Сильнейший из магов

Он точно помнит, как упал с крыши. Хотел спрыгнуть, испугался, передумал, но поскользнулся и все равно полетел вниз. Тупая смерть. Такая же тупая, как и вся его жизнь. Но почему же тогда сейчас он лежит на мягкой траве, в тени дерева? Почему по лицу гуляют солнечные лучи, с трудом пробившиеся сквозь густую листву? Почему кожу ласкает теплый ветерок, пахнущий свежестью и спокойствием? Если это загробный мир, то почему ощущается таким реальным?

Поскользнулся и упал. Какое же он все-таки жалкое ничтожество. Даже умереть нормально не смог. Мать была права.

На глаза наворачиваются слезы. Он поворачивается на бок и скукоживается в позу эмбриона, чтобы прорыдать так пару часов. Как делает всегда, когда одолевают мысли о собственной никчемности и бесполезности.

Всхлипы. Громкие, жалкие и... чужие? Тут есть кто-то еще?

Он резко садится и осматривается. Никого. Только дерево за спиной и зеленое поле кругом. Хотя вон там, справа, вроде бы деревня. И всхлипы прекратились.

Прячется за деревом? Возможно, вон оно какое большое, широкое, явно старое. И от корня кустарником пошли новые ростки. Отличное место для пряток, точнее, единственное в этом поле.

— Здесь кто-нибудь есть? — вопрошает тонкий детский голосок. Совсем незнакомый.

Но это ведь он спросил. Почему его голоса не было слышно? Что вообще происходит?

И почему его руки такие маленькие? И ноги тоже слишком тонкие и безволосые. И еще кое-что маленькое и безволосое... Хороший же размер был! Блин, а вот это действительно обидно. Будто владелец тела вовсе не подросток, почти достигший совершеннолетия, а... ребенок. Маленький ребенок.

— Серьезно, мать вашу? — возмущенно пищит все тот же голосок. — Ну и что теперь делать?

Долго думать не приходится. Вновь оглядываясь, он видит, как со стороны деревни к дереву идут люди. Много, не меньше десятка, а может и больше. А он тут голый на траве сидит. Позорище.

Приходится быстро вскакивать и прятаться за пресловутое дерево, кустами прикрывая голую детскую попку.

Чем ближе подходят люди, тем тревожнее. Дерево, конечно, большое, особенно для ребенка, но какова вероятность, что его не будут обходить и обыскивать? Ростки от корня слишком тонкие и ничего толком не скрывают. Залезть наверх тоже не получится. Нижняя ветка слишком высоко, этими мелкими ручонками не дотянуться. И не допрыгнуть. Черт, угораздило же!

— О Великий Каин! — слышится из-за дерева возвышенный голос мужчины. — Одари нас милостью и дозволь узреть тебя!

Каждое слово — неприятным холодком по спине. Зачем так до отвращения пафосно? И это типа... вы так к дереву обращаетесь?

В принципе, в мире куча дебилов, которые вполне могут поклоняться дереву. Но как дерево должно им ответить? «Дозволь увидеть тебя». Как будто и так не видно. Да оно издалека в глаза бросается. Не маленькое все-таки. Да и одно на всем этом поле. Странные какие.

А пауза-то затягивается. Из-за дерева начинают слышаться шепотки. Неужели, кто-то задается теми же вопросами?

— О Сильнейший из магов! — еще громче и пафоснее восклицает тот же мужчина. Будто пытается до кого-то докричаться. — Мы, верные слуги твои, ждали твоего появления многие годы! Яви себя миру, как было обещано!

Чего? Так они не с деревом пришли поболтать? Сильнейший из магов. Получается, тут есть магия? Он умер и попал в другой мир с магией. Как в каком-то фэнтези про попаданца! Ладно, хоть не под грузовиком скончался по традиции.

— В древних писаниях сказано, — разглагольствовал мужик, — что ты явишься к нам в третий день от полной летней луны под кронами сего древа. Пришло время, и мы ждем тебя, Великий Каин.

Ого! Целое пророчество о его появлении. Точно фэнтези. Глупо и дальше прятаться за деревом, которое обозначено в их древних писаниях как место рандеву. Но зачем им голозадый ребенок? Еще и в качестве сильнейшего мага. Он ведь не маг. Наверное.

Сложно быть хоть в чем-то уверенным после таких новостей.

