Непрожитая жизнь

Гермиона перестала кричать, но вскочила с кровати, не обращая внимания на пульсирующую боль в голове. Она запаниковала при виде мертвеца, который, казалось, собирался схватить её.

Что тут происходит?

— Не приближайтесь ко мне! — крикнула Гермиона, прижимаясь к стене. Северус Снейп давно погиб, и он уж точно никогда не являлся её мужем.

Целительница Мерривезер выбежала из комнаты, чтобы вызывать подмогу, а Гермиона оставалась неподвижной, боясь неожиданных действий со стороны самозванца.

— Гермиона, — произнёс он успокаивающим тоном, — Тебе не стоит переживать. Вернись в постель. Пожалуйста.

Она окончательно уверилась в том, что это не профессор Снейп: тот никогда бы не стал кого-то о чём-то просить, при этом говоря «пожалуйста».

Боль пронзила её тело, и Гермионе пришлось опереться на тумбочку, дабы не упасть.

— Не знаю, кто ты и чего добиваешься, — тихо сказала она, — Но тебе следует уйти, пока сюда не заявились авроры и не забрали тебя.

Мужчина выгнул бровь. Гермиона узнала любимый жест профессора, но всё равно не поверила: конечно, этот человек неплохо постарался, копируя жесты Снейпа, но его глаза были слишком мягкими и добрыми.

Интересно, почему тот, кто пытался причинить ей вред, выглядел столь безобидно?

— Что за? — начал было он, но затем смущённо нахмурился, — Что случилось? Почему ты так себя ведёшь?

Он обошёл кровать, медленно приближаясь к Гермионе.

— Стой! Не подходи ближе! — крикнула Гермиона, её голова раскалывалась, а разум был не в состоянии воспринимать происходящее.

Мужчина послушно встал. Он почему-то выглядел обиженным. Находись она в ином положении, Гермиона обязательно рассмеялась бы. Северус Снейп никогда не показывал свои истинные эмоции.

Впрочем, в памяти всплыло колдофото, где он улыбался — вероятно, всё же проявлял эмоции, когда хотел.

Боль брала своё, и Гермиона хотела лечь спать, но боялась пошевелиться до прибытия помощи.

Дверь распахнулась, на пороге появилась целитель с флаконом лаванды в руке. И она привела с собой Гарри.

Гермиона обессилено упала на пол, надеясь на то, что Гарри со всем разберётся.

— Что, чёрт возьми, происходит?

Гермиона нахмурилась и посмотрела на своего лучшего друга. Вместо того, чтобы напасть на самозванца, он оставался на месте, будучи обеспокоенным, но не шокированным или удивлённым.

Она уже собралась высказаться, но Гарри повернулся к «Снейпу» и спросил:

— С ней всё в порядке?

Поднявшись, Гермиона принялась искать палочку. Происходящее вокруг напоминало театральную постановку, и она абстрагировалась от присутствия посторонних личностей в комнате. Она решила прибегнуть к использованию беспалочковой магии, поскольку отчаяние перешло все границы.

— Акцио па...

Прежде чем Гермиона успела закончить заклинание, они оба набросились на неё. Гермиона перестала контролировать себя и брыкалась, царапалась, кусалась. Всё было ужасно неправильно.

Чёрт подери! Гермиона забыла о пузырьке в руке Мерривезера. Использовав стандартное заклинание, целитель заставила её выпить зелье.

— Проклятые ублюдки, — пробормотала она. Руки и ноги перестали двигаться, и Гермиона почувствовала, что магически прикована к кровати. За последние две недели два самых старых и дорогих друга отвернулись от неё. Это было слишком, — И ты, Гарри?

Гарри наморщил лоб и в замешательстве посмотрел на фальшивого Снейпа. Тот поднял палочку, и, прежде чем Гермиона успела что-то сообразить, мягко произнёс:

— Легилименс.

Он легко вошёл в её разум и на удивление нежно и аккуратно рылся в воспоминаниях.

Всё закончилось так же быстро, как и началось. Гермиона попыталась открыть глаза, но не смогла — вероятно, в зелье было добавлено снотворное.

Сквозь туман до неё донёсся голос Гарри:

— Мерлиновы подштанники, Северус! Это был единственный способ узнать, что с ней не так? — когда ответа не последовало, Гарри вздохнул. — Что случилось?

Прежде, чем окончательно провалиться в объятия Морфея, Гермиона услышала Снейпа.

