Жизнь после Гави | Pablo Gavi

Анита медленно, почти механически, подняла чайник с горячей водой. Он был чуть тяжелее, чем ей казалось, и пальцы с трудом слушались — они дрожали, будто от холода или истощения. Крышка стакана звякнула тонко, когда она аккуратно прицелилась, стараясь не расплескать ни капли. Тонкая струя воды заструилась в стекло, клубясь лёгким паром. Стекло сразу запотело, словно отражая её собственное состояние — мутное, неясное, расплывчатое.

Тело ломило, как после затяжной болезни. Каждое движение отзывалось болью в мышцах, а лицо было распухшим, особенно глаза — натёртые, налитые, едва открывавшиеся. Она моргнула несколько раз, чувствуя, как веки словно налились свинцом. Но всё должно было быть хорошо. Спокойно… Просто спокойно подождать, пока проснётся Матео. Забрать его к себе, обнять, начать сначала. Всё будет хорошо. Она повторяла это как мантру — в голове, беззвучно, отчаянно цепляясь за мысль о сыне, как за спасение.

В тишине кухни вдруг раздались шаги.

Анита вздрогнула — чайник дрогнул в руке, и пара капель сорвались мимо стакана. Она резко развернулась, инстинктивно всем телом — и увидела его.

Пабло стоял в проёме, по-домашнему небрежный: босиком, в низко сидящих спортивных штанах и с всклокоченными волосами. У него было заспанное, но хмурое лицо. Он смотрел прямо на неё. Молча.

У неё подкосились колени, но она удержалась за край стола, упрямо не позволяя себе упасть. Внутри всё опустело — словно из груди вытащили всё содержимое, оставив только хаос и звон растерянности. Он не сказал ни слова. Просто прошёл мимо неё, открыл кухонный шкаф и извлёк оттуда пакетик кофе.

Они оказались рядом. Он наливал воду в свою чашку, а она всё ещё сжимала свою — горячую, будто пытаясь согреться ей изнутри. А может, сдержать дрожь. Казалось, будто их семейная жизнь и не прекращалась, но изменилось слишком много. Слишком.

Он нависал над ней, слишком близко, слишком ощутимо. Пространство словно сжалось между ними. Она ощущала его дыхание, тепло его тела, энергию, от которой ей хотелось отстраниться, убежать, раствориться.

— Не спала? — вдруг проговорил он глухо, не глядя на неё.

Анита сглотнула. Горло было сухим.

— Нет, — еле слышно выдохнула она, не поднимая взгляда.

— Подумаешь, — он пожал плечами и сделал глоток кофе. — Пора привыкать к этому. Если никто не содержит тебя, то порой приходится работать и по ночам.

Она вздрогнула и не ответила. Руки её дрожали сильнее; она крепко сжала стакан в ладонях, словно так могла стать хоть немного устойчивее.

— Ты дрожишь, — он посмотрел на неё с насмешкой в голосе. — Боишься?

Она вцепилась в край стола, словно снова могла потерять равновесие. Губы чуть дрогнули, но она не произнесла ни слова.

А он всё приближался. Словно готовился к следующей атаке.

— Пожалуйста, только не трогай меня, — прошептала она, не смотря ему в глаза.

Мужчина усмехнулся.

— Ты по документам всё ещё моя жена, забыла? — он приподнял её подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. — Я могу делать с тобой всё, что захочу.

По её щеке покатилась первая слеза — медленно и тяжело, оставляя холодный след. Но это не была буря. Это была капля, последняя искра перед внутренним обрушением. Она закрыла глаза, стараясь сохранить хотя бы крохотную тень достоинства.

И вдруг — звук. Скрип пола, быстрые шаги. Они отозвались в тишине кухни надрывно и отчётливо. Как спасение.

Пабло опустил руку и быстро отшатнулся — будто пойман за чем-то недопустимым. Анита сделала крохотный шаг назад, инстинктивно вытирая щёку тыльной стороной дрожащей руки и пряча расползающееся выражение боли. И в следующую секунду в проёме появился он — их сын.

— Мама! — крикнул Матео и с размаху бросился к ней навстречу.

Он был в пижаме, растрёпанный, с сонными, но ярко сияющими глазами. Его босые ноги шаркали по полу, и через мгновение он уже вцепился в Аниту, обняв её с такой силой, словно боялся, что она исчезнет. Как будто он был важнее всех страхов и теней, что остались между ней и Пабло.

— Ты приехала! Правда, приехала! Я знал! — воскликнул он, уткнувшись в её живот.

