Глава 21
(От лица Ники)
Я дура? Ну, может, я дала ему повод? Может, он узнал о том поцелуе? Почему он сразу накинулся на меня с кулаками? Почему не дал все мне объяснить? Почему? Почему это все происходит со мной? Мне всего девятнадцать, а я пережила столько... Нет, ну я определённо дура! Такое не прощают, как можно простить? Он... А что сейчас делает он? Бухает в клубе? Ну, конечно, а что он ещё будет делать? Всегда все свои проблемы решает вперемешку с алкоголем. Иначе он не может... Слабак! Придурок! Ненавижу! Ненавижу! На меня накатила новая волна истерики. Уткнувшись лицом в подушку и вцепившись в неё зубами, я ревела. На данный момент мне хотелось одного, чтобы этот придурок сдох. К нему я питала столько ненависти....