— Она ничего не помнит. Она не знает меня.

Гермиона осторожно пошевелилась, находясь под действием успокаивающего зелья. Она была напугана и смущена.

Целитель Мерривезер утверждала, что у неё амнезия и прошло уже пять лет, два месяца и семнадцать дней. За это время Гермиона каким-то образом умудрилась обзавестись новым супругом в лице преподавателя Зелий, который в школе её высмеивал и презирал. Конечно, обиду она на него не держала, понимая, что это, помимо прочего, ещё и часть образа шпиона. Но Мерлинова борода, он же умер! Гермиона была свидетельницей укуса змеи и медленного угасания Снейпа.

Обхватив себя руками, она повернулась на бок. В Мунго Гермиона не любила отсутствие запахов — в маггловских больницах воняло химикатами, используемыми для дезинфекции; здесь же эта проблема решалась с помощью чар.

А аромат зелий и пахучих трав означал одно: он всё ещё здесь.

На самом деле, Северус не выходил из комнаты с того момента, как она очнулась. Ни когда закричала в лицо от шока, ни когда отпрянула от попытки успокоить, ни когда укусила. Северус устроился в углу, наблюдая за Гермионой. Чёрные глаза были напряжены и внимательны, на лице застыли боль и беспокойство.

Она не могла смотреть на него.

В дверь постучали, и кто-то вошёл в комнату.

— Мистер Снейп, — шепнула целитель Мерривезер, — Не могли бы вы пройти в холл?

Он пробормотал что-то в знак согласия и поднялся, однако вместо того, чтобы выйти из комнаты, направился к её кровати. Гермиона насторожилась, почувствовав, как Северус провёл тыльной стороной ладони по её щеке. Сделав глубокий вдох, он всё-таки ушёл.

Гермиона осталась одна, отчаянно желая заплакать.

***

— Ты готова?

Гермиона отвернулась от окна, чтобы взглянуть на человека, которого недавно считала самозванцем. Она даже не знала, как ответить на этот вопрос.

— Наверное.

— Хорошо. Целитель Мерривезер одобрила выписку, соответственно, мы сможем уйти в любой момент.

Гермиона промычала в ответ что-то невразумительное, надеясь на то, что он не заметит её нервозность.

Потребовалось несколько часов вопросов, горы официальных бумаг из Министерства, анализ палочек и три капли Веритасерума, чтобы Гермиона наконец признала Северуса Снейпа. Очевидно, после происшествия в Визжащей Хижине он смог выжить и скрыться. Она всё ещё не понимала, почему Снейп вернулся, и каким образом они оказались женаты, однако решила не идти на поводу у своего любопытства, понимая, что попросту не готова услышать ответы на свои многочисленные вопросы.

Гермиона никак не могла осознать, что у неё есть муж в лице профессора Зельеварения. Даже после предоставленного свидетельства о браке, подписанного как и чернилами, так и магией, у неё оставались сомнения.

Тем не менее, несмотря на всё это, она планировала вернуться домой вместе с Северусом — целитель Мерривезер сообщила, что это может помочь вспомнить пять лет жизни. Непрожитой жизни, как окрестила это явление Гермиона.

— Пойдём, — произнёс Северус, прерывая её размышления, — Дети очень хотят тебя видеть.

Дети. Гермиона отошла от окна и впервые радостно улыбнулась Северусу.

Каменный дом с серой шиферной дверью и яркой красной дверью выглядел совершенно не так, как она представляла. Яркие цветы выстроились вдоль дорожки и заполнили клумбы под окнами. Рядом росло большое дерево с несколькими низкими ветвями, на одной из которых висели качели. Это было очаровательно.

— Ты ожидала увидеть тут подобие подземелий? — поинтересовался Северус.

Удивлённая его весёлым тоном, она повернула голову и улыбнулась в ответ.

— Возможно.

Он тихо усмехнулся.

— Тогда мне жаль, что я тебя разочаровал, — Северус открыл дверь и пропустил её вперёд.

Оказавшись внутри, Гермиона встала и начала оглядываться. Слева от входной двери находилась лестница, ведущая на второй этаж. Бледная кремовая отделка дополняла золотисто-жёлтый цвет стен, а дубовый пол придавал залу уют и привлекательность.

— Дети скоро вернутся. Хочешь чашку чая?

Гермиона согласилась.

— Да, пожалуйста.

