Тина. 2023
Я очень счастлив!
Тебе почти сорок лет.
У меня есть время.
Какие у вас даты отпуска?
Есть телефон?
Ты не устал?
На столе ключи от машины.
Это катастрофа!
Ему повезло!
Вы женаты?
У них есть машина.
Это важные встречи.
Это 2 декабря.
Хм, у нас все хорошо!
Перевожу предложения с немецкого из учебника, который взяла в библиотеке. Слишком просто. Лучше перейду в раздел «Продуктовая корзина», там-то и начнутся настоящие испытания. Прошел месяц с тех пор, как Матвей обещал сводить меня к себе в гости и познакомить с родителями. Увы, до сих пор этого не случилось. Он то ли забыл, то ли его мать так и не заключила сделку и бродит где-то в обтягивающем костюме по отстроенным коммерческим помещениям вместе с несговорчивыми клиентами. Я не возражаю. Не горю желанием встречаться с этой женщиной и её стереотипами о «неудобных генах».
Ровно месяц назад после просмотра рекламы я взяла себя в руки и написала в «Генетрикс»: «Хочу заказать услугу поиска родственников по ДНК». Меня всё ещё подергивало от нашего разговора с Матвеем. От его «эмпатии» и колкого замечания, которое он попытался скинуть на свою мать. Я была готова распрощаться со своей Ахиллесовой пятой навсегда. Больше никаких мучащих вопросов: а кто они? Хорошо ли у них было в школе с математикой? Любили ли они друг друга? А почему они меня бросили? А почему, а почему...
Результат будет готов через месяц.
С заботой о вас,
команда «Генетрикс»
Я ждала день-два, ждала неделю, представляла, что моя мать стала актрисой, а мой отец умер в вооруженном конфликте в Южной Осетии или наоборот. Там как раз было близко к родине Давида. Я представляла, как встречу их и обо всем спрошу, стану спокойно спать, и даже, может, прощу Давида за то, что он запрещает мне расспрашивать о моем происхождении. Я представляла их кем угодно, даже парализованными наркоманами, любой ответ принесёт облегчение, когда ты ждешь его 6 лет изо дня в день. Я уже устала ждать.
Месяц спустя мне пришел результат. Ну как результат... Они не нашли моих родственников и даже не предложили вернуть деньги. Вместе этого дали скидку на тест «Геном вашего питания», но меня как-то мало интересует, почему я люблю клубнику и так быстро напиваюсь. Найти своих родителей – это всё, чего я хотела. Но видимо мне не суждено закрыть этот гештальт никогда.
Если бы меня удочерили в России, можно было бы уговорить Давида и Беату написать согласие на раскрытие тайны и сходить с ним в ЗАГС. Где-то читала про такое. Но я родилась по документам в Туркменистане, и «Генетрикс» был моим единственным шансом, так и не оправдавшим надежды. Если я еще раз увижу рекламу: «Мне только что позвонили и сказали, что у меня есть двоюродный брат в Нью-Йорке с такой же фамилией. Я собираюсь полететь туда на следующей неделе и встретиться с ним впервые», – я попрошу Беату перестать оплачивать телевидение. Не хочу, чтобы мне каждый раз напоминали, как меня развели на десять тысяч рублей.
Почти все свои покупки я оплачиваю с карты Давида, и ему приходят эсэмэски обо всех транзакциях. Чтобы он не узнал, зачем я потратила такую большую сумму в непонятной частной лаборатории, и не задавал лишних вопросов, мне пришлось залезть в копилку, куда я откладываю стипендию. Там совсем немного денег, и обычно я их берегла для подарков родителям. Минус 10.000 рублей, на которые я могла бы купить запонки Давиду или парфюм для Беаты. Вместо этого я получила огромное зияющее ничего.