Он вдыхает поглубже и решается показаться. Он выглядывает из-за дерева и видит мужика в каком-то бежевом балахоне. А за ним еще десятка два людей, мужчин и женщин. Кто-то сильно младше, кто-то старше. Но все в таких же балахонах. Мужик смотрит куда-то вверх, на листву, и в его глазах сквозит такое дикое отчаяние со смесью надежды, словно он сейчас расплачется, если так и не дождется появления этого своего Каина.

Его последователи тоже веселыми не выглядят. Больше оглядываются по сторонам или шепчутся друг с дружкой. Они явно пришли к этому дереву как школьники на общественное мероприятие, в добровольно-принудительном порядке.

Вдруг глаза натыкаются на взгляд одного парнишки, и его лицо вмиг замирает.

— За деревом, — произносит он совершенно ровным тоном и тычет пальцем. Все остальные тут же реагируют, и уже все балахонистые смотрят на ребенка.

— Че-чего вам? — пищит детский голосок. Он и при жизни не умел общаться с людьми, а сейчас как быть?

Молчание разливается тягучей липкой дрянью. С каждой секундой маленькое сердце все чаще бьется о маленькую грудную клетку. Пульс набатом стучит в ушах. А люди перед деревом все смотрят на него, не сводя глаз, и смотрят, и смотрят...

Это хуже, чем выступать у доски перед классом. На глаза начинают наворачиваться предательские слезы.

— О, Великий! — орет мужик, выпучивает глаза и падает на колени. Орет так громко, что даже перекрикивает пульс в ушах. Все остальные так же округляют глаза и падают следом. И все разом кланяются, почти ударяясь головами о землю. Бешеные! Они все бешеные! — Воистину велика милость твоя!

— Чего ва-вам н-надо? — заикаясь, лепечет он, надеясь хоть что-то прояснить. Губы дрожат, щеки намокают, а горло стискивают невидимые тиски, делая голос совсем уж тонким и жалким.

— Мы прибыли, дабы поприветствовать тебя, о Великий Каин, и сопроводить в твою временную обитель.

Временную чего? Они с ума посходили? Покланяются ребенку, который неизвестно откуда тут взялся. Чертовы фанатики. Ну почему именно ему?

— С ч-чего вы решили, что я ва-ваш ве-великий?

Чертов детский голосок. Так явно дрожит от страха и волнения, вообще никак эмоции скрыть не получается. Еще и заикается, сволочь!

Кто именно сволочь, голос или ребенок, в теле которого он оказался, придется разбираться потом. Сначала нужно разобраться с этими фанатиками. Вот бы еще в обморок не грохнуться, а то в глазах уже пляшут темные круги, а в висках стучат истеричные молоточки.

— Все согласно пророчеству, Великий Каин! Сильнейший из магов и мудрейший из людей!

— А если оно не правильное? — пищит он совсем уж истерично. Губы ловят соленую влагу, конечности трясет, дыхание сбоит по полной. Точно скоро отключится, и будут эти фанатики делать с ним все, что вздумается. Хотя он и в сознании им никак сопротивляться не сможет.

Опять долгая пауза. Самый главный фанатик приподнимает голову и смотрит. Он явно хочет его куда-то увести. И судя по хмурой роже, готов тащить хоть мертвым. Под этим взглядом пальцы деревенеют и до боли впиваются в кору.

— Ты проверяешь нас, Великий Каин? — спрашивает мужик.

Ой, мамочки, что-то керосином завоняло! Свалить бы отсюда по-быстрому. Вот только мелкие ножки вряд ли сумеют убежать от взрослых мужиков. Сколько вообще этому телу? Лет пять?

— Я... Я... — надо что-то срочно сказать. Что-то, за что эти фанатики не захотят сжечь дитятко на костре. Это сейчас сделать проще простого. Конечности уже застыли от страха, ни убежать, ни даже дернуться не получится. Дурацкая реакция «замри»!

— Твое право, Великий Каин, — пафосный мужик опять опускает голову. Если присмотреться, то он уже начинает лысеть. Бедняжка. — В древних писаниях был подробно описан этот день. Незадолго до полудня под древо близ города Антар явится Сильнейший из магов. Очи его будут ясным небом, локоны — дневным солнцем, мудрость великая будет в каждом слове, а магия — в каждом жесте.

Что за описание такое дурацкое? Ладно глаза и волосы. Как этот мужик собрался проверять мудрость и магию?