— Прекрасно. Можешь всё осмотреть. Я сейчас вернусь, — он направился к месту, которое Гермионе показалось кухней.

Гермиона несколько мгновений неловко переминалась в прихожей, а затем решила дать волю своему любопытству. Она заглянула в две небольших комнатки внизу и обнаружила туалет и кабинет Северуса. Дубовый паркет присутствовал и в кабинете — Гермиона решила, что такой пол наверняка во всех комнатах.

Гермиона вошла в столовую. Внутри стоял огромный стол, поддержанный, но явно ухоженный. Она легко могла представить Хьюго и Розу, их болтовню и смех, однако Северус в эту картину никак не вписывался. Нахмурившись, она продолжила «исследование».

Кухня же была удивительно современной.
Шкафы из бука и гранитная столешница идеально сочетались с традиционными элементами интерьера.

Северус расположился к ней спиной, около новомодной маггловской плиты и подогревал чайник.

Теперь Гермиона рассматривала его самого. Такой же высокий, как она и запомнила. Худой, но не исхудалый, как раньше, а просто стройный. Засчёт генетики волшебника, даже в свои пятьдесят волосы Северуса оставались угольно-чёрными, без малейшего намёка на седину. Плечи были шире, чем она ожидала.

Немного смущённая, Гермиона поспешила в другую сторону, к предполагаемой гостиной. Она была прекрасна. Золотисто-коричневые обои и оливково-зелёная мебель. На стенах висели пейзажи, а французские двери вели в сад. Тут же располагался большой камин, заставленный всякими безделушками.

Гермиона узнавала и собственные предпочтения в отделке и меблировке, однако всё равно чувствовала себя чужой в этом коттедже.

Разглядывать фотографии на каминной полке она не стала.

Гермиона поняла, что всё ещё надеется на то, что скоро проснётся и окажется у Луны, в окружении вещей профессора Снейпа.

Собравшись с духом, она всё-таки подошла к камину. Первые несколько снимков были знакомы — изображения детей.

Гермиона перевела взгляд на другую фотографию: молодой, даже юный Северус стоял в саду Лавгудов и держал на руках младенца, тепло улыбаясь.

— Моя крестница.

Гермиона прижала руку к груди.

— Прости. Не хотел тебя напугать, — Северус поставил чашки на низкий кофейный столик и сел на диван, — Крепкий, с молоком, без сахара, — перечислил он.

То, что Северус знал, какой она любит чай, одновременно и успокаивало, и приводило Гермиону в замешательство.

— Спасибо, — пробормотала она, потянувшись за чашкой.

Он кивнул и отхлебнул чаю.

Чаепитие проходило в неловком молчании; по крайней мере, Гермионе так казалось.

Наконец, Гермиона спросила:

— Луна — твоя крестница?

— Да, это так.

— Это... интересно.

Он рассмеялся, и Гермиона поймала себя на мысли, что ей начинает нравиться этот глубокий, насыщенный звук.

— Конечно. Я дружил с Ксенофилиусом и Пандорой с первого курса. Только эти люди могли попросить Пожирателя Смерти стать крёстным отцом собственной дочери, — Северус снова усмехнулся и покачал головой, как будто до сих пор не верил в эту просьбу.

Гермиона проследила за взглядом Северуса. Он уставился на деревянную резьбу.

— Можно посмотреть? — спросила она, поднимаясь.

Он равнодушно пожал плечами, скрестив руки на груди; выражение лица оставалось бесстрастным.

Гермиона взяла маленький предмет и усмехнулась. Змея, барсук, ворон, лев — символы четырёх факультетов Хогвартса.

— Подарок от школы? — поинтересовалась она.

Северус ухмыльнулся и покачал головой.

— Я сам вырезал это, учась на четвёртом курсе. Их было несколько — у каждого из нас свой экземпляр. Ксенофилиус — рейвенкловец, Пандора — хаффлпафка, я — слизеринец, а гриффиндорка...

Он замолчал и выжидающе посмотрел на неё.

Как будто Гермиона должна знать продолжение. Как будто Гермиона много раз слышала эту историю.

— Я об этом не помню.

Уголок его рта приподнялся в ободряющей улыбке.

— Всё в порядке. Гриффиндоркой была Лили Эванс. Мы вчетвером были довольно близки, несмотря на всю необычность общения. Всё-таки редко контактируют ученики сразу всех факультетов. Особенно слизеринцы, — добавил Северус самоуничижительно.

