрямо лип к Вэй Усяню.

Ему никак не удавалось взять это под контроль, сколько бы он ни прилагал усилий. Лань Ванцзи думал, если какое-то время не видеться, станет легче. Но он ошибался. Образ Вэй Усяня преследовал его в мыслях. Не давал сосредоточиться даже для медитации. Внутренний диалог остановить было можно, но стоило Лань Ванцзи опустить веки, он видел серые глаза, близко, как будто Вэй Усянь все ещё лежал в его руках, видел, как движутся губы, пытался разобрать слова, опять и опять слышал голос, мягко говорящий ему: «Лань Чжань, мне сейчас очень хорошо и тепло от того, что ты рядом».

Лань Ванцзи никогда прежде не предполагал, что в определенной ситуации забудет обо всём на свете, перед лицом внезапной опасности и собственных чувств. Что на несколько долгих и вместе с тем быстрых часов держать, прижимая его к себе, чувствовать, как Вэй Усянь дышит — станет для него единственным смыслом и возможным состоянием.

Тем более Лань Ванцзи не предполагал, что будет обнят в ответ почти также крепко. Вспоминая все это, он снова чувствовал, как его держат и гладят по спине руки Вэй Усяня.

Эти ощущения вернули на свет другое, казалось, надёжно скрытое в глубине.

Облава на Байфэн. Встреча, до наступления которой они не виделись долго. С тех самых пор, как Вэй Усянь применил в первый и единственный раз Стигийскую Тигриную Печать, а Лань Ванцзи подумал в тот момент, что Вэй Усянь, как человек, заклинатель, окончательно потерян, потому что полностью сдался Темной Ци. Ведь ее было вокруг него так много. Невероятно и невыносимо.

Тогда казалось, что ночь никогда не отступит, мир не освободится от тьмы, а света дня уже больше не будет. Стояли оглушительный вой и стоны, мертвые истребляли живых, ужас и смерть заполняли воздух, а над всем этим резко и звонко летели трели Чэньцин.

Никто так и не мог позже припомнить, как и когда весь этот кошмар прекратился, как Вэй Усянь покинул поле сражения.

Лань Ванцзи же видел его на исходе дня, вечером. Тот уходил из расположения с отрядом Цзян Чэна. Темная Ци густо висела вокруг него, из глаз смотрел мрак, мертвенно бледный, чужой, незнакомый, он проронил на ходу лишь два слова: «Я ухожу, Лань Чжань». И Лань Ванцзи внутренне похолодел, чувствуя, что за таким Вэй Усянем он не в силах последовать. Казалось, ничего живого и человеческого в нем уже не осталось.

Лишь много позже Лань Ванцзи задумался, чего на самом деле могла стоить Вэй Усяню та кровопролитная бесконечная ночь, сотни забранных им жизней.

Но, как бы то ни было, он уходил тот раз прочь от него с теми, кто был его семьей и оставался с ними. Лань Ванцзи считал это правильным и справедливым.

Несколько месяцев до конца войны о Вэй Усяне до него доходили лишь редкие вести и слухи. А потом была большая облава на Байфэн. И Лань Ванцзи неожиданно встретил там того, кого вновь однажды увидеть уже и не надеялся даже. Того самого Вэй Усяня, который, казалось, совсем уж давно дразнил и повторял «Лань Чжань, посмотри на меня». Снова звучал его заразительный легкий смех, играла на губах чуть лукавая улыбка, искрился и сверкал озорной взгляд серых глаз, которые на этот раз в прямом смысле заставили Лань Ванцзи потерять голову.

Едва ли бы тот поцелуй случился, не завяжи себе Вэй Усянь глаза. Но то, как он полулежал на крупной ветке дерева, беспечно заложив за голову руки и что-то сказал... Позже Лань Ванцзи ещё не раз вспоминал, как нечто, при виде так безмятежно расположившегося Вэй Усяня, будто подтолкнуло его изнутри... Доподлинно убедиться, что этот Вэй Ин — настоящий, прикоснуться к нему, склониться над ним, чтобы понять, что и этого все ещё слишком мало. И пусть он никогда и не будет моим, но разве можно было не взять хотя бы немного, хотя бы каплю от этого невозможного счастья.