Анита наклонилась, прижимая его к себе, осторожно, будто он — последний уцелевший остров, на котором ещё можно стоять. Она гладила его по голове, вдыхала запах своего мальчика — родной, домашний, живой.

— Да, зайка мой… Я здесь. Всё хорошо, — прошептала она, с трудом удерживая голос ровным.

Её руки дрожали не меньше, чем несколько минут назад, но теперь в этой судороге было что-то другое — тепло. Надежда.

— Собирай вещи, Матео, — мягко проговорила она, отстраняясь чуть-чуть, но поймав его взгляд. — Мы поедем ко мне. Сегодня останешься с мамой. Хорошо?

Он нахмурился, смешно надув губы, и обнял её ещё крепче — теперь уже обеими руками за шею. Услышать от него подобное было привычно, но в этот момент особенно тяжело.

— Нет… Я хочу, чтобы мы провели время все вместе! — возмутился он, глядя на неё снизу вверх. — Ты, я и папа. Ну пожалуйста! Давай, как раньше? Помнишь, как мы делали блины втроём?

Анита растерянно замерла. В ушах всё звенело, будто в комнате резко стало слишком тихо. Она едва дышала.

Мальчик перевёл взгляд на Пабло, который стоял, сцепив пальцы в кулаки и отвернув лицо, будто не знал, куда себя деть.

И тут он взглянул на неё.

Тот самый взгляд. Молча, тяжело, с оттенком чего-то невыносимо знакомого. Он не был мягким и не был раскаянным. Но в нём было внимание. То самое, которое порождает вопрос — а вдруг? А если?.. А может…

Анита вложила ладонь в волосы сына и, не отводя взгляда от Пабло, долго смотрела в эти открытые, чуждые и слишком близкие глаза.

Откровение не пришло.

Но отказать Матео было невозможно.

Анита всё ещё держала в руках маленькое тело сына — тёплое, живое, домашнее. Её пальцы зарылись в его густые волосы, гладили ребёнка, будто он был её единственной связью с реальностью, с миром, не погружённым в боль и страх. Сердце билось часто и сбивчиво, как будто оно тоже пыталось принять решение.

— Матео… — прошептала она умоляюще, но сама не знала, о чём просила. — Папе наверняка нужно сегодня на тренировку.

Мальчик поднял на неё сияющее лицо. Глазёнки большие, полные мечты, в которой не было ни ударов, ни страха, ни тихих плачей по ночам. Только чувство — что вдвоём они всё могут исправить, что вместе можно вернуть то, что было.

— У папы тренировка вечером, и тогда мы можем поехать с тобой. Но сейчас же есть время! — повторил он тише. — Ну пожалуйста, мама. Я так скучал. Я знаю, вы можете быть как раньше.

Последняя фраза ударила больнее, чем всё, что говорил Пабло до этого.

Анита закрыла глаза. На вдохе воздух обжёг лёгкие, на выдохе — сердце. Хотелось кричать, но она только крепче прижала сына, уткнувшись лбом в его макушку.

Пабло всё это время стоял рядом, не двигаясь. Он не пытался вмешаться, не произнёс ни слова, но его молчание, тяжёлое и наполненное, будто выворачивало пространство изнутри. Она чувствовала на себе его взгляд — не такой, как раньше. Сдержанный. Сложный.

Медленно она повернула голову и встретилась с ним глазами.

Мгновение.

Она искала в его взгляде хоть что-то — подтекст, знак, уклон. Он смотрел на неё упрямо и насмешливо, но без издёвки. В этом взгляде не было привычной злости. Не было раскаяния. Только ожидание. Он не давил — и этим только сильнее давил.

Анита тяжело вздохнула, опустила глаза и снова посмотрела на Матео.

— Хорошо… — выдохнула она тихо. — Если папа не против.

Мальчик взвизгнул от восторга и прижался к ней с силой.

— Ура! Я так рад! Мы будем печь блины? А можно с шоколадом?

Анита улыбнулась криво — уголками губ, натянуто, но искренне, насколько могла. Она подняла голову и машинально взглянула на Пабло. Он всё ещё стоял у стола, чашка в руке, глаза — цепкие и внимательные.

— Блины, — повторила она глухо. — Конечно.

Матео метнулся прочь, выбегая вглубь квартиры и радостно выкрикивая что-то о рецептах и формочках. Он снова стал мальчиком, яркой вспышкой, на которую они оба — Пабло и Анита — смотрели как на прощение, которое им никогда не полагалось.

