Затяжной прыжок

Я знаю, что по утрам нужно есть. Эдакий акт смерти с самого утра. Уничтожить что-то уже умершее, чтоб не умереть самому. Это пугает, но не дает тебе другого выбора. Его просто нет. И не может быть. Смирись. Смирись. Смирись.

Затем ты пытаешься собрать себя. Это уже слишком. Только утро, а ты уже в муках. Это же несправедливо. Ты хочешь, как остальные, проснуться с кем-то красивым, с кем-то заботливым, с кем-то, кто раз в неделю сделает тебе завтрак. С кем-то, кто будет принимать тебя таким, каким ты всю жизнь был, без всяких иллюзий, и ты бы был счастлив! Но ты не счастлив. Ты в норме. Но не счастлив. И прекрасно осознаешь, что и не будешь. И это тоже норма.

Ты собираешь себя. Из чего? Из того, что можешь сам предложить себе в пустой квартире Занимай себя сам, решай все сам. Ты хочешь есть, но не будешь, зачем? Ты выпьешь кружку невкусного чая за 40 рублей с утра, и пока что этого хватит. Надо что-то придумать на этот долгий день. Он слишком долгий, потому что ты не спишь. Почти не спишь. Каждое утро тебе кажется, что очередной трактор реальности прошел по тебе с первыми лучами солнца, и ты ненавидишь это самое глупое солнце. Оно дает сигнал для того, чтоб твой организм вставал, а ты еще не спал. 4 утра. 5 утра. 6 утра. И это мучительное перечисление цифр не прекращается до 11. Потому что в 11 твоя совесть уже не может разрешить себе спать, это слишком, все остальные уже на работе, и только ты один, аки царь, лежишь в своей кровати. Это неправильно. Но кто завел эти порядки? И мысли каждое утро бомбардируют твое сознание, хоть оно еще не готово принять вообще что-то. И каждое утро тебе просто стыдно за то, что ты ведешь свою жалкую жизнь, впрочем, как и все остальные люди, но не так, как принято. И этот факт каким-то непонятным образом тебя тревожит. И от этой тревоги некуда деться. Ты тешишь себя иллюзиями, что твоя жизнь не такая, как у всех, она идет по особенному пути! Ты вырвался из этой цепочки дом-офис-дом, ты сам себе хозяин. Но где? В тот самый момент, когда тебя тошнит от твоей геркулесовой каши по утрам? Или в тот момент, когда ровно в час дня твой организм хочет спать, и ты закидываешься кофе, чтоб только иллюзорно создать то чувство работоспособности, которое и не нужно для твоей работы?

Все тлен. Все тлен. Все оно и то же. Работал бы ты в офисе. Работал бы ты дома. Нужно работать. Это угнетает. Это не то, что ты хотел, будучи ребенком, мечтая под своим одеялом ночи на пролет. Это именно то, чего ты не хотел, чего ты хотел избежать всеми усилиями, но, как обычно, не вышло. И ты смиряешься. Человек – как крыса, может вынести почти все... почти все...

Вот и выносим, может, даже не подозревая об этом. Но каждый, беря в руку бокал вина дома вечером в полной тишине поймет, что это совсем не то, этого не должно было быть, и этого просто нет. Я сплю. Я сплю. Это все мне кажется. У меня нет кредитов. Я не беру чеки в магазине, чтоб попытаться свести свой доход со своими расходами. Нет, это не про меня. А сам каждое утро выгребаю кучу чеков, которые по какой-то странной необходимости начал брать в магазинах, в попытке понять, куда утекает моя жалкая зарплата. Но я не признаюсь себе в этом. Этого не существует. Как и нет хозяйки квартиры, которая каждый месяц 28 числа выманивает у меня деньги за эту квартиру, которая, честно говоря, стоит дешевле, чем я плачу за нее. Не существует и моего балкона, чья стенка настолько низкая, что только перевесившись через нее с моего 10 этажа, меня не станет. Нет ничего. И меня нет.

Существует лишь красивая однокомнатная квартира с белыми стенами, с полным холодильником, с чистой раковиной, и с кем-то живым, кто рядом. Всегда.

Наконец я встал с кровати. Было уже начало двенадцатого. Надо было сделать очередную попытку сказать «привет» этому мерзкому миру, завязанному на одно и том же.

Когда у тебя нет телевизора, случается страшная вещь: тебе приходится самому выбирать, что смотреть. А если ты живешь один, то это становиться навязчивой мыслью: тебе нужен фон, тебе жизненно необходимо, чтоб что-то в квартире создавало звуки. Если их нет, то начинается паника. Самая настоящая паника, которая даже не похожа на одиночество. Она похожа на то, что ты внезапно потерял слух, все молчит, все пугает. Хлопнула дверь в коридоре – для тебя это событие вселенской важности, ты бежишь в коридор, чтоб посмотреть в глазок. Ты видишь, что мужчина в мотоциклетном костюме и в шлеме проходит мимо твоей двери. А как только ты посмотрел в глазок, он замечает тебя и начинает яростно вырывать твою дверь, как будто ты его злейший враг. Ты, насколько тебе позволяют силы, пытаешься удержать ее за жалкую ручку, но она поддается твоему противнику все больше и больше. Ты думаешь, что это твои последние минуты жизни. Ты думаешь, что все кончено. Ты просыпаешься.