Лань Ванцзи думал, что со временем всё-таки смог смирить сердце и забыть вкус того решительно и полубезумно забранного им поцелуя. Но ошибся и в этом. Память прилежно хранила его неприличный и смелый, горячий порыв и теперь раз за разом упрямо преподносила Лань Ванцзи ещё и это воспоминание.

Казалось, испробовано было уже все — книги, мотивы, холодный источник, стена послушания. И хоть бы что-нибудь помогло, но — нет же. Упрямо к нему не возвращались привычные и желанные покой и внутреннее молчание. Даже во сне невозможно было укрыться от мыслей о нем, хотя Лань Ванцзи засыпал и просыпался в те же часы, что и обычно.

Наконец, он явился к домику, где жила его мать. На самом деле, он приходил в это место нередко. Подумать, мысленно попросить совета, вспомнить то немногое, что сохранилось из детства в его памяти.

Вот только в этом же домике, полгода назад Лань Ванцзи устроил на пару дней Вэй Усяня и Вэнь Цин, чтобы их присутствие в Облачных Глубинах осталось тогда неявным.

Перед его мысленным взором снова стоял поздний вечер, терраса, темный силуэт пристроившегося на перилах в прохладном свете луны, его рассказ, короткий и страшный, о том, на что и почему пошел и что с ним после случилось. Чувство, посетившее Лань Ванцзи от услышанного, вовсе не было жалостью. Просто одна мысль о том, сколько раз жизнь Вэй Усяня могла прекратиться, заставляло его сердце неметь и останавливаться.

Лишить себя духовных сил — мог ли Вэй Усянь и впрямь не сожалеть об этом? Вероятно, да. Потому что в противном случае находиться среди заклинателей для него стало бы невыносимо, подобно пытке.

Был ли тот в состоянии так глубоко спрятать истинную боль в сердце, чтобы ее никто никогда не замечал? Об этом Лань Ванцзи ничего не мог предположить конкретного и основательного. Вэй Усянь со стороны всегда выглядел легким, беспечным. Но можно ли быть уверенным в том, что сполна знаешь чужую душу и понимаешь сердце? Лань Ванцзи лишь надеялся, что Вэй Усянь действительно не страдал, не сожалел о том, что пришлось сделать добровольно или может, все-таки, вынужденно. Что есть свет и что есть тьма, где черное и где белое, связался бы Вэй Усянь с Темной Ци, не лишись он золотого ядра и не попади на мертвый курган Луаньцзан? Он выбрал, лишь чтобы выжить, или то были его истинный Путь и судьба? Лань Ванцзи много думал и об этом.

О том, чтобы попытаться управлять Темной Энергией Вэй Усянь говорил еще при своем обучении в Гусу. Хотел ли он таким образом лишь подразнить прославленного Учителя? На первый взгляд по всему выходило, что так. Но все же, то, что он тогда говорил об использовании и перенаправлении Темной Ци не походило на совершенно спонтанно пришедшие ему мысли. Если тот разговор о «четвертом способе» после которого Учитель выставил Вэй Усяня прочь с урока, и был импровизацией, то совершенно точно далеко не во всем.

Мысли о Вэй Усяне затапливали Лань Ванцзи полностью. Он вспоминал все слова, все детали, все что мог, все что случилось за прошедшие годы.

Сам не понимая, зачем делает это, что ищет, что хочет понять, он про себя начал подозревать, что буквально сходит с ума. Однажды, обратившись к нему в мыслях: «Вэй Ин мой, я больше не могу без тебя», — Лань Ванцзи решил, что так продолжаться впредь не должно.

Все это было совершенно невозможно, невыносимо, неправильно, ведь его собственный дух окончательно отказывался подчиняться его же воле. Он отправился к брату, сказал, что совершил тяжелый проступок и попросил наказания. Но Лань Сичень спросил о подробностях. А Лань Ванцзи и сам толком не представлял, что бы он мог сказать, чем обстоятельно объяснить свою просьбу. Разве то, что он сам просит об этом — недостаточное основание? Брат ответил на это, что Лань Ванцзи может быть к себе слишком строг. И что, не зная всей ситуации, не станет ничего делать. «Расскажи, а я уж решу, какие мне стоит принимать меры».