Он снова прячется за дерево и прислоняется спиной. Кора ощутимо врезается в голую детскую кожу. Неприятно, но терпимо. Надо подумать, потому он вытирает ладошками мокрые щеки и делает пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Мудрости в его крохотном мозгу ни на йоту. Но вдруг он действительно может тут колдовать? Попытка не пытка. Возможно.

Какие там заклятия делали волшебники во всяких фэнтезийных книгах? Огненный шар?

Сосредоточиться. Закрыть глаза, вытянуть вперед руку. Представить шар раскаленного воздуха, плотный сгусток пламени. Вот, вроде бы чувствуется тепло на ладони. Еще, сильнее, горячее. А теперь — выстрел!

Ничего.

Он открывает глаза и смотрит на свою ладонь. Никакого огня. Не получилось. А может, тут надо какие-нибудь заклинания читать?

За деревом слышатся удивленные возгласы. Он снова выглядывает. Фанатики смотрят куда-то вдаль с вытянутыми лицами. У кого-то в глазах горит восхищение, у кого-то — страх.

— О, Великий Каин! — в благоговении шепчет их главный. — Воистину, сила твоя невероятна.

Да куда они все смотрят? Он поворачивается и тоже смотрит вдаль. А там — огромный столп густого черного дыма. Далеко над горной грядой, на самой границе видимого горизонта. Очень далеко. Слишком далеко, чтобы быть результатом его колдунства.

— А что случилось? — спрашивает он вслух. Мда, долго он будет привыкать к этому новому голоску.

— Рожденный тобой пламень уничтожил гору, что мешала твоему взору, о Великий! — тут же отвечает женский голос. Голос, до краев полный восхищением и чем-то еще, фанатичным таким.

Чего? В каком смысле? Там была гора? И он снес ее своим огненным шаром? Да не, это какая-то шутка. Ведь шутка?

Вдалеке что-то грохочет, и резкий теплый порыв ветра обдает кожу. Херня какая-то. Он опять оборачивается к фанатикам. Все снова склонили головы, даже не шевелятся. Сидят на коленях, как и раньше, словно статуи. И никто не собирается смеяться. Хотя кто знает, что за выражения лиц у них на самом деле.

И что теперь делать?

Ну, притвориться, что это действительно он сделал, будет очень на руку. Может, они испугаются и больше не захотят демонстраций его сил? Удобно же, стоит подстроиться и притвориться этим их Каином. Хотя бы на первое время.

И все-таки слишком уж невероятное совпадение. Именно когда он тут представлял себе огонь в ладони, на горизонте аннигилировалась целая гора. Попробовать что ли еще раз? Только глаза не закрывать.

Он смотрит на свою совсем крошечную ладонь и представляет, как языки рыжего пламени обхватывают мелкие пальчики, как фитиль свечи. И вдруг это действительно происходит. Теплые огоньки возникают на кончиках пальцев и радостно пляшут свой неведомый танец. Испугавшись ожогов, он одергивает руку и быстро трясет, чтобы загасить пламя. И оно исчезает, будто и не было его никогда. И ни одного ожога, только прохлада после эфемерного тепла.

— Ну и? — спрашивает он, надеясь, что пафосный мужик дальше сам все вырулит.

— О, Великий Каин! — чуть не кричит мужик в явном экстазе. — Истинно, нет предела твоей мудрости! Пусть и мал телом, но велик мыслями. Одним лишь взглядом ты понял, что не все веруют в твою силу, и показал невеждам, как они ошибаются.

Ого. Так вот о чем там шептались в тылах. Ну и замечательно, пафосный мужик действительно разрулил. И по тому, как сильно дернулись спины двух парней сзади, говорил он явно про них.

— Дальше что? — спрашивает он. Ну давай, мужик, продолжай представление сам.

— Позволь представиться. Я Гадрел, проповедник твоей церкви в этом городе. Для меня огромная честь проводить тебя в обитель, которую мы подготовили к твоему прибытию.

Мужик встает, за ним поднимается и его стадо.

— Прошу, о Великий Каин, — говорит мужик, делая приглашающий жест рукой.

— Я тут г-голый как бы, — оповещает детский голосок, затухая на последних словах. Щеки начинает печь от смущения. Черт, вот только с красной рожей ходить не хватало для полного счастья.

— Прости нам эту оплошность, Великий Каин! — пафосный мужик опять хлопается на колени и утыкается мордой в землю. Фанатики повторяют за ним. — Мы сейчас же предоставим тебе одежды!