Я сижу среди микроскопов в тесной лаборатории при биологической кафедре. Мне нужно следить за тем, как проходит эксперимент для моей курсовой работы. К счастью, я выбрала тему, для которой не нужно возиться с реактивами. Лаборатория служит для меня лишь уединенным помещением, куда можно водить студентов по вечерам и заставлять их... Всего лишь слушать музыку и бинауральные ритмы, или иначе звуки разной частоты. Найти моего последнего подопытного кролика мне помог Матвей. Сидящая передо мной Катя – девушка его одногруппника. На ней надет пульсометр и наушники, и, кажется, она помирает со скуки. Целых полчаса нельзя скролить ленту и чатиться с подружками. Именно поэтому за каждым участником мне приходится следить во все глаза. Зато выходят они из лаборатории просветленные, как после буддийской медитации, и с зачетом по БЖД – я договорилась с преподавателем.
Ещё чуть-чуть и я буду свободна. Катя – мой подопытный кролик под номером 130. Красивое число, на котором я решила остановиться. Мне осталось дописать заключение и переслать работу научному руководителю. Вся сессия сдана автоматом, я могу делать глубокий выдох. Матвей уже устал слышать мои бесконечные «мне надо учиться», «мне надо писать». Его самого подобные вещи мало волнуют. Он уже давно вместо написания диплома занят поиском нашего любовного гнездышка в Кельне на «AirBnb». А я даже не решаюсь открывать ссылки, которые он мне присылает. С каждым объявлением я как будто всё дальше и дальше отдаляюсь от дома и приближаюсь ко взрослой жизни, к которой пока не готова. К жизни, где нужно оплачивать счета, варить макароны и выяснять, чья очередь выносить мусор. К счастью, это не так страшно, если рядом будет он. Когда я отошла от шока после сюрприза Матвея, я поняла, как мне повезло. Последнее время моя жизнь – это череда джекпотов. Если не считать пресловутый «Генетрикс». Только достойна ли я такого большого куша?
Я убираю в сумку свой учебник по немецкому и достаю разноцветные карточки для теста Люшера. Заодно проверяю, не заснула ли Катя. Её пульс записывался всё это время на мой ноутбук, подключенный к прибору. 60 ударов в минуту. Меня это радует – она не испортит статистику для моего исследования про благоприятные воздействия бинауральных ритмов. Опыт почти закончился, Катя снимает наушники.
Я раскладываю перед ней карточки с разными цветами и прошу выбирать наиболее понравившиеся. Хотите верьте, хотите нет, но этот метод правда отображает эмоциональное состояние человека вполне достоверно.
– Вот этот классный, недавно купила платье такого же цвета. Мне идет? – она хватает карточку и подносит к лицу.
Она выбирает синий. Это хороший знак. Надеюсь, дело не только в платье.
– Очень даже. Пойдешь в нём на выпускной? – говорю я и тут же мысленно ругаю себя, во время теста нельзя разговаривать.
– Я только на третьем курсе, ты чего? Или я старо выгляжу? – кокетничает со мной без одного года выпускница.
– Я про выпускной у юристов. Твой парень же... – тщетно пытаюсь вспомнить его имя, – в этом году заканчивает, как и мой Матвей.
Она выбирает желтый – цвет сомнений. Пульс учащается. Кажется, я всё запорола.
– То есть ты туда идешь? – с опаской спрашивает она.
Не уверена, что ей хочется услышать мой ответ.
– Да, – жалею тысячу раз и добавляю. – Как плюс один.
Она выбирает черный. Черт.
– Я так и знала, – Катя вспыхивает, как спичка, от кокетства не остаётся ни следа. – Он мне ни черта не сказал. Какая же я дура.
– Может, забыл, списки еще не закрылись, – я пытаюсь как-то исправить ситуацию, но она уже разъяренно срывает с себя пульсометр.
– Забыл, что у него есть девушка? Вадим мне на днях плакался, как ему жаль проводить этот вечер без меня. Пыль в глаза напустил, а сам будет клеиться к однокурсницам напоследок. Ну почему? Почему я это терплю, – её ярость сменяется рыданиями.