Тишина вернулась в кухню, как будто заледеневший воздух снова обволок стены.

Анита потянулась к плите, будто собиралась достать сковороду, но её руки дрожали. Она закрыла глаза на секунду — короткая передышка. Не время думать. Не сейчас.

— Он тебя спас, — сказал Пабло неожиданно, негромко и почти сухо.

Анита не ответила. Просто продолжала стоять спиной к нему, утирая новую слезу прежде, чем она успела скатиться на подбородок.

Один день не изменит их прошлого…

***

Квартира погрузилась в полутьму — мягкий свет телевизора заполнял гостиную колышущимися бликами. Экран переливался красками, быстро сменяющимися кадрами мультфильма. Весёлые голоса персонажей разносились по комнате, но никто особо не следил за сюжетом — важно было не то, что показывали, а с кем это смотрели.

Матео уютно устроился на коленях отца, подтянув ноги под себя, как котёнок. Он грыз попкорн, вытаскивая кулачком из большой миски золотистые кусочки — не глядя, на ощупь, весь в экране и в ложном ощущении семейного уюта. Его щека прижималась к груди Пабло, а одна ладошка привычно лежала у него на руке. Пальцы отца медленно, машинально тонули в густых шатеновых волосах сына, перебирали пряди, иногда замирая, словно пытались запомнить каждую линию, каждый завиток.

Пабло был почти неподвижен. Он не смеялся, не комментировал происходящее на экране, но и не был отстранённым. Что-то в его лице смягчилось. В этой позе, в этом моменте он выглядел человеком, который слишком много помнил и слишком долго делал вид, что может всё забыть.

Анита сидела рядом на диване, скрестив ноги и поджав колени к груди, тонкая и напряжённая, как лесная лань. Она обняла себя руками, будто старалась сдержать дрожь, вложив в объятие всё, чего не хватало внутри. Тёплый плед она даже не расправила — просто сидела босая, смотрела вперёд, не моргая и не шевелясь, только иногда поворачивая голову к экрану.

Её глаза скользили по лицу сына, по руке, утонувшей в волосах, по движениям, которые она так хорошо знала — когда-то они были привычными, лёгкими, почти нежными. Теперь каждый из них был как на лезвии. Словно чёрно-белая фотография, на которую смотришь и не можешь поверить, что когда-то на ней была счастливая ты.

Звук телевизора доносился фоном — волнами, пульсацией. Анита слышала, как Пабло спокойно дышит. Слышала, как шуршит попкорн в руках Матео. Как слабо скрипит дерево под диваном. Мир будто сосредоточился в этой одной комнате, в этих трёх телах, притянутых друг к другу воспоминаниями и штормами.

Мальчик уснул, так и сидя на коленях отца — голова свесилась на бок, обронённые пальцы похолодели. Пабло не шевелился; только опустил взгляд на сына, а затем — медленно, как будто боясь нарушить хрупкое равновесие — посмотрел на Аниту.

И она посмотрела в ответ.

Долгий взгляд.

Без слов. Только тишина между двумя людьми, отмеченными общей болью. Тишина, в которой звучала вся их история. Они смотрели друг на друга сквозь полумрак и тишину, которые стали слишком тесными и хрупкими. Мягкий свет с экрана отражался в их глазах, подсвечивая усталость, следы бессонных ночей и то странное, пугающее смешение прошлого и настоящего, которое никак не отпускало.

Анита чуть сдвинула взгляд, будто хотела защититься — спрятать себя за ресницами и за привычной маской безразличия. Но слишком поздно. Мужчина уже смотрел прямо на неё. И не просто смотрел. Оценивающе. Осторожно. С тем нехорошим спокойствием, которое она знала слишком хорошо.

Он медленно погладил сына по волосам — движения были нежными, почти ласковыми. А потом, ни на миг не отрывая взгляда от Аниты, едва слышно сказал:

— Ты всё ещё здесь.

Его голос был ровным и глухим — ни тёплым, ни холодным. Просто констатация. Факт. Но каждое слово врезалось в кожу, как игла.

Анита не ответила. Она сильнее поджала колени к груди, а пальцы сжались в кулаки. В горле пересохло — воздух внезапно стал гуще и тяжелее.

— Значит, не совсем решила уйти, — добавил он, слегка наклонив голову. Простой жест. Даже ленивый. Но внутри неё, как от лампового потрескивания, началась дрожь.

— Я дождусь, когда Матео проснётся, — прошептала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — А потом мы уедем.