Главный поднимает голову, окидывает своих подчиненных сосредоточенным взглядом и тыкает пальцем в одну из девушек. В самую маленькую на вид, почти микроскопическую по сравнению с ним самим.

— Лина! — говорит он. — Снимай свою рясу и отдай ее Великому Каину!

— Это огромная честь для меня, — лепечет девушка и поспешно стягивает свой балахон. Встает и идет к дереву. Трясется вся. Неужели настолько боится маленького голозадого мальчонку?

Когда она подходит ближе и протягивает балахон с тихим «Возьмите», он видит ее красное лицо и поджатые губы. Она почти плачет. А еще она явно младше, чем он.

«Был», мысленно поправляет себя.

Он берет одежду и, придвинувшись к ней поближе, шепчет:

— Ты настолько меня боишься?

Она резко поднимает взгляд. Глаза большие, голубые, яркие. И уже мокрые. Но девушка все равно мотает головой в разные стороны, отрицая.

— А почему так трясешься?

— Одежда... — еле слышно лепечет она. — Стыдно.

Он осматривает ее с ног до головы. Легкое светлое платье, по щиколотку, явно приятное на ощупь. Отличное платьице, простое, без излишков, хорошо сидит на ее хрупкой фигурке. Чего стыдиться-то?

Пока он надевает балахон, — все еще слишком большой даже с учетом миниатюрности девушки, — бросает мимолетный взгляд ей за спину. И вот тут его осеняет. Некоторые парни усиленно отводят взгляд от девушки, а вот остальные пялятся так, что сразу хочется им глаза кислотой залить. Мерзко, отвратительно, похотливо. Особенно вон тот старый хрен, у которого морщин на лице больше, чем прожитых лет.

Если это средневековье, то девушка сейчас буквально стоит посреди поля в нижнем белье. Он зыркает на похотливых настолько сурово, насколько хватает его детской мимики, и говорит:

— Живо отвернулись! Нечего так ее глазами жрать.

Парни сразу же реагируют. Сначала переводят испуганные взгляды на него, а потом на своего лидера. Тот тоже зыркает максимально сурово. И они отворачиваются. А вот старый хрен недовольно глаза щурит еще с полминуты и только потом прикрывает веки. Да чтоб у него с концами стручок отсох!

Девушку все равно продолжает трясти. Черт. И что делать? Она же из-за его голой жопы тут страдает. Он смотрит на пафосного мужика, долго смотрит, чтобы тот заметил. И тот замечает.

— О Великий Каин, теперь...

— Ты же главный? — перебивает детский голосок. Мужик сначала офигевает, а потом с гордым видом кивает. — Раз главный, должен о своих людях заботиться. Отдай девушке свою одежку. Не видишь разве, как ее трясет?

— Но Великий... — лицо мужика вытягивается, а в глазах плещется непонимание. — Я ведь... Это ведь одежды более высокого сана, она еще недостойна...

— Тряпка — это тряпка. Отдай, — упрямо говорит он.

Пафосный мужик вздыхает и направляется к дереву, на ходу снимая балахон. Оказывается, на его балахоне еще и вышивка есть, вроде как золотистыми нитями. Ого.

— Проповедник Гадрел, — шепчет девушка Лина, растерянно хлопая большими глазами. — Как же...

— Бери, — велит ей мужик и отдает свой балахон прямо в ладошки. А потом оборачивается к мелкому. — Воистину, Великий Каин. Ты только появился, но уже делаешь жизни людей лучше.

И улыбается мужик по-доброму, уже совсем не пафосно. В его глазах вдруг мелькает что-то совсем взрослое, будто он прожил не меньше сотни лет и видит гораздо больше, чем другие.

Лина берет одежду в руки, смотрит сначала на своего главного, потом вниз на новоявленного Каина и тоже улыбается. Слезы все-таки текут по румяным щекам. Она спешно надевает балахон и благодарит за заботу. Милая девушка, искренняя.

— А теперь давайте направимся в нашу церковь, — говорит проповедник Гадрел и жестом руки указывает путь.

***

Дорога до города, — да, это город, а не деревня, хотя с виду село селом, — проходит в тихом спокойствии. Гадрел идет впереди, за ним сам мелкий Каин, а дальше уже Лина и другие фанатики. Никто из них даже не шепчется. Смиренно идут, склонив головы. Вздрагивают, стоит встретиться с ними взглядом, и сразу же склоняют головы еще ниже, чтобы смотреть исключительно себе под ноги.

