Кровавый финал
Утро вломилось в дом с мертвой, предательской тишиной, которую разрезал едкий, металлический запах крови, пропитавший воздух, словно ядовитый туман. Дом, еще вчера сверкавший лоском и уютом, теперь лежал в руинах: мебель расколота в щепки, обивка диванов разорвана в клочья, а стены покрыты бурыми пятнами, будто кто-то выплеснул на них ведро густой, липкой краски. В центре этого кошмара стоял Вася — молодой бабуин, чье тело дрожало от передозировки кофеина. Его глаза, налитые кровью, горели диким, нечеловеческим огнем, а клыки, длинные и острые, как ножи мясника, блестели в тусклом свете утра. Он больше не был просто обезьяной — он стал демоном, вырвавшимся из ада, чтобы утолить свою жажду разрушения.
Светлана, с растрепанными волосами и безумным взглядом, металась по комнате, пытаясь спасти свои драгоценные сумки Birkin — эти кожаные идолы ее тщеславия, за которые она цеплялась, как за последнюю нить реальности. Ее руки, дрожащие от страха, хватали их с пола, но Вася, почуяв движение, резко повернулся. Его морда исказилась в зверином оскале, слюна капала с клыков. "Вася, нет!" — вырвался ее отчаянный крик, и она, схватив швабру, замахнулась, словно рыцарь копьем. Но бабуин был быстрее: с ужасающей ловкостью он прыгнул, его когти вонзились в ее плечо, а клыки с хрустом сомкнулись на ее голове. Кровь хлынула фонтаном, когда он вырвал клок волос вместе с куском мяса и кожи, обнажив белую кость черепа. Светлана рухнула на колени, ее вопль разорвал воздух — пронзительный, животный, полный боли и ужаса, — а Вася, издав торжествующий рев, принялся размазывать ее кровь по стенам, оставляя багровые полосы, словно рисуя карту своего безумия.
Глеб стоял в стороне, прислонившись к дверному косяку, с камерой в руках, его лицо освещала зловещая ухмылка. Он не шевелился, не пытался остановить бойню — лишь снимал, фиксируя каждый момент этого кровавого хаоса. "Глеб, делай что-нибудь!" — кричала Светлана, ползя по полу, ее пальцы цеплялись за осколки стекла, оставляя за собой алый след. Кровь текла по ее лицу, заливая глаза, но она продолжала орать, ее голос срывался на хрип. Глеб же, холодный и отстраненный, смотрел на нее сверху вниз, как на подопытную крысу в эксперименте, который зашел слишком далеко. "Это будет вирусным," — пробормотал он, увеличивая зум, чтобы поймать крупным планом, как Вася, обезумевший от ярости, вцепился в остатки сумки Birkin и разорвал ее на куски, забрызгав стены ошметками кожи и кровью.
Вася, насытившись разрушением, замер посреди комнаты, его грудь тяжело вздымалась, а лапы были перепачканы кровью и грязью. Светлана, скорчившись у стены, стонала, прижимая ладони к изуродованной голове, ее пальцы скользили по мокрой от крови ране. Стены вокруг нее теперь напоминали холст безумного художника — пятна крови смешивались с грязью и клочьями шерсти. Глеб опустил камеру, его взгляд блуждал по разгромленному дому, и в этот момент тишина вернулась — тяжелая, зловещая, пропитанная запахом смерти. Он сделал шаг вперед, наступив на лужу крови, и тихо засмеялся, осознавая, что этот кошмар — его рук дело.
Глеб снимал и ржал: "Вася — король! 10 из 10!"