Так проходит день за днем. Тебе неспокойно. Ты каждый день вспоминаешь, как хорошо было в родительской квартире, где постоянно есть кто-то, хотя бы по вечерам, где есть ужин, который ты игнорируешь теперь, потому что просто некуда девать энергию, полученную от него, иначе ты потолстеешь. Ты вспоминаешь, как там спокойно, хоть, когда был один в квартире, то никогда не открывал дверь незнакомцам. Теперь это приходится делать: тебя уже никто не спасет, например, от штатного электрика или работника ЖЭКа. Ты должен столкнуться с ними сам. Ты один. Тебе нужно со всеми справиться. Ты должен даже им.

Как так вышло? Когда в мире настал этот период? Ты всегда был с людьми, хоть они не всегда тебе нравились. Когда пересеклась эта граница между одиночеством среди людей и полным одиночеством? Ты думал, что ее не существует, что все наоборот станет только лучше. Ты, как царь, будешь жить один, наконец, никто не будет занимать ванную по утрам, никто не будет претендовать на твою конфорку на плите. Но теперь никто не занимает ванную и конфорку, а тебе еще более неприятно, чем было раньше. Когда произошел этот перелом? Ведь сначала все было так классно! Так воодушевляющее! Ты был готов звать друзей в гости каждый день, и они были готовы приходить, но теперь... Теперь ты никого не зовешь. Все твои стремления и надежды постепенно превратились в какой-то пепел от очередной сигареты на балконе. Просто не хочется. Ты знаешь, что даже эти встречи пройдут именно так же, как проходили год и два назад. Ничего нового. Устоявшееся виденье мира. Устоявшееся виденье жизни. Все стали такими же, как ты – скучными, рутинными, одинокими. Хоть сами отказываются это признавать. И ты пытаешься, пытаешься быть не таким, каким стали все остальные, каким не хотел стать ни один из твоих знакомых: сидеть в офисе по 8 часов в истеричном ожидании обеда в час дня. Что это за жизнь? Зачем это? За что мне это?

Раньше было модно мечтать стать космонавтом. В мое время это не прекратилось, ну, касательно меня точно. Мне так хотелось бороздить просторы неизведанного, которые оказались прахом в реальности. Только когда я вырос, я осознал, что в мои года я не улечу дальше нашей орбиты. Брэдбери врал, Лемм врал, Стругацкие врали. Все мне врали с самого рождения. Я их ненавижу и одновременно боготворю. Почему мир так устроен, что им важнее установить демократию в Сирии, чем заселиться на Марс? Мне до сих пор не ясно, когда человечество проебало тот момент, когда оно могло бы стать целостным и сосредоточенным на одной главной мысли. Но это меня уже не волнует. Это стоит назвать юношеским максимализмом, хоть сам Брэдбери мечтал о Марсе, но, видимо, по мнению общества, он был так же глуп, как и я. Этого не случится.

Я все еще в своем утре. Оно не заканчивается и мучает меня. Тошнотворная каша уже готова. Я просто заливаю ее кипятком, чтобы не тратить время, хотя мне некуда его тратить. Я пью чай вместе с кашей. Мне уже хорошо. Желудок говорит, что это нормально, продолжай, детка. Я иду в свою кровать, потому что у меня нет стола. Так и проходит моя жизнь где-то между кухней и кроватью, и это пугает. В кровати я работаю. Это нормально для человека, который не завязан на офисе. Он делает то же самое, но дома...

Цикл перерождения. Никто не говорил, что он будет идеален. Я попал не в правильное время, не в правильного человека. Или это только оправдание? Это оправдание. И ты, и я это знаем.

Я один – и это нормально, мне так говорили, мне так твердили на каждом канале, на каждой тусовке. Мне нужно смириться. Это хорошо, что мне не нужно воспитывать чужого ребёнка, что не нужно думать о чужой страховке на машину, хоть у меня нет прав. Я свободен! Но я отчетливо понимаю, что в своей свободе я менее способен к чему-то, чем те же самые люди 5/2 в офисе. И это пугает.