Ну и пусть. Хоть время подумать есть. А подумать нужно над многим. Было бы замечательно сначала от шока отойти, потому что все происходящее больше похоже реалистичный сон с сюжетом. Но даже для реалистичного сна тут все слишком реальное. Неровная земля под голыми ступнями, щекотящая лодыжки трава, легкий ветерок, запах трав и навоза, — все слишком хорошо ощущается.

А еще чертова магия. Она тут есть! Ну или у него все-таки глюки. Может, при падении с крыши он выжил, и теперь валяется в коме и видит воображаемый мир. А что? Звучит правдоподобно. Правдоподобнее, чем теория, что он все-таки помер и переместился в магический мир. Конечно, можно это дело и проверить. Если мир воображаемый, то умереть здесь нельзя. А если реальный, он сможет успешно убиться о ближайшего крестьянина с вилами. Вот только умирать уже не хочется. И вдруг смерть в воображаемом мире все-таки может привести к смерти реальной? Типа, эдакая смерть мозга. Коматозники ведь тоже умирают рано или поздно.

Он не рискнет проверять эти теории через смерть. Нетушки. Но что же тогда делать? Как воспринимать происходящее? Как сон или как новую реальность?

Сложно.

Он снова оглядывается по сторонам. Сколько ни всматривайся, никаких артефактов картинки, никаких странных деталей не видно. Все еще слишком реалистично. Деревянные срубы домишек постепенно приближаются, с каждым шагом становясь все четче, в бревенчатых стенах чернеют прорези окошек. Сколоченные из палок заборчики ограждают палисадники с небольшими огородиками. И чем ближе к городу, тем больше всякой живности попадается на пути. Кошки, собаки, курицы, мелкие дети, которые теперь не кажутся такими уж мелкими из-за роста нового тельца. Малышня особенно шумная. Бегают кругом, кричат, бесятся, бьют друг друга палками.

Одна из группок с палками вдруг оказывается совсем рядом. Они наворачивают пару кругов, вереща и смеясь, чуть не задевают своим «оружием» балахонистых последователей Гадрела, а потом вразнобой начинают балаболить какой-то стишок. Раза с третьего у них получается сказать его хором, и тогда становятся понятны слова.

Каиниты три дня Каина ждали,

Под древом его все бока отлежали.

Глупы каиниты, не могут понять,

Каина им никогда не видать.

Громко смеются и разбегаются в разные стороны.

Если это не издевательство со стороны малышни, то что это? И по лицам балахонистых, — каинитов, как их назвали детишки, — видно, что они слышат этот стишок далеко не в первый раз. Практически все сутулятся и сжимают кулаки в бессильной злости, кто-то из парней рассержено фыркает вслед убегающим детям, и только Гадрел продолжает идти с ровной спиной, будто ничего и не произошло. Странный он все-таки.

Может, ну их, этих каинитов? Дождаться подходящего момента и сбежать, чтобы не втягивали в свою секту. Здравая же мысль. Хотя они пока ничего плохого ему не делают. Гадрел вон даже подчинился, когда он, голозадый, велел снять свой балахон и отдать девчушке. И общается уважительно, несмотря на весомую разницу в возрасте.

А еще кругом совершенно незнакомый мир. Повезет, если он будет дружелюбным. А если не будет? Как он сможет в одиночку тут выживать? И сможет ли? В такой ситуации лучшим решением будет довериться кому-то, кто не хочет твоей смерти и не будет использовать в своих грязных целях. Впрочем, наверняка же не узнаешь. Так что план побега нужен, но его можно приберечь на потом.

За первыми хлипкими домишками стоят другие хлипкие домишки, мало чем отличающиеся. Но чем дальше эта процессия продвигается, тем плотнее домики жмутся друг к дружке. Людей вокруг тоже становится больше. Дети еще несколько раз окружают каинитов, выкрикивая все тот же стишок, а потом разбегаются, теряясь средь взрослых. Те детей не останавливают, лишь улыбаются их шалостям, а некоторые еще и поддакивают. И смотрят так презрительно, чуть не плюются. Видимо, каиниты у местных уважением не пользуются.

И все-таки многим становится интересно, когда они замечают среди процессии мальчишку. Разглядывают, подходят ближе.