— Конечно. Ты готова на многое ради него. Даже терпеть меня, верно? — усмехнулся он, чуть склонившись вперёд. Анита еле уловимо отодвинулась. Незаметно для ребёнка, но он заметил. Всегда замечал.

— Не приближайся, — её голос звучал хрупко, словно раненная птица просила не ломать ей крылья полностью.

Пабло опустил взгляд на сына, спящего на его коленях, и пальцем убрал прядь с его лба. Затем снова поднял глаза.

— Ты ведь понимаешь, — тихо сказал он, почти шёпотом. — Что я могу это закончить в любой момент. Просто... щёлк — и всё.

На миг ей стало трудно дышать.

— Тогда почему не заканчиваешь? — еле слышно прошептала она, не отводя взгляда. — Почему продолжаешь?

Он медленно выдохнул через нос. Уголки губ снова дёрнулись в усмешке — без тени радости. Ни боли. Ни сожаления.

— Ради него, — произнёс он, опустив взгляд на Матео. — А ещё потому что в этой тишине ты снова моя. Пусть даже не признаёшь этого. Пусть даже молчишь. Но ты чувствуешь — теперь, как и тогда — я могу управлять тобой одним взглядом.

Анита отвернулась. Не потому что не хотела спорить, а потому что он был прав.

Она закрыла глаза и вжалась в угол дивана — холодный, мягкий, почти безопасный. Между ней и Пабло по-прежнему дремал их сын. Защитный барьер, который не знал, что защищает.

— Я устала от этого, — прошептала она, больше для себя, чем для него.

Пабло молчал. Потом медленно провёл рукой по волосам Матео, затаив дыхание, и тихо, почти ласково проговорил:

— Уходи, когда хочешь. Только ты сама знаешь — ты вернёшься. На коленях или по собственному желанию — разницы нет.

Анита сжалась.

И всё же продолжала сидеть.

Потому что он был прав.

Он был сильнее — во всём.

***

Анита сидела на маленькой кухне, стиснув ладонью край стола и вытирая слёзы с щёк. Свет из окна лился золотистыми слитками, но она не ощущала тепла, которое он должен был приносить. Даже в этой уединённой обстановке всё вокруг казалось чужим и смутным. Из-за щели между стеной и шторами виднелся Матео, укрывшийся в мягком кресле и смотревший телевизор, где транслировали очередной футбольный матч. Смех и весёлые выкрики комментаторов доносились до неё, как будто из далёкого, недосягаемого мира. Ей хотелось верить, что этот мир не касается её раздирающей боли.

Она быстро провела тыльной стороной руки по лицу, как будто могла стереть печаль. Не стоит ему видеть слёзы матери. Пусть остаётся в этом мгновении счастья, пусть не замечает, как она слабеет.

— Хочешь, я прямо сейчас пойду ему рожу начищу? — раздался голос Феликса, проникая в её сознание, как заноза.

Анита чуть зажмурилась, отгоняя слова.

— Ты обещал, — прошептала она, но никто не ответил. В кухне царила тишина, порванная лишь шумом телевизора и запоздалым гулом еле слышного матча.

Отель, в котором остановился Жуао, находился всего в нескольких домах от квартиры родителей Аниты. Соседство, о котором она не догадывалась, хотя могла бы. Он, увидев её рядом с Матео в слезах, не смог пройти мимо, как буря, рванувшаяся к центру её беспокойства.

Анита притянула ноги к груди, зарывшись лицом в колени. Лучше бы ему не приходилось тут быть. Лучше бы он никогда не приходил. Если Пабло узнает... он будет злиться.

— Но так не может продолжаться! — приподнял брови Феликс. — Он же тебя просто терроризирует!

— Тише, Матео услышит, — шикнула она, словно произнося заклинание, чтобы оградить сына от взрослых проблем.

Феликс окинул её взглядом, полным горечи и сочувствия.

— Ты сама на себя не похожа, Анита, — проговорил он тихо, но твёрдо. — Ты истощена, синяки под глазами… Где прежняя весёлая Анита? Та, которая смеялась так, что заражала всех вокруг? Куда она делась?

Брюнетка опустила глаза, не в силах выдержать его пристальный взгляд. Слова португальца были острыми осколками, ранящими её сердце. Она знала, что он прав. Она превратилась в тень самой себя, в безвольную куклу, дергаемую за ниточки мужем.

— Ты думаешь, я этого не вижу? — прошептала она, голос дрожал от сдерживаемых слёз. — Думаешь, мне нравится быть такой?