Люди считают, что свободное время – это чудесно. Это время можно потратить на то, что стоит, у каждого по-разному. Кто-то потратит на семью, кто-то на творчество, кто-то на друзей в парке, и это будет важно! Но вот в чем проблема: если у тебя много свободного времени, то не факт, что у «твоих» людей оно есть. Из-за этого приходится подстраиваться. А тогда твое свободное время автоматически расширяется до неизмеримых пределов. Ты-то готов всегда, всегда пойти куда-то, побежать, поехать, неважно, но другие... Они в капкане ином. Они в капкане графика. Но и твоя ненормальная работа накладывает на тебя отпечаток ненормальности, что отпугивает людей. Ты готов гулять день напролет, но ночь – работа. Этого не понимают. Они готовы смириться с нормальным расположением дел, но как что-то выходит из рамок, так появляется страх. Какой-то внутренний страх, что человек, не работающий по стандартному графику, способен внести какую-то реструктуризацию в обычное течение жизни. Он по-настоящему пугает. Его решения не должны находить отклик у кого-то, так как это ненормально, это не укладывается в обычное повествование. Это просто-напросто не нужно.

День, нужно сосредоточиться на дне. Так, сегодня. Чудесный день. Пасмурный, за окном валит снег. Не выйду сегодня на улицу. Боюсь потрогать снег. Он тоже умрет от соприкосновения со мной. Ты хочешь почувствовать всю нежность и легкость этого откровенно странного состояния воды, но только ты решил пойти на контакт, как момент исчезнет. И снег, этот до неприличия белый снег, обречен стать прозрачной бессмысленной водой. Докатились, меня огорчает даже снег. Точно останусь дома, не хочу ему мешать существовать.

Листаю новостную ленту. Ничего особенного в этот день пока не случилось. Все войны успешно продолжаются, все политики успешно едят омаров на обед. Когда я успел заблокировать сообщения? Наверное, это к лучшему сегодня. Нужно сделать с телефоном то же самое. А под пледом хорошо. Приятная иллюзия домашнего тепла.

Какой извращенец придумал добавлять блестки в потолочные обои? Какое-то непотребство. Моя муха, наверное, считает, что она каждый день на дискотеке со светомузыкой. И вот опять она нарезает свои круги в своем перевернутом мире моего потолка. Сегодня она ленивее, чем обычно. Заболела? Не хотелось бы, чтоб она меня покинула. Она кажется мне веселой и ненадоедливой. Надо будет обратить внимание на ее поведение.

Не заметил, как прошло три часа. Что я делал? Я не помню. Я хотел вынести мусор, точно. Я встал, пересек семь метров квартиры. Хм, я его уже вынес. Еще бы вспомнить, когда это было. Снег не прекращается. Сумерки начинают набирать свою силу. Скоро все пойдут по домам со своих работ. Счастливые. Их будет накрывать нескончаемый поток снежинок, который серебрится под светом желтых уличных ламп. Вышло какое-то детское описание, но оно точное. Только это и важно – блеск и падение.

Я просидел у окна с чаем как-то слишком долго, не знаю, почему, мне показалось это важным. А теперь в голову лезет все неважное. Желудок намекает, что от одного чая он не особо счастлив. А мне самому не хочется ничего есть. Я как обычно уставился в холодильник, там даже есть продукты. Но не могу заставить свою руку хоть что-то из него достать сегодня. Я бы хотел съесть торт «Муравейник», но я же его не съем, а выброшу больше половины. Угостить бы кого... Мама готовила мне его на каждый день рождения. Эти самые дни рождения сильно переоценены. На самом деле – это жуткий день. Я только могу представить, как мучилась каждая мать, производя на свет очередное потерянное в будущем в этом мире дитя. Они – матери – уверены, что их ребенок станет самым счастливым, самым хорошим, самым талантливым, гордостью рода. А проходит двадцать лет, и эта самая гордость рода берет три литра пива себе на ночь, стараясь заснуть и не думать о том, что мама была неправа, что все ее попытки создать кого-то настоящего и хорошего провалились. Хорошо, что она об этом не знает. Никто не хочет расстраивать своих мам тем, что они не стали кем были в их мечтах.

Я продолжаю лежать в кровати с ноутбуком; как хорошо, что уже стемнело, значит, скоро будет незазорно лечь спать и закончить этот день. Наконец. Я врал сам себе, что этот день чудесен. С точки зрения погоды, здесь природа, конечно, постаралась. Но вот с точки зрения меня, все-таки, лучше побыстрее бы спать.

Звонок в дверь. Что произошло? Я кого-то затопил? Я кому-то не отдал долг? За что мне это внезапное вмешательство? Что мне делать? Открыть дверь или затаиться и сделать вид, что дома никого нет? Я могу. Свет-то я не включаю в квартире, значит, свет через глазок никому не виден. Я могу затаиться. Зачем звонят еще раз? Может, что-то важное? Открыть? Да кто же там такой настойчивый. Ох, как страшно смотреть в глазок. Надо выдохнуть и повернуть ключ. Давай на счет три.

Я открыл дверь.

- Привет!

- Привет... - смущенно протянул я и перевел взгляд на ее руки, она держала «Муравейник».

- С Днем Рождения! Я войду?

- Входи.

А на самом деле мне было плевать.