14.02. «День психически больных» или «Юрист среди дизайнеров»
Это был обычный день...
Нет, пожалуй, начну я рассказ не с этого. Точнее поправлю себя: это должен был быть обычный день, но, увы, он начинался у нас с репетиции. Дело в том, что вся труппа в будние была занята: пары, работа, и отмазки. Так что наш режиссёр - моя дорогая подруга - собрала нас сегодня в актовом зале, обещая кастрировать или стерилизовать за прогулы. Построила всех и с несгибаемостью сообщила, пока не будет все идеально, никто не уйдёт, ибо она перфекционист. Выглядела она симпатичнее майора Пейна, а его гранату заменял её убойный характер. Одним словом - жесть!
Мне пришлось занять место в зрительном зале, поскольку была не в состоянии сказать ни слова. После похода на спидвей я не только охрипла, но и простудилась. Мне было очень трудно говорить. Ника-режиссёр - её звали Вероника - наблюдала за сценой с задумчивой миной.
Ставили «Гамлета», потому что требовали трагедию. Сценарий и реплики сократили: труппа по уровню интеллекта, по словам Ники, была на уровне зомби. С этими зомби она мучилась второй месяц. Они её бесили, бесилась она, скрывалась на нас с «Офелией». «Офелия» сейчас учила сценарий, положив своё бренное тело на железные стулья, находившиеся в «связке» по трое, а голову - мне на колени. Жаловалась на мою худобу, мол, бедра не подушка, но голову убирать не собиралась.
В это время Ника в который раз останавливала «Гамлета», когда тот начинал читать монолог убитому «отцу Офелии», расплавшемуся за гобеленом, и которого он же и проткнул мечом. Это любимый монолог Ники, естественно после знаменитого «быть или не быть». «Гамлет» был готов придушить её шторкой, заменявшей гобелен, или зарезать бутафорским мечом. Ника растолкала всех, влезла на сцену и зачитала с выражением, мимикой, жестами и громким тоном. Она так все это показала, что даже меня едва удар не хватит, а потом Ника обернулась к «Гамлету».
- Вот как надо! - сказала она с лёгкой одышкой. - Это ангст, его именно так нужно играть.
- Это трагедия, - поправил её на свою голову «Гамлет». - Здесь все умирают, сходят с ума, переживают...
- Это ангст! - уперлась Ника.
- Это жопа! - уперся «Гамлет».
- Это и есть ангст. Ангст - это когда у твоей бабы баба, и она встречается с бабой. Скажи же, жопа! Не могли же они так этот жанр назвать, поэтому подобрали слово немного похожее.
«Гамлет» задумался, я подавила смех и кашель, а «Лаэрт» поддержал моё скромное мнение смешком.
- Не буду с тобой спорить, - согласился «Гамлет», возвращаясь к репетиции.
Спустя пятнадцать минут хождений по мукам с этим монологом, Ника наконец-то! обратилась к «брату Офелии»
- Сообщи ей о смерти отца, - сказала она, но это явно означало «Свалил со сцены, ты выживешь сегодня».
Тот понял её буквально, проорав на весь зал. Видимо он потерял «Офелию» из вида, поскольку она продолжала лежать на моих коленях, а стоящий рядом стол, заваленный бутафорией и стопками со сценариями, закрывал вид.
- Офелия! Твой Ромео убил нашего отца!
- Какой ещё «Ромео»?! - взвыл режиссёр, готовый рвать и метать, а «Офелия», не поднимаясь, притворилась, будто рыдает.
- О нет! Это ужасно! - затем более тихо уточнила: - Мы есть в завещании?
- Нет, - огорчил её «брат».
- О, Боже! Пойду, утоплюсь!
«Лаэрт» снова позади меня хихикнул.
Когда разыгрывали сцену с Йориком, кто-то потребовал от «Гамлета» поцелуй с черепом. С языком! «Гамлет» скривил моську и ответил, что у черепа, раздобытого из кабинета биологии, челюсть заседает, так что ему этот «эксперимент» грозит лишить языка, как гильотина голову.
«Лаэрт» пропустил этот момент, поскольку был занят: он показывал фотки с летнего фестиваля «Офелии». Она не покидала моих колен.
Пришла финальная сцена, сцена сражения Гамлета с Лаэртом. Актёры тыкали друг в друга бутафорскими мечами, а Ника за каждое неверное движение кидала в них леденцы, которые не любила, но любила я.
- О нет! - не по сценарию воскликнула актриса, исполняющая роль Гертруды, матери Гамлета. - Они любьют друг друга!
Оговорка вышла шикарная! «Гамлет» что-то сморозил, а «Лаэрт» начал строить ему глазки. Дело в том, что «Лаэрт» общался с нами - Никой, «Офелией» и мной, - поэтому перенял нашу привычку играть бровями и хитрожопо ухмыляться. Теперь он испытывал эти приёмчики на «Гамлете», доводя актёра до нервного тика.
- Сэр, я буду рад иметь вашу честь, - с ехидством сказал «Лаэрт».
Ещё немного и «Гамлет» начнет от него шарахаться.
- Тогда, целуйтесь, дети мои! - прохрипела я через боль в горле.
«Офелия» тут же «воскресла», то есть, наконец, оставила мои колени, достала из внушительного декольте мобильник и завопила, фоткая их:
- Скажите: «Яой!»...
Истерика началась у всей труппы. Дело в том, что «Офелия» увлекалась слэшем и яоила все, что движется. Я удивлялась, как её парень терпит. Затем вспомнила, что она ему не рассказывала о своих «специфичных вкусах», и выдохнула спокойно. «Гамлет» единственный, кто учился со мной, так что не знал о привычках «Офелии», не то, что остальная часть труппы с отделения «Дизайн». Там собрались немного пришибленные, так что юристу было труднее их понять.
- Катя, заткнись! И ты, ушлёпок, сейчас же прекрати!
Но «Лаэрта» было не остановить. Закончить пришлось раньше, поскольку наш квартет - «Офелия» (она же Катя), «Лаэрт» (он же ушлёпок), Ника (она же «майор Пейн») и я - собирались на фестиваль фэнтези, а Катя намеривалась по дороге к своему парню заскочить.
Я гадала, когда же она расскажет о том, что ей нравятся нестандартные отношения. Но главное: что будет с бедным парнем?
Тем же вечером «Лаэрт» по почте прислал мне поздравление «С Днём психически больных». Сегодня «Гамлет» явно убедился, что всю нашу труппу следует отправить в дом с мягкими стенками...