— Это чой-то вы, нового сиротку нашли? — докапывается с вопросами особо наглая старушка.

— Не сиротка это! Сам Великий Каин! — громогласно объявляют за спиной. Обернувшись, «Каин» встречается глазами со старушкой. Та улыбается шутке, хихикает пару раз, а потом вдруг вытягивается в лице. И смотрит теперь выше, на спину Гадрела.

— Да простят Старшие! Каиниты совсем ума лишились! — вопит старушенция и, словно сама испугавшись крика, отшатывается в сторону. — Безродное дитя Каином объявили. Тьфу на вас! Навлечете кару божью за такое... Такое...

Какое «такое» — не понятно. Похоже, сложно ей с импровизацией. Да и не нужно уже. Люди вокруг уже подхватывают рассерженные вопли и начинают праведно потрясать кулаками.

— Ничего ты не понимаешь, старая! — пытаются перекричать толпу каиниты. Особенно рьяно кричит девчушка Лина, руками поддерживая слишком большой для нее балахон.

Толпа вокруг кричит все сильнее и напирает все яростнее. И это очень страшно, особенно если наблюдать с высоты роста пятилетки. И когда небо быстро сужается, перекрываемое головами, когда к нему уже тянутся руки прохожих, каиниты вдруг обступают его плотным кольцом, не позволяя дотронуться, защищая.

Голос Гадрела впереди громко требует расступиться. Не зря он главный, орет отлично, умудряется перекрикивать толпу. Но толку-то? Кто будет слушать мужика в широких штанах на голое пузо? Вот будь на нем его расшитый балахон... Хотя сейчас и от него толку не прибавится. Грозные пальцы обвиняюще тычутся ему в грудь.

— Совсем совесть потерял! Тоже мне, проповедник церкви Каина. Позор! — кричат ему в лицо.

— Мальчишку Каином называть — уму не постижимо! Покайся перед статуей Пяти, грешник!

Страшно. Громко. Слишком жарко. И слишком страшно.

Он закрывает уши маленькими ладошками, чтобы хоть немного заглушить ор. Но тут взбудораженный воздух прорезает слово, которое обдает холодом все маленькое тельце.

— СЖЕЧЬ!

Дрожью пробивает каждую косточку. Горло перехватывает, воздух стопорится в глотке.

— Сжечь еретиков! И мальчишку сжечь, раз согласился. Всех сжечь!

Разъяренная толпа на взводе. Люди хватаются за балахоны каинитов, пытаясь растащить их в разные стороны, но те не поддаются. Стоят плотной стеной вокруг, не позволяя никому добраться до их личного божества. От этого и спокойнее, и тревожнее одновременно. Если они ошиблись, — а скорее всего так и есть, — их растерзают зазря. Из-за него, из-за его трусости и нерасторопности. Из-за того, что он нормально разговаривать так и не научился. А если правы... неправы. Неправы будут эти средневековые жители, которые из-за подобного недоразумения готовы оборвать столько жизней. Никто в этой ситуации неправ.

Вдруг земля под ногами начинает мелко вибрировать, и с каждой секундой вибрация становится все сильнее и заметнее. Вместе с ней нарастает и странный, непонятный гул.

Каким-то шестым чувством, — в простонародье это зовется задницей, — он чувствует, что это дело рук Гадрела. И потом резко оборачивается к его голой спине. Та напряжена, по коже текут капли пота. И то же шестое чувство подсказывает, что замолчавший пафосный мужик мутит что-то серьезное.

Равновесие неспешно покидает тело, ноги начинают топтаться в поисках более уверенной опоры, пока земля трясется. Гул поглощает звуки голосов, которые из разъяренных становятся испуганными. И мозг подсказывает, что тут началось чертово землетрясение, но задница это отрицает. И такие несовпадение мнений вообще не помогает в поисках опоры. Когда земля успокаивается и все вокруг затихает, он вдруг понимает, что стало светлее. Поднятая пыль быстро оседает, делая мир вокруг еще светлее. За спинами каинитов больше нет людей.

Выглянув чуть дальше, он понимает, что люди остались снизу. А вот каиниты поднялись на добрый метр вместе с куском земли.

Ахренеть.

— Великий Каин, Сильнейший из магов и Мудрейший из людей, вернулся! — объявляет Гадрел в образовавшейся тишине. — Вы мешаете ему. Прочь с дороги.

Ну спасибо, Гадрел! Теперь от костра новому Каину точно не отделаться.