Игорь ворвался в комнату, сжимая клюшку для гольфа так крепко, что костяшки побелели. Его лицо было перекошено от ярости, глаза метали молнии, а дыхание вырывалось хриплыми, яростными толчками. Услышав крики Светланы и грохот, он не раздумывал ни секунды — его целью был Вася, бабуин, который уже раздирал всё вокруг своими когтистыми лапами. "Щас я его урою!" — рявкнул Игорь, замахиваясь клюшкой с такой силой, будто собирался проломить зверю череп. Но Вася оказался неуловимым: с ловкостью хищника он увернулся от удара, молниеносно прыгнув Игорю на спину. Острые когти вонзились в плечи, а клыки с хрустом впились в ухо, оторвав его одним движением. Игорь взвыл от боли, пытаясь стряхнуть бабуина, размахивая клюшкой в отчаянной попытке достать врага. Его голос, полный ярости и страха, прорезал воздух: "Глеб, твой конец!" — прохрипел он, бросая взгляд на сына, который стоял в стороне. Но Вася не ослаблял хватку, его движения были стремительными и беспощадными, а кровь уже текла по спине Игоря, пропитывая одежду.
Битва стала хаотичной и жестокой. Игорь, шатаясь от боли, пытался сопротивляться, но каждый взмах клюшки становился слабее, а бабуин наносил всё новые увечья. Вася вцепился в его одежду, откусил кусок щеки, обнажив кость, и с рычанием отбросил плоть в сторону. Кровь хлынула ручьем, заливая пол и забрызгивая стены, а Игорь, теряя силы, рухнул на колени. Его руки дрожали, клюшка выпала из ослабевших пальцев, а лицо исказилось смесью ужаса и отчаяния. "Глеб, твой конец!" — прохрипел он снова, но голос уже был едва слышен, заглушённый стонами агонии. Вася, оседлав его, продолжал терзать тело, раздирая кожу когтями и оставляя глубокие рваные раны. Кровавое месиво под Игорем росло, его тело сотрясали судороги, а бабуин, словно одержимый, не останавливался, пока Игорь не затих окончательно, поверженный и истерзанный.
Глеб, сжимая телефон дрожащими пальцами, продолжал снимать, его лицо искажала безумная гримаса восторга, смешанного с ужасом. Камера ловила каждый кадр: Вася, обезумевший бабуин, замер посреди разгромленной гостиной, его шерсть слиплась от крови, а клыки блестели, как окровавленные кинжалы. Внезапно он повернулся к Глебу, и его взгляд — пустой, горящий звериной злобой — пронзил воздух, как нож. Без предупреждения Вася рванулся вперед, его когти с хрустом вонзились в бедро Глеба, раздирая плоть до кости. Кровь брызнула на пол, заливая осколки стекла и клочья обоев, а Глеб, взвыв от боли, рухнул, ползя по липкому от крови полу. "Вася, братан, это перебор!" — прохрипел он, но бабуин, не слушая, с рычанием впился зубами в его запястье. Хруст кости эхом разнёсся по комнате, кисть оторвалась с влажным чавканьем, и Вася, мотнув головой, отбросил её в угол, как ненужный трофей. Телефон, выпавший из рук Глеба, продолжал трансляцию, фиксируя, как тот воет, корчась в агонии, а чат трансляции взрывался: "ХАХА, это постанова?", "Теперь Вася хозяин в доме", "Глеб, не ной, сам макаку привёл", "Топ контент!".
В финале Вася, словно король разрушенного мира, восседал на разломанном диване, вальяжно жуя найденый на кухне банан, чья кожура падала на окровавленный ковёр. Вокруг него лежали тела: Светлана, с изуродованным лицом, скорчившаяся у стены, Игорь, чья грудь была разодрана когтями до рёбер, и Глеб, хрипящий в луже собственной крови, с обрубком руки и разорваной ногой, всё ещё тянущийся к телефону, как к последней надежде. Дом напоминал бойню: стены, забрызганные кровью, пахли смертью, а воздух был густым от смрада потрошеной плоти и пережжённой электроники. Вася, равнодушно чавкая, бросил взгляд на камеру, будто знал, что стал звездой. Стрим оборвался, экран почернел, но чат продолжал кипеть: "Это реал или CGI?", "Продолжение будет?", "Вася — альфач, 11/10!", "Кто заберёт бабуина? Я бы себе забрал" Интернет аплодировал хаосу, не понимая, что стал его соавтором.