— Да, — сказала Гермиона, рассматривая резьбу, — но идея прекрасная — четверо друзей, четверо факультетов.

Северус кивнул.

— Это продолжалось, пока...

Он замолчал, и Гермиона подумала, что это, вероятно, воспоминания о разрушенной дружбе с Лили: Гарри как-то рассказывал об этом. Ещё он сообщил, что Северус был в неё влюблён, однако об этом Гермиона говорить в любом случае не стала бы.

Северус откашлялся и улыбнулся.

— Я всегда буду бережно хранить воспоминания о тех временах.

Гермиона отвела взгляд, потому что ей показалось, что разговор коснулся личных тем. Она положила резьбу на место и вернулась к дивану, надеясь на то, что Северус не заметит дрожь в пальцах.

— Гермиона, — начал он, — Вполне естественно, что ты чувствуешь дезориентацию и дискомфорт. Пожалуйста, не думай, что ты должна казаться абсолютно здоровой.

Понимание со стороны Северуса стало приятной неожиданностью.

— Дезориентация — подходящее слово, — медленно начала она, глядя в чашку, — Мне комфортно, но я ничего не понимаю и не знаю. Всё запутанно. Думаю, тебе сейчас не легче.

— В самом деле. Я скучаю по моей жене.

Гермиона судорожно вздохнула. Северус выглядел таким одиноким и потерянным. Хотелось пожалеть его и успокоить, но она не знала, как.

— Мне очень жаль, — единственное, что Гермиона смогла сказать.

— Это не твоя ошибка. Я...

Что бы он ни собирался сказать, речь прервал звук открывающейся входной двери. Гермиона усмехнулась: должно быть, это дети, которых она так ждала.

Северус поднялся.

— Пойдём. Они тоже хотят тебя увидеть.

Конечно же, быстрый топот ног возвестил о прибытии Розы и Хьюго, и Гермиона повернулась к двери, чтобы их поприветствовать.

Восторженная улыбка исчезла с её лица. Руки механически обнимали таких знакомых, но таких чужих детей.

Роза выросла, детская округлость лица исчезла. Волосы и глаза остались прежними, но выглядела она намного старше, чем три дня назад. Хьюго пока что был нескладным мальчиком, но Гермиона понимала, что это временно, и вырастет он в долговязого юношу.

Она чуть не ахнула, вспомнив, что Розе сейчас десять, почти одиннадцать, а Хьюго семь.

Осознание того, что она потеряла годы не только своей жизни, но и годы жизни детей, неожиданно обрушилось на Гермиону. Роза и Хьюго рассказывали о времени, проведённом с родственниками и о том, что дедушка разрешил им съесть мороженое на завтрак.

— Хьюго! — гневно сказала дочь, — Ты не должен был говорить!

Они продолжали препираться, пока Гермиона пыталась отдышаться. Её дети, её малыши...

Гермиона посмотрела на Северуса, в глазах стояли слёзы.

Он предложил Розе и Хьюго поиграть с бабушкой и дедушкой, а сам принялся утешать жену.

Она услышала, как Уизли выводят детей на улицу.

Северус опустился перед Гермионой на колени и притянул к себе. Она прижалась к нему, впиваясь в ткань рубашки, ища утешения там, где это было предложено.

— Я знаю, как нелегко тебе приходится, — успокаивал её Северус, приобнимая за талию, — Всё будет хорошо, Гермиона. Обещаю.

Гермиона напряглась, почувствовав дискомфорт от прикосновений почти незнакомого мужчины.

— Мне очень жаль.

Северус протянул руку, помогая встать.

— Никаких извинений. Я всё понимаю, — пробормотал он, — Сейчас покажу твою комнату. Можешь отдохнуть, ужин только через час.

Гермиона сразу поняла его намерения: ей предлагалось уединение и некоторый срок, чтобы вернуться к прежнему образу жизни.

Она ничего не запоминала и просто кивала.

Гермиона вошла. Интерьер был оформлен в светлых тонах.

— Это гостевая спальня, — заявил Северус, — Но, думаю, тебе она подойдёт.

Гермиона обернулась и увидела, что он неловко стоит в дверях.

— Я взял на себя смелость оставить тут фотоальбомы. Целитель Мерривезер надеется на то, что они помогут тебе, — произнёс Северус, проведя рукой по волосам, — Я постучу, когда ужин будет готов, — с этими словами он выпрямился и горделиво покинул помещение.