Никогда не думала, что одно мое слово сможет поднять пульс человека на 60 ударов. Лучше бы и не узнавала. Я сижу в растерянности. Еще минуту назад я даже и близко не могла предвидеть, что невинный разговор о платьях сможет привести к такому потопу в лаборатории. Её слёзы капают на цветные картонки, а я не могу решить, сначала убрать со стола, а потом успокаивать Катю или наоборот.
Катя рыдает на моем плече, я выбрала её. Я лепечу что-то бессвязное: «Вы поговорите, всё образуется», – хотя сама в этот бред не верю. В глаза не видела этого Вадима, но уже потихоньку начинаю его ненавидеть. У Кати мягкие шелковые волосы, их приятно гладить рукой. Меняю тональность утешительных слов: «Да кому он нужен, за тобой очередь стоит из тех, кто рад бы был позвать тебя плюс один». Она отодвигается от меня и машет ладонями, как веером, чтобы высушить слезы, а я пытаюсь посмотреть, не отпечаталась ли её туш на моей футболке.
– Ты права. К черту его.
Я испытываю облегчение, но потом смотрю на часы, и беспокойство снова накатывает на меня. Уже перевалило за 7 вечера. Я опаздываю на встречу с Матвеем. Судорожно достаю телефон, чтобы вызвать такси. Ожидайте 3 минуты.
У меня почти не остаётся времени на любезности, но я всё равно тараторю «спасибо, ты мне очень помогла» и абы как запихиваю в сумку ноутбук с бумагами. Мы забыли в конце провести испытание на стабилографе, да и фиг с ним. Сто тридцатый опыт можно вычеркнуть, красивого числа не будет.
Отношу ключи от лаборатории вахтерше, и она мне что-то кричит в след про задержку. Я тысячу раз извиняюсь, не слушая её, и выбегаю наружу, где меня обнимает теплый летний вечер. Зачем-то у меня с собой свитер, повязываю его вокруг плеч. Я так много зубрила, что не заметила, как наступил июнь. Жаркий и ненасытный. Серебристый «Датсун» уже заждался меня у ворот, и я в него залезаю.
– На Петровку? – спрашивает меня женщина-водитель.
Давид разрешает мне ездить только в женском такси. А до того, как оно появилось в Москве, вовсе не отпускал кататься в одиночку. Иногда меня сводит с ума его гиперопека.
– Ага, – отвечаю я неуверенно. Впервые еду к этому пункту назначения.
Когда я познакомилась с Матвеем, Москва перестала состоять для меня из трех точек: дома, университета, спортивного зала. Он вырвал меня из этого бермудского треугольника. Теперь этот город как разрастающийся мицелий. В нем постоянно появляются новые люди, новые места, о которых я никогда не подозревала.
Я росла отшельником. Даже социальных сетей у меня не было до 17 лет. Ни погони за лайками, ни сообществ а-ля «Типичная Анорексичка», никаких отвлекающих факторов от становления правильной девочкой. Вместо того, чтобы рассматривать картинки, я жила в режиме «учеба-спорт». «Занимаешься спортом – отдыхает голова. Занимаешься учебой – отдыхает тело», – говорила мне Беата, собирая на тренировку, когда я жаловалась, что устала в школе. Если пытаться повторить в домашних условиях, можно сломаться. Но если ты в этих условиях родился, неспешная праздная жизнь – мука. Я не знаю, чей это выбор. Мой или родителей. Я не помню. Но теперь я не могу по-другому. Матвей всё старается меня поменять, сделать нормальным человеком, который ходит на тусовки, веселится и ни о чем не думает хотя бы раз в неделю. Однако его первая попытка вывести меня в люди увенчалась неудачей.
Год назад он привел меня в чью-то огромную квартиру на Китай-городе. Несмотря на внушающие размеры, помещение было заполнено доверху дымом и студентами. Я ощутила себя будто в опиумной курильне из «Однажды в Америке». Не сильно люблю этот фильм. Когда Матвей ушел здороваться со своими многочисленными знакомыми, толкающимися возле стола для пинг-понга, ко мне незаметно пробралась девушка в ярком топике с высоким прилизанным хвостом.
