Поцелуй под звёздами

Соня закрыла ноутбук. Глаза болели от резкого света монитора и ряби мелких букв. К счастью, работа была закончена и отправлена заказчику — теперь можно было отдохнуть.

На кухне, утопающей в полумраке, вспыхнул мягкий голубой свет чайника. Его ровное сияние ласково легло на стены, отражаясь в блеске посуды и стекле окна. Соня достала свою любимую чашку со смешным керамическим утёнком и засыпала внутрь ароматные листья зелёного чая. Она любила эту чашку не только за её забавный вид — это был подарок от старшей сестры.

В детстве Соня не отходила от сестры ни на шаг. В семье её за это прозвали утёнком, и с годами прозвище прижилось. Когда Соня переехала в этот дом, сестра подарила ей чашку на новоселье — как напоминание: несмотря на расстояние, она всегда будет рядом.

Тихий щелчок чайника вырвал Соню из воспоминаний. Из чашки потянулся пар, в котором кружились чаинки, словно в медитативном танце.

Что-то тёплое и мягкое коснулось её лодыжки.

— Мася, ты опять голодная? — Соня опустила взгляд и улыбнулась. Серая кошка терлась о ноги, подергивая хвостом, и в ответ мягко, почти упрямо, мяукнула.

Корм зазвенел в миске, сыплясь дробным дождём. Мася уселась рядом, мурлыча с таким видом, будто сама проявила щедрость, позволив себя накормить.

— Обленилась ты, дорогая. Могла бы хоть мышку поймать, — шутливо пробормотала Соня, убирая коробку в шкаф.

Взгляд зацепился за пачку печенья. Взвесив все «за» и «против», она достала его и положила на блюдце. Есть на ночь — вредно, но после умственного труда организму полагалась глюкоза.

С чаем и печеньем в руках Соня вышла во двор. Свежий летний ветер обдувал лицо, воздух пах цветами, скошенной травой и хвоей. Всё вокруг спало: соседи затихли, лишь сверчки нарушали тишину своей тонкой песней.

Соня глубоко вдохнула, ощущая, как тело расслабляется, а мысли успокаиваются. Она села на скамью у веранды, чувствуя, как её существо сливается с этой тишиной. За калиткой начинался еловый лесок, где жили почти прирученные ею белки — упорством, орехами и добротой.

Подняв голову, она увидела раскинувшуюся над ней бесконечность. Глубина вселенной завораживала и восхищала — такое звёздное небо можно было увидеть только вдали от городских огней.

Чашка приятно грела ладони. Соня прикрыла глаза и откинулась на спинку лавочки. Ветер шелестел листвой, и в его шуме угадывалась мелодия лета.

Но вдруг… она уловила другой звук.

Музыка.

Тихая, нежная и близкая — будто кто-то играл прямо под окнами.

— Неужели кто-то не спит в такую пору? — пробормотала она, поднимаясь.

Она подошла к низкому забору и осмотрелась. Дома утопали в темноте, окна были мрачны, дворы освещались только редкими фонарями и звёздами. Но среди деревьев она заметила мерцающий огонёк. Музыка, кажется, шла оттуда.

Любопытство победило. Калитка тихо скрипнула, и Соня, будто зачарованная, вышла за пределы двора. Шла осторожно, но в ночной тишине даже хруст хвои под ногами казался громким.

За деревьями открылась маленькая полянка: костёр, поваленное дерево и парень, сидящий на стволе с гитарой. Рыжие вьющиеся волосы падали на лицо, освещённое пламенем. Глаза были закрыты, губы чуть улыбались. Пальцы ласково перебирали струны — музыка проникала под кожу.

— Долго будешь там стоять? — спросил он, не открывая глаз. Голос был бархатным, с лёгкой усмешкой.

Соня вздрогнула.

— Я не хотела мешать. Просто услышала, как ты играешь... стало интересно.

Он открыл свои ярко-синие глаза и внимательно посмотрел на неё. Она тоже разглядывала его: зелёная рубашка с закатанными рукавами, сильные руки, лёгкая небрежность — он точно не был местным. В городке она знала почти всех, а из музыкантов был разве что дед Паша с аккордеоном.

— Классная чашка, — усмехнулся он.

Соня только тогда заметила, что всё ещё держит в руках кружку с утёнком.

— Спасибо.

— Присаживайся. Я не против компании, — он кивнул на бревно и снова заиграл.

Обычно она бы ушла. Но ночь казалась необычной. Что-то удерживало её. Пламя плясало, воздух звенел, всё происходящее было как во сне. Она села рядом как загипнотизированная. Музыка продолжилась.

Он играл что-то одновременно знакомое и неуловимо новое — будто вытаскивал её забытые воспоминания и оборачивал их звуками.

Они молчали. Костёр трещал мягко, почти ласково. Весь мир ушёл на второй план.

Соня смотрела на его профиль — лицо казалось вырезанным из мрамора, рукой античного мастера. Она поймала себя на том, что уже не слушает музыку. Она слушает его —  молчание, дыхание, присутствие.

Он посмотрел на неё. Их взгляды встретились — и в этом мгновении всё сузилось до одного удара сердца. Он будто видел её насквозь, знал её самые сокровенные тайны и это пугало и ,одновременно, невероятно притягивало. Соня ощутила дрожь. Не страх — предчувствие.

Он был слишком прекрасен. Слишком идеален, чтобы быть настоящим.

Когда он приблизился, она уловила его аромат — бергамот, костёр и свежесть после дождя. Он пах, как сон, из которого не хочется просыпаться.

Они поцеловались.

Сначала — робко. Затем — так, будто знали друг друга всегда.

Это не было страстью. Это было растворением. Она сгорала в этом прикосновении, исчезая.

Но вдруг всё изменилось.

Животный страх и тьма. Бездонная, вязкая — как трясина. Она попыталась вырваться, но было поздно.

Искра жизни погасла, не успев разгореться.

---

Утром её найдут в лесу. Белая, как мрамор, с закрытыми глазами и чашкой с утёнком в руке. Спокойная и умиротворённая, будто просто задремала у костра.  Сестра, не дозвонившись, приедет. Найдёт незапертый дом, голодную кошку и приоткрытую калитку.

Следователь будет в тупике: ни следов борьбы, ни царапины. Обескровлена до последней капли. Лишь молодой интерн осмелится заметить две маленькие точки на шее. Его засмеют.

Пройдут годы. Соседи всё ещё будут вспоминать ту девушку. Одни винят секту, другие — маньяка. Самые отчаянные шепчут о вампире.

Но ведь это чушь.

Вампиров не существует.

Правда?