Лань Ванцзи молча ушел. Он довольно быстро сообразил, кто более сговорчив и скорее согласится наказать его. Подвернулся и случай — Лань Сичень несколько раз отлучался из Облачных Глубин на довольно долгое время. Как раз тогда захворала бабушка А-Юаня. Но Лань Ванцзи не знал об этом.

Захваченный своими мыслями и своим внутренним беспорядком, он не замечал ничего вокруг. Явившись к дяде, он честно признал, что уже больше месяца не медитировал, не мог соответствующим образом настроить свой дух, не мог ничего с этим поделать, возможно и недостаточно желал все это исправлять и окончательно запутался в том, что есть черное и что есть белое.

Хватило бы и половины, чтобы Лань Цижэнь осознал необходимость наказать Лань Ванцзи. Ведь он ни на секунду не забывал, с кем связался его некогда лучший ученик и не ждал от этого ничего путного. Разумеется, он оказался прав. И раз уж Лань Ванцзи сам признал, что длительное время нарушал дисциплину, то конечно обязан был получить наказание. Достаточно тяжелое в том числе и за то, что не сознался в случившемся сразу. Дисциплинарный кнут, пожалуй, вполне подходил для того, чтобы оставить крепкую память о недостойном свершении и уберечь от мыслей сотворить нечто подобное вновь.

Лань Ванцзи стоял на коленях во внутреннем дворе Храма Предков своего ордена. Он слышал свист кнута, но боли не чувствовал. Не приходилось даже прилагать усилий, чтобы сохранять молчание и безучастное, отрешенное выражение лица. Лань Ванцзи не закрывал глаз, но и так перед ними упрямо стоял образ Вэй Усяня, совершенно не желающий отступать или рассеиваться. Лань Ванцзи не заметил, как успел прийти брат, выгнать со двора людей, вмешаться в происходящее. Лишь когда Лань Сичень, опустившись перед ним на колени, обратился к нему, Лань Ванцзи воспринял его присутствие.

Он смог подняться. Тяжелая слабость охватывала его, но опираясь на плечи брата, идти получалось.

— Прости, — тихо произнес Лань Ванцзи.

Перед глазами вставал туман, спина с каждым шагом болела все резче, силуэт Вэй Усяня стал расплываться и, кажется, наконец-то исчез.

Лань Сичень не знал, что брат извинялся не перед ним. Больше Лань Ванцзи не проронил ни слова, не издал ни звука, делая при этом все что требовалось — терпел, пока Лань Сичень обрабатывал его раны, принимал лекарства, пил, ел, спал в положенное для сна время.

Уже следующим утром Лань Ванцзи понял, что боль от полученного наказания также не в силах была очистить его мысли и погасить остальные чувства, лишь добавилась к ним.

Продержавшись так день, он вспомнил еще об одном месте, в котором ему бывало спокойно — сосновая роща на той стороне горы. Высокие деревья, небо, проблескивающее сквозь неплотную завесь хвойных ветвей, запах смолы, едва заметно примешивающийся к горному воздуху. Кажется, даже от воспоминания об этом месте стало немного легче.

Едва встретив очередное раннее утро, Лань Ванцзи собрался и направился туда. Добрался он без происшествий. Небольшими медленными шагами следуя по едва заметной тропе, он действительно почувствовал себя так легко, как не ощущал, кажется, уже очень долго. На душе стало спокойнее, но боль от ран поднялась сильнее и Лань Ванцзи остановился, чтобы не тревожить спину движением.

Медленно подняв голову, он увидел в высоких ветвях фигуру в темных одеждах. Длинные полы чуть шуршали, он то ли сидел, то ли лежал там, слегка покачивая ногой и был определенно не наваждением, а совершенно настоящим

Вэй Усянем. Почувствовав, что слабеет, Лань Ванцзи прислонился плечом к стволу дерева. Именно в этот момент Вэй Усянь посмотрел вниз:

— Ага. Лань Чжань. А ты и верно любишь бывать здесь, — заявил он.

Не дождавшись ответа, он глянул вниз еще раз. После чего, несмотря на значительную высоту, спрыгнул с дерева и посмотрел на Лань Ванцзи снова.