– Кажется, я тебя вижу впервые, – в её голосе звучало не дружелюбие, а скорее подозрительная нотка, будто она сверилась со списком гостей и поняла, что я пришла без приглашения.
– В Москвы живет 13 миллионов. Не удивительно, – попыталась я сострить, но это не оценили.
– Я тебя здесь вижу впервые, – продолжала она упорствовать, а мне уже хотелось рвать когти.
– Меня позвал Матвей Таранов. Я с ним.
– Матвей? – она сделала шокированное лицо. – Он никогда о тебе не рассказывал, и давно вы везде вместе ходите?
Девушка в топике успела задать еще парочку каверзных вопросов, пока меня наконец не спас виновник моего пребывания в этом жутком месте. Я так и не выяснила причину повышенного интереса к своей персоне со стороны Марго (только так можно было называть её, никак не Ритой), но уже тогда подозревала, что между ней и Матвеем когда-то была интрижка. Сам же он в этом мне никогда не признавался.
– Включить кондиционер? – спрашивает таксистка, смотря на меня в зеркало заднего вида.
– Нет, нет, спасибо. Я лучше приоткрою окно. Там такая погода, – отвечаю я и нажимаю на кнопку, чтобы опустить стекло.
– Согласна с вами. Июньский вечер, в это время я начинаю жить, – она продолжает меня разглядывать через зеркало, пока мы стоим в пробке. – Вы не снимались в кино? У вас очень знакомое лицо.
– Только если в прошлой жизни, – шучу я, но она воспринимает мою реплику всерьез.
– Вполне возможно. Я увлекаюсь регрессологией.
– Чем-чем?
– Воспоминаниями о прошлых жизнях. Вот, держите визитку, – она вынимает из бардачка небольшую фиолетовую карточку. Фиолетовый – цвет магического слияния.
Я благодарю за визитку. Часовая консультация – пять тысяч рублей. За такие деньги я хоть в бездомном разгляжу президента Линкольна. Но её маркетинговый ход меня восхищает.
– Вам могу сделать скидку, – женщине не давало покоя, что она может упустить клиента.
– Я подумаю, – пытаюсь отказать максимально вежливым тоном.
Почему все вокруг хотят содрать с меня деньги? Неужели я так наивно выгляжу. Выхожу из машины и ныряю в арку. Мне приходится немного побродить по двору, прежде чем я нахожу неоновую вывеску бара «Spootnik», где мы встречаемся с Матвеем и его приятелем, который страстно желал познакомиться со мной и похвастаться перед Матвеем своей новой подружкой.
Я спускаюсь в подвальное помещение, которое, надеюсь, не принадлежит Синей Бороде. Открыв дверь каморки, я не нахожу ни трупы бывших жен, ни лужу крови, как это было в сказке. Приглушенный свет, винтажная мебель. В старом музыкальном автомате играет пластинка с джазом. Никто не шумит и не обливает полы пивом. Такая атмосфера мне по душе. Ищу глазами Матвея и нерешительно подхожу к столу, за которыми меня как будто уже перестали ждать.
– Привет!
– Мне, пожалуйста, что-нибудь с Бурбоном и апельсиновым битером, если можно, – говорит Матвей, делая вид, что принял меня за официантку.
– Очень смешно, – фыркаю я, – мне очень стыдно за свое опоздание, но сегодня всё пошло не по плану, – пытаюсь я оправдаться. – Я Тина.
На столе уже скопилось несколько опустошенных коктейльных бокалов. Видимо веселье началось задолго до моего прихода.
– Я Аня, – весело произносит девушка, сидящая напротив.