— Тогда почему ты ничего не делаешь? — спросил Жуао, его голос смягчился, но в нём по-прежнему звучала тревога. — Я понимаю, что развод — это тяжело. Я понимаю, что Матео… Но нельзя же себя так губить.

Анита покачала головой.

— Ты не понимаешь. Пабло… он не отпустит меня просто так. Он будет мстить. Будет давить. И Матео… он использует его, чтобы причинить мне боль.

— Тогда давай я с ним поговорю, — предложил Феликс, осторожно подбирая слова. — Он ведь…

Анита резко подняла голову; её глаза вспыхнули тревогой.

— Не говори об этом, — прошептала она. — Ни слова. Если Пабло узнает…

— Узнает что? — Феликс нахмурился. — Что есть кто-то, кто заботится о тебе? Я и твой друг тоже.

— Ни за что! — воскликнула Анита. — Я уже отхватила за те фотографии с тобой в кофейне.

— Отхватила? — Жуао нахмурился, не понимая. — В каком смысле? Я просто зашёл попить кофе и случайно встретил тебя.

Анита отвела взгляд, кусая губы.

— Ему это не понравилось, — прошептала она. — Он решил, что...

— Что ты проводила время с другим мужчиной? — закончил Жуао, его голос был полон гнева. — Так он это представил?

Анита кивнула, не поднимая глаз.

— Почему он может спать с кем попало, а я даже рядом с другим мужчиной появиться не могу? Причём мужчиной, который является его другом!

Жуао молча смотрел на неё какое-то время, его лицо было мрачным. Затем он осторожно спросил:

— Ана, ответь мне, — его голос был мягким, но в нём чувствовалась стальная решимость. — Что случилось? Он поднимал на тебя руку?

Анита отрицательно мотнула головой, слёзы ручьём текли по её щекам.

Жуао нахмурился, пытаясь разглядеть её кожу на наличие синяков, словно рентгеном просвечивая одежду. Не предупреждая, он дёрнул рукав толстовки, оголяя её руку. Анита дернулась, пытаясь вырваться, но всё было чисто. Ни следа побоев.

Его взгляд нахмурился ещё сильнее.

— Расскажи мне, — его голос был почти шёпотом. — Что он с тобой сделал?

Анита начала рыдать ещё сильнее, не в силах вымолвить ни слова. Она не могла рассказать. Не могла передать словами весь тот ужас и унижение, которые она пережила.

Жуао, поняв, что словами от неё ничего не добиться, подошёл к ней и крепко обнял. Он прижал её к себе, позволяя ей выплакаться, позволяя выпустить весь тот гнев и страх, которые копились в ней годами. Он ничего не говорил, просто обнимал её крепко и молчаливо, передавая всю свою поддержку и заботу. Он знал, что сейчас ей нужно именно это: тепло, понимание и ощущение, что она не одна.

***

Матео, словно маленький ураган, вбежал в дом, сбрасывая куртку на ходу и радостно окликая отца:

— Пап! Пап! Я дома!

Из глубины дома в коридор вышел уставший Гави, за ним следовал нахмуренный Педри.

— Привет, чемпион, — попытался улыбнуться Пабло, но усталость всё равно чувствовалась в его голосе.

Матео тут же поздоровался с Гонсалесом:

— Привет, Педри!

Затем, не давая никому и слова вставить, он принялся взахлеб рассказывать:

— Пап, представляешь, как классно мы с мамой провели время!

Пабло и Педри переглянулись. Именно о Аните мужчины и разговаривали.

— Правда? И что же вы такого интересного делали? — спросил он, стараясь говорить непринужденно.

— Ну, я смотрел футбол! — Матео с энтузиазмом замахал руками. — А потом мама сделала такую крутую пиццу! Домашнюю! Это было так вкусно!

Пабло немного удивился. Его бывшая вообще не любила возиться с тестом.

— Здорово, — сказал он, стараясь скрыть удивление.

— А еще! — Матео, казалось, не замечал напряженности. — Дядя Феликс рассказывал мне, как вы раньше вместе играли в команде! Такие истории смешные!

Мужчины снова переглянулись, на этот раз уже с явным напряжением.

— Дядя Феликс? — переспросил Пабло, стараясь сохранить спокойствие, но в голосе проскользнула нотка удивления. — Мама была с дядей Феликсом?

Он бросил быстрый взгляд на Педри.

— Да! — ответил Матео с улыбкой. — А еще он говорил, что ты даже тогда был одним из самых крутых футболистов!