— Лань Чжань, что с тобой? — коснувшись его плеча, уже без всякой усмешки в голосе спросил Вэй Усянь.

Лань Ванцзи лишь поднял на него взгляд. Видя, что тот едва стоит на ногах, Вэй Усянь решительным движением закинул его руку себе на плечи и подхватил за талию, принимая на себя часть его веса. Лань Ванцзи не смог не застонать от боли.

— Ты ранен? — с тревогой спросил Вэй Усянь.

— Спина...не...не трогай, — с трудом процедил Лань Ванцзи в ответ.

— Если так... Придется тебе довольствоваться моей, — заявил Вэй Усянь, перехватывая его руки и перетягивая Лань Ванцзи себе за спину.

— Не смей... Не нужно, — попытался возразить тот.

— А что еще прикажешь мне делать? — фыркнул Вэй Усянь, наклоняясь и отрывая Лань Ванцзи от земли. — Если ты собирался поваляться здесь под деревом, сегодня тебе не повезло. Можешь, придушить меня в пути, если тебе так уж невыносима мысль немного на мне прокатиться.

Лань Ванцзи лишь перевел дыхание и сцепил руки в замок, чтобы хоть как-то держаться. Вэй Усянь довольно бодро шагал вверх по склону.

— Таская то и дело мелкого, я все же несколько натренировался, — болтал он на ходу. — Лань Чжань, ты почти и не тяжелее его. Честно говоря, я думал, что Яблочко избавит меня от подобных упражнений. Но я, видишь ли, оказался лошадкой. Поэтому я и ослик в представлении А-Юаня — это совершенно не одно и то же.

На мгновение он замолчал, прислушиваясь к дыханию Лань Ванцзи, а после продолжил:

— Лань Чжань, ты конечно можешь молчать. Пока. Но имей в виду, у меня к тебе есть целая масса вопросов. И в мои планы совершенно не входит помереть сегодня от неудовлетворенного любопытства. Поэтому будь так добр, сознания не теряй. Я, в отличие от тебя, совершенно не терпеливый.

Лань Ванцзи не удостоил его ответом. И сам Вэй Усянь оставил болтовню. .

Забравшись в свою пещеру, он выпрямился, давая возможность Лань Ванцзи встать на ноги.

— Сам стоишь? — спросил он, медленно отпуская его, но все же поддерживая и поворачиваясь к нему лицом. — Стоишь. Вот и хорошо. Постой так немного.

С этими словами он ослабил на нем пояс.

На подобное вмешательство в личное пространство Лань Ванцзи не мог не отреагировать:

— Что ты творишь?

Вэй Усянь чуть усмехнулся:

— Ты хвастался своей спиной. Мне теперь любопытно. Разговаривать ты не хочешь. Так, что же еще прикажешь в данном случае делать? Штаны и сапоги я тебе оставлю — об этом не волнуйся. А остальное — извини.

На последних словах его голос стал снова серьезен, а движения решительными. Он проворно лишил Лань Ванцзи и верхних и нательных одежд. Тот не возражал. В пещере был прохладный и влажный воздух, им было легче дышать. От ощущения прохлады на коже плеч и рук также становилось немного лучше.

Вэй Усянь отвел его к одному из скальных выступов, весьма напоминающему стол, и коротко распорядился:

— Ложись.

Лань Ванцзи сделал, как он просил, лег на живот, устроив голову на сгиб локтя. Вэй Усянь отошел в глубь пещеры, его движения, шаги было слышно, но что именно он делает, Лань Ванцзи не мог разобрать, тот был вне поля его зрения, поэтому он в конце концов задал вопрос:

— Что ты собрался сделать?

— А ты думаешь, лишить тебя одежды — это все, на что я способен? — вопросом на вопрос ответил Вэй Усянь.

В его интонациях не было ни капли насмешки. Напротив, Лань Ванцзи был почти готов поклясться, что в голосе Вэй Усяня сквозил еще сдерживаемый, но уже явно ощутимый гнев. В такой ситуации Лань Ванцзи почел за лучшее оставить вопросы.

Вэй Усянь принес воду, чистую ткань и подсел на край каменного выступа, на котором лежал Лань Ванцзи.

— Как это случилось? — спросил Вэй Усянь.

Лань Ванцзи не спешил отвечать ему.