Матвей уже успел рассказал мне немного про неё. Аня переехала из Санкт-Петербурга, чтобы учиться на журфаке в московском университете. Как по мне: шило на мыло. Но истинные причины никому не известны. Из Питера бегут только от людей или ради людей. Или, может, её убедили, что в Москве журналистская школа гораздо сильнее, кто знает.
Она красит волосы оттеночным бальзамом цвета персик, который уже немного смылся. На шее висят бусы из пластика, на пальцах – кольца, почти на каждом, на некоторых даже по два. Ощущение, что она залезла в мамину шкатулку перед выходом и нацепила всё, что там было. Однако признаю, эти украшения гармонируют с её незаурядным образом. Она не гнушается ярких цветов в отличие от меня: я практически всегда в чёрном или белом, но вовсе не потому что я такая деловая, я просто не разбираюсь в других сочетаниях. А еще я ношу джинсы-скинни, что автоматически исключает меня из сообщества модниц в 2023 году.
– Антон, – говорит анин молодой человек и протягивает мне руку для рукопожатия.
Очень по-европейски.
– Ты мне кого-то напоминаешь.
– Не поверишь, но полчаса назад мне уже это говорили. Тоже думаешь, что я похожа на актрису? – улыбаясь спрашиваю у своего нового знакомого.
Он мотает головой. Мы смотрим друг на друга, и я узнаю его. Если разделить всех мужчин на 20 категорий, Антон будет в одной с Джастином Лонгом. Тот самый актер-брюнет, который часто играет хороших парней в романтических комедиях. Он не обладает конвенциональной красотой, отчего всегда вызывает больше доверия.
Его лицо всплыло на поверхность из глубин моей памяти. Того периода жизни, который я бы хотела забыть. Мы вместе учились в СОШ, где меня обзывали Оливером Твистом и презирали за деньги моих родителей. Где мне разбивали телефоны под предлогом: «А что, разве новый не купят?». Где мои жалобы игнорировали учителя. Где директор при всех унизила меня за то, что я перевожусь в лицей для вундеркиндов.
Антона я видела только издалека. Вот он идет со старшеклассниками по коридору, громко над чем-то смеясь. Вот он в форме баскетбольной команды на другом конце спортивного зала. А вот с ним ругается одноклассница, которой он не прислал валентинку по почте Купидона. Мне даже в голову не приходило подойти к нему и о чем-то заговорить. Для меня, восьмиклассницы, он был так же недостижим, как и актеры американских сериалов. А потом он закончил школу. Я перевелась в частный лицей. Мы никогда не пересекались. Прошло 5 лет, и он передо мной. Я отвожу взгляд. Ох, лишь бы он меня не узнал.
– Энтони целый год пропадал на Байкале. Что ты там, говоришь, делал? – интересуются Матвей, чтобы ввести меня в курс дела.
– Участвовал в волонтерской программе. Экологической.
– Видишь, человек ездит за тысячу километров, чтобы бесплатно собирать мусор, – мой парень поворачивается ко мне, чтобы снискать одобрение своим подтруниваниям.
– Вообще-то не бесплатно, все волонтеры должны платить вступительный взнос.
– Значит ты еще и деньги за это платил? С ума сойти, – говорит Матвей и опрокидывает уже третью стопку с текилой.
Мне не вывезти этот вечер на трезвую голову. Я заказываю самый крепкий коктейль из барной карты. После обеда прошло часов 5, я моментально должна опьянеть и отключить свою накатывающую тревогу. К сожалению, без вреда для здоровья это сделать не получится. Как же меня угораздило не придумать хорошее оправдание, чтобы отлынить от этого двойного свидания... Плохо. Очень плохо.
– Если бы не мусор на Байкале, мы бы никогда не встретились, – говорит одурманенная Аня и обвивает руками его шею. – Я пригласила Антона на подкаст рассказать про волонтерство, – делает торжественную паузу и добавляет. – И теперь мы вместе.