Гермиона моргнула на внезапные изменения в его поведении, но затем направилась в комнату, где ничего не узнала. Желая передохнуть, Гермиона улеглась на кровать и провалилась в объятия Морфея.

Ужин прошёл очень неловко.

Все молчали. Никто не знал, как себя вести после происшествия с детьми. Гермиона старалась доброжелательно улыбаться, но получалось с трудом, и вскоре она отбросила эти безуспешные и бессмысленные попытки.

Её раздражало это чувство дезориентации, сочувствующие взгляды, осторожные объятия детей. Гермиона понимала, что Роза и Хьюго теперь намного старше, и ей придётся заново искать с ними общий язык. Заново их любить. Заново жить.

Вечером она осматривала сад. Он был так же прекрасен, как и сам коттедж. Роскошное святилище, наполненное цветами, травами и другими растениями. Гермиона расположилась на скамейке, вдыхая пьянящий аромат и наслаждаясь каждым мгновением.

— Я помою посуду, Молли.

Окно кухни было распахнуто навстречу ночному воздуху, и низкий голос Северуса прекрасно слышался. Гермиона пару мгновений игнорировала интригующий звук, крутя обручальное кольцо, однако обрывки фраз всё равно доносились.

— Нет, — покачала головой Молли.

— Да, Молли.

Гермиона не смогла сдержать улыбку, услышав ответ Северуса.

Несколько минут она сидела с закрытыми глазами и наслаждалась тихим звоном посуды и течением воды. Это успокаивало.

— Можешь попросить Рона не приходить сюда в ближайшее время? — спросил Северус, моментально разрушая хрупкое душевное спокойствие Гермионы. — Для неё с развода прошло всего лишь несколько недель, и я не берусь предугадывать реакцию на его присутствие. Лучше не рисковать.

Рон. Её муж. Бывший муж. Сердце до сих пор болело от предательства, но здесь оно уже было прощено.

— Они не вернутся из отпуска до конца недели, но я пошлю сову на всякий случай, — согласилась Молли, — Учитывая обстоятельства, Рону и Элеоноре пока что следует держаться подальше.

Они. В глубине души Гермиона ненавидела его отношения с Элеонорой и надеялась на то, что они продлятся не больше нескольких месяцев. Очевидно, этого не произошло. Конечно, ей не хотелось, чтобы Рон вернулся к ней, но помечтать о том, что по итогу он останется в одиночестве, в маленькой каморке среди крыс, она могла.

«Мерлинова борода, я гораздо более мстительная, чем думала»

— Хорошо, — ответил Северус, — Можешь сообщить им, что я буду приводить детей, пока Гермиона морально не готова контактировать с ними.

— Или пока она не вспомнит.

Воцарилась тишина, и Гермиона затаила дыхание, ожидая ответ Северуса.

— Или пока она не вспомнит, — прошептал он почти неслышно.

— О, бедный мальчик, — вдруг сказала Молли успокаивающе, и в голове у Гермионы возникла странная ассоциация — пожилая волшебница, заключающая декана Слизерина в свои печально известные объятия, — Я знаю, что это трудно, но всё будет хорошо. Гермиона любит тебя — и обязательно вернётся. Не заблуждайся на этот счёт.

— Очень на это надеюсь, Молли. Потому что без неё я попросту не смогу выжить.

Тихое отчаяние, скрытая тоска в его голосе были такими душераздирающими, такими болезненными, что Гермиона бросилась в гостиную, не в силах больше слушать это.

Она тяжело дышала, когда вошла в спальню, как будто пробежала марафон, а не короткий спринт вверх по лестнице. Закрыв за собой дверь, Гермиона на мгновение остановилась, прислонившись лбом к двери и всё ещё держась за ручку.

Она пройдёт через это. Обязательно пройдёт.

Взгляд Гермионы зацепил фотоальбомы, находящиеся на журнальном столике. Ей захотелось ознакомиться с такой чужой, но манящей жизнью.

Гермиона несколько минут рассматривала обложки, но затем любопытство победило сдержанность, и она раскрыла самый первый.

Через несколько секунд она захлопнула его, не в силах смотреть дальше первой страницы. Ничто больше не имело смысла. Гермиона попыталась сдержать поток слёз, но не смогла; она оплакивала жизнь, которую не могла вспомнить.