Тот подождал немного, а потом вполне легко кивнул:

— Ладно. Как хочешь. Можешь хранить свое молчание.

Лань Ванцзи успел заметить тускло блеснувшее тонкое лезвие — нож или небольшой кинжал. Жалобно скрипнула, разрезанная вдоль бока перевязочная ткань.

— Разматывать было бы слишком долго. — пояснил Вэй Усянь и отвел в сторону длинные волосы Лань Ванцзи, чтобы не мешали. — Моего терпения на это однозначно бы не хватило. Сейчас будет холодно, мокро и, вероятно, больно.

Он принялся, размачивая, убирать ткань с ран. То, что предстало перед его взором, выглядело жестоко, плохо и в некотором смысле однозначно.

Какое-то время Вэй Усянь продолжал щедро проливать воду на освобожденные от перевязки раны.

Вопреки полученному предостережению Лань Ванцзи не чувствовал ничего заметно неприятного. Вода была холодной, и казалось будто она снимает боль, возможно, не только благодаря своей низкой температуре.

— Пахнет кровью, — заметил Лань Ванцзи.

Ему почему-то вдруг захотелось нарушить молчание.

— Еще бы... — неожиданно мрачно произнес Вэй Усянь.

Он резко намотал волосы Лань Ванцзи себе на ладонь и прижал к камню так, что тому пришлось предельно повернуть голову, мышцы шеи мгновенно свело от напряжения. Второй рукой Вэй Усянь удерживал его за плечо, не давая повернуться и освободиться. Склонившись почти к самому уху Лань Ванцзи, Вэй Усянь произнес:

— Ты, верно, так и не скажешь мне, кто это сделал?

— Я сам, — с трудом, но все же смог выговорить Лань Ванцзи.

— Ты сам что?

— Попросил...

— Допустим, ты просил. Но, тот кто сделал это, принимал решение, как поступить с тобой. И очень злился. Куда больше чем я сейчас. Дисциплинарный кнут. В Облачных Глубинах лишь двоим статус позволяет наказать тебя подобным образом. И я не думаю, чтобы твой брат...

— Вэй Ин, — попытался вмешаться в поток его речи Лань Ванцзи, но Вэй Усянь тут же заставил его еще чуть сильнее повернуть голову.

Лань Ванцзи с шипением втянул воздух и в таком положении уже больше не мог говорить, только слушать рычащий над ним голос Вэй Усяня.

— Твой Учитель. Сердился давно. Ждал такой возможности. Может и, сам не сознавая того. Вероятно, ты тоже понимал это. Использовал, как представлялось выгодным. Но я хочу сказать сейчас о другом. Гнев и злость питают Темную Ци. Нельзя снять человеку пластами кожу и мясо со спины и оставаться при этом добрым малым с чистыми намерениями. Никогда, ни на каком основании подобные действия не могут считаться добром. Наказывая кого-то, от добра всегда отступаешь. Да, людям нужны правила и законы. И не всегда достаточно слов, чтобы им эту житейскую необходимость внушить. Поэтому тот, кто оценивает чужие поступки, должен оставаться бесстрастным. Вымещать свою злость на других — это подлость. Но. Дело в том, что все мы — люди. Добрые, злые, изменчивые. Цвет одежд или статус определяет лишь то, что ты видишь в первую очередь, но остального не отменяет. Какое право ты имеешь, рассматривая себя и других выбирать лишь одну, эту самую первую и очевидную точку зрения? Какой смысл во всех этих ваших правилах, если сегодня ты позволяешь вот так себя искалечить? Если в подобном состоянии, ты встаешь на меч и отправляешься на прогулку, тебе не кажется, что твой Путь самосовершенствования зашел куда-то не туда? Ты перестал понимать, что делаешь. Заблудился в себе. И так тоже бывает. Есть всего один по-настоящему стоящий вопрос — чего же ты хочешь на самом деле? Куда стремятся твои душа и сердце? Потому что без них ни один Путь верным не будет. Ты в этом мире можешь занимать только одно, лишь свое собственное неповторимое место. Да и просто чтобы представлять себе, чего же на самом деле ты стоишь, вполне достаточно время от времени отвечать себя на это «чего же ты на самом деле желаешь?» и отвечать при этом предельно просто, без лишних условностей. Подумай об этом. Подумай сейчас. У тебя как раз есть на это время.