Пабло почувствовал, как внутри него что-то закипает. Жуао. Предатель. Почему тот не может устроить свою личную жизнь и лезет к чужой жене?

Он глубоко вздохнул, стараясь унять гнев.

— Понятно, — сказал Пабло, пытаясь говорить как можно спокойнее.

В голове у него промелькнула тысяча мыслей. Что между ними происходит? Насколько всё серьёзно? Он не позволит этому случиться. Он не позволит никому прикасаться к его Аните...

Матео закончил свой рассказ, счастливо улыбаясь. Пабло с натянутой улыбкой кивнул. Он чувствовал, как гнев клокочет внутри, но старался держать себя в руках ради сына. Мужчина выразительно посмотрел на Педри, и тот, словно прочитав его мысли, с тяжёлым вздохом обратился к мальчику:

— Слушай, Матео, а давай я помогу тебе с уроками?

Глаза сына загорелись.

— Правда? Круто! — он радостно поскакал к лестнице, хватаясь за руку брюнета. — Пошли скорее! Я совсем запутался в этих правилах!

Когда шаги на лестнице затихли и стало ясно, что Матео не услышит их разговор, Пабло достал телефон. Он пролистал список контактов, пока не нашёл нужное имя. Вздохнув, он нажал на кнопку вызова. Ему предстоял тяжёлый разговор.

***

Едва защелкнулся замок входной двери, как тишина квартиры обволокла Аниту, и в этот момент зазвонил телефон. Сердце ёкнуло. На экране высветилось имя: «Пабло». Руки невольно задрожали. Неужели Матео что-то забыл? Или, что ещё хуже, случилось что-то серьезное?

Она сбросила кроссовки и, пройдя в спальню, неуверенно ответила на звонок:

— Алло?

— Ты одна? — прозвучал в трубке ледяной голос Пабло.

Анита сглотнула, стараясь сохранить спокойствие.

— В чем дело, Пабло?

— Хочу разобраться, какого черта ты мне в глаза врешь и умоляешь поверить, что у тебя никого нет, а потом чпокаешься с Жуао, так ещё и при моем сыне? Ты с ним сейчас?

Кровь отхлынула от лица. Анита прикусила губу. Конечно, Матео проболтался, что Феликс был у неё дома.

— Пабло… — начала она, но голос дрогнул. — Ты не так всё понял…

— Ах, не так? — Пабло разразился злобным смехом. — А как тогда объяснить то, что мой сын, мой собственный сын, рассказывает мне, какой замечательный дядя Феликс угощал его пиццей и рассказывал сказки про старые времена?

Чувство ревности и собственничества, словно ядовитый туман, затмевали его разум.

— Я не хочу, чтобы Матео был рядом с другим мужчиной! — выплюнул он в трубку. — Ты слышишь меня? Он мой сын! Моя кровь! И я не позволю тебе сближать его с каким-то… каким-то предателем!

— Пабло, успокойся! — попыталась воззвать к его разуму Анита. — Это просто дружба! Он и твой друг тоже! Жуао просто помогает мне справиться со всем, что сейчас происходит!

— Дружба? Ты уверена? — в голосе Пабло звучала неприкрытая насмешка. — Или вы там уже давно дружите в постели? Не забывай, по документам ты всё ещё моя жена. Мне просто… мерзко от тебя, Анита.

— Ты сам разрушил нашу семью, Пабло! — не выдержала Анита, повысив голос. — Своим эгоизмом и раздутым самолюбием!

— Думай, что говоришь. Я не позволю тебе забирать Матео, — отрезал Пабло, игнорируя её слова. — Если ты будешь продолжать в том же духе, ты его больше не увидишь!

— Ты не можешь так поступать! — вскрикнула Анита, в голосе звучала паника. — Я его мать!

— А я его отец! — заорал Пабло в ответ. — И я сделаю всё, чтобы защитить его от такой матери, как ты! Я подам в суд! Я сделаю всё, чтобы тебя лишили родительских прав! Я докажу, что ты не в состоянии заботиться о нём, что ставишь свои похоти выше интересов ребёнка!

В трубке раздались короткие гудки. Пабло повесил трубку. Анита стояла посреди спальни, дрожащая и опустошённая. Мир вокруг неё рушился с каждой минутой. Она знала, что Пабло не шутит. Он сделает всё, чтобы лишить её Матео. И у неё оставалось всё меньше шансов на спасение.

От Автора:

вся актуальная информация
tg/tiktok: spvinsatti