Она поворачивает его голову к себе и начинает жадно целовать. Будь атмосфера бара более шумной и развязкой, она бы давно запрыгнула на него сверху и напрочь бы забыла о нашем существовании. На её правой руке 6 колец, я посчитала. Матвей бросает на меня затуманенный взгляд и шепчет на ухо: «А почему ты так не делаешь?». Издаю смешок. Я не знаю, что на это можно ответить. Потому что я родилась в смирительной рубашке? Потому что родители мне так и не наняли репетитора по эмоциями? О каких публичных ласках может идти речь, когда даже посмеяться приходится себя заставлять. Я заказываю пару шотов, чтобы немного раскрепоститься и сказать хоть полслова за оставшийся вечер.
Окружающий меня мир растекается, как часы на картине Дали, и растворяется в рюмке текилы. Я еще могу фокусироваться, но скоро потеряю эту способность. Внутри тепло. Они болтают о чем-то своем, Аня обещает записать с нами подкаст:
– Вы все такие классные. Клас-с-сные, – говорит она, заплетающимся языком. – Зову всех на подкаст!
– Могу рассказать, как я испоганила своё исследование и как профукала 10.000 рублей, – уже в бреду предлагаю я, а потом осекаюсь.
Меня немного отрезвляет. Еще не хватало рассказывать на весь университет, что меня подбросили родителям в корзинке для пикника. Был бы на мне пульсометр, он бы точно насчитал сто ударов.
– И как же? – интересуется Аня.
– Заказала тест в «Генетрикс». Оказалось, развод на бабки, – в голове прокручиваю, как бы можно было вывернуться, чтобы не раскрывать детали.
– Что-то знакомое. Это у них в рекламе: «Я нашла дядю в Нью-Йорке и уже завтра лечу к нему»?
Меня спасает Антон. Или наоборот потопляет.
– Я вспомнил, – перебивает он меня. – Вспомнил, где я тебе видел. Тебя совсем не узнать с этой прической. Глаза. Другой человек.
– Я покрасилась в старших классах.
Этот разговор зашел слишком далеко. Я вычеркнула из своей жизни всех, кто был знаком с белокурой Тиной, не похожей на своих родителей. Приемной.
– Да-да, раньше были белые. Как у той девчонки, – Антон показывает на посетительницу за соседним столиком.
– Ого, – искренне удивляется Аня, – кто станет перекрашивать пепельный блонд?
Я стану. Это рецессивный признак. У меня такого быть не должно. У меня должен быть самый темный оттенок черного. Черный – это абсолютный конец и начало.
– Who knew, – добавляет слегка шокированный Матвей.
Не успеваю я посмеяться над риторическим вопросом Ани, как Антон спрашивает:
– Ты нашла их?
Я пытаюсь состроить недоумение, чтобы увильнуть от ответа. Но я понимаю, о чем он. Земля уходит из под ног. Он знал про мое существование, когда я была восьмиклассницей. Возможно, никогда не слышал мое имя, но он знал, что я приемная. Слышал, как меня обзывали в коридоре. Я почувствовала себя той тринадцатилетней девочкой, которая стыдится своего существования. Меня вдруг вытащили из реальности и поместили за парту, где передо мной лежит пенал, исписанный всякими гадостями. Кто знает, как бы я отреагировала на эту новость во взрослом возрасте, но в 13 мир вокруг меня был разрушен.
Я давно пытаюсь себя убедить, что говорить на эту тему со взрослыми образованными людьми не зазорно. Они абсолютно адекватно воспримут эту информацию, но я все равно боюсь. Вжимаюсь в кожаный диван и пытаюсь перестать так испуганно бегать глазами.
– Ну тест ты свой сдавала. Что-нибудь нашлось?
– Нет, там совершенно пусто. Деньги, выкинутые на ветер.
– Я смотрела документалку про врача. Так вот, благодаря этому тесту выяснилось, что у него есть тысяча детей. Тысяча! Он работал в центре ЭКО. Узнать, что у тебя есть тысяча сестер гораздо хуже, чем никого не найти, – спасает меня Аня своими интересными фактами.
– Кошмар, это ж каждый день их нужно поздравлять с днём рождения. По три раза минимум, – как всегда острит Матвей.
– Точно. Вот это беда...
Бар все больше заполняется людьми. Постоянно хлопает входная дверь, а я пялюсь в меню, где буквы все пуще расплываются с каждым глотком текилы. Я будто сижу под стеклянным куполом, голоса моих спутников доносятся лишь издалека. Незаметно к нашему столу подходит трое человек, их лица кажутся знакомыми, но нет, я не видела их в кино. Конечно, это друзья Матвея, одни из многих. Оказывается, их целая компания, они заняли столик в другом конце зала. Когда я спускалась в подвал, это место не казалось мне таким популярным. Или, может, круг общения Матвея настолько обширен, что он встречает знакомых даже в самом не примечательном заведении.
– Я молниею, – говорит он так четко, что слышны зигзаги.
«Мол-ни-е-ю», – повторяю я про себя. Не уверена, что в таком состоянии я смогла бы выговорить это слово вслух. Раскатом грома на меня накатывает тошнота.
– Я подышать, – произношу в пустоту.
Через минуту я оказываюсь в том же дворе-колодце, в котором была пару часов назад. В баре не было окон и нельзя было проследить, как наступила ночь. Черная, как экран потухшего телефона. Только неоновая вывеска тускло освещает окружающее пространство. Я шатаясь пытаюсь набрать адрес своего дома в приложении такси.
Внизу хлопает железная дверь, и в темноте я разглядываю искру зажигалки. Это Антон, я смогу через него передать Матвею, что ухожу. Я радуюсь этой мысли, но в то же время ещё быстрее хочу свалить.
– Будешь, – говорит он и протягивает мне открытую пачку «Лаки Страйк».
Я качаю головой.
– И зря, минус на минус дает плюс. Это тебя отрезвит.
– Я биолог. И я могу сказать, что это так на работает.
– А как работает?
– Сигареты возбуждают базальный центр. Бодрят, а не отрезвляют, – начинаю ругать себя за то, какая я зануда даже когда набралась. – А где Аня?
Его сигарета уже наполовину превратилась в столбик пепла.
– Болтает с кем-то. Я хотел вот о чем с тобой поговорить.
Я стараюсь максимально скрыть снедаемое меня любопытство и резко выпаливаю:
– У нас есть всего 5 минут, – показываю телефон с приближающейся машиной на экране.
Мне предоставляется шанс разглядеть его в полный рост в неоновом свете вывески. Он одет по фигуре, но не по-модному, без претензии. Рубашка в клетку, темные джинсы, старые кеды. А лицо всё то же, что и 5 лет назад, только со взглядом на тысячу ярдов.
– Нам хватит. Я могу тебе помочь с поиском родственников, – говорит он и сильно затягивается до фильтра. – У моего отца есть доступ в ЭКЦ. Он следователь.
– ЭКЦ?
– Экспертно-криминалистический центр. Лабу, в общем. Там есть большая государственная база ДНК. Я могу пробить твои образцы, вдруг найдутся совпадения. Точнее не я, а он.
– Разве это не рискованно?
– Отец мне должен. Для себя мне ничего не надо. Другое дело – помочь хорошему человеку с тем, что ему действительно важно.
– Почему хорошему? Мы же едва знакомы.
– Человек по умолчанию считается хорошим, пока он не сделал плохое.
– Значит у меня ещё все впереди, – шучу невпопад и переминаюсь с ноги на ногу, – Но я... Я согласна.
– И чтобы никого не подставлять, пусть это останется между нами.
Машина уже подъехала, я даже забыла сказать, чтобы он передал Матвею о моем уходе. Некрасиво получилось. Пишу эсэмэску: «Стало дурно и вызвала такси. Целую. До завтра». Сообщение оставалось непрочитанными до конца моей поездки, но я думала не об этом. Я думала о том, что моя жизнь – это череда джекпотов.