Вэй Усянь наконец расслабил руки и освободил Лань Ванцзи из своего захвата. Он добавил еще воды на его раны.

— Вэй Ин... — попробовал позвать его Лань Ванцзи.

— Нет нужды в разговорах, — отрезал тот. — Я уже все сказал.

Промокнув ему спину еще раз и дождавшись, когда более или менее стечет вода, Вэй Усянь коротко скомандовал:

— Поднимайся. Ложись там, — он указал на другой выступ, на котором были подголовный валик и одеяло.

Когда Лань Ванцзи перебрался на указанное место, Вэй Усянь, вооружившись емкостью со снадобьем, снова принялся колдовать над его спиной:

— Мазь делал твой брат. Не беспокойся.

Покончив с обработкой ран, Вэй Усянь уселся на циновке рядом с каменным выступом, служившим кроватью.

Он сидел боком к лежащему и смотрел в глубь пещеры. Лань Ванцзи же смотрел на него. Прошло некоторое время прежде чем он снова обратился к нему:

— Вэй Ин....

Тот ничего не ответил и не повернулся, но Лань Ванцзи все-таки договорил:

— ...дай мне руку...пожалуйста.

Вэй Усянь положил руку так, чтобы тот мог достать. Почувствовав, как тонкие пальцы сначала чуть погладили, а после с усилием сжали его запястье, Вэй Усянь наконец посмотрел на Лань Ванцзи. Тот лежал, закрыв глаза, его ресницы едва заметно подрагивали. Пристроив голову на сгиб локтя, свободной рукой он держался за Вэй Усяня. Напряжение сковывало его мышцы, вызывая легкую дрожь. Дышал он поверхностно и часто. Скорее всего, чтобы причинять себе меньше боли. Вэй Усянь протянул другую руку и положил ладонь ему на затылок, погладил, чуть перебирая в пальцах темные волосы. Прикосновение это было ласковым и бережным. Лань Ванцзи чуть вздрогнул от неожиданности и попытался возразить:

— Нет. Прошу, не нужно так.

Вэй Усянь улыбнулся уголком рта и погладил снова, на этот раз ощутимее:

— Если беспокоишься за свою лобную ленту, не стоит переживать. Я не обижу ее.

Лань Ванцзи медленно вздохнул, понимая, что Вэй Усянь уже определенно решил делать по-своему. И это наверняка станет еще одним его кошмаром, потому что на самом деле было очень приятно.

Настолько, что совершенно непонятным становилось, как потом без всего этого можно будет оставаться в живых.

— Лань Чжань, сосредоточься, — произнес Вэй Усянь и как-то даже без ответа голосом с его стороны почувствовал, что тот его слушает. — Выравнивай дыхание. Медленнее и четче. Расслабь мышцы. Постепенно, не сразу. Тебе нужно успокоиться. Ты — очень сильный. Ты справишься. Сможешь.

Под его голос Лань Ванцзи и правда стал дышать ровнее, чувствуя вместе с тем, как внутреннее напряжение слабеет и отпускает. Наползла дурманящая слабость, от нее начало клонить в сон, но он старался продолжать несмотря на это улавливать слова Вэй Усяня.

— Неужели тебя никто никогда прежде не утешал так? Даже в детстве? Мелкого ты же гладишь. Ладишь с ним, будто всегда знал, как это делается. Ты ведь знаешь. И не сомневаешься. Само собой получается, верно? Ты просто чувствуешь, в какой момент и что ему нужно. Становясь старше, взрослеешь, любой все равно отчасти остается таким же, прежним, малым ребенком. Иначе детей было бы невозможно понять. Каждому иногда нужна поддержка. Чувство, что кто-то есть рядом. Ты — не один, Лань Чжань. Я побуду с тобой немного, если ты не возражаешь. Ты — очень хороший, красивый. Все пройдет. Ты поправишься. Только шрамы теперь будут через всю спину. Добро бы еще сражался. А так... Может быть ты и хотел наказать одного лишь себя. Но мне сейчас тоже очень больно.

Последних его слов Лань Ванцзи уже не расслышал, потому что все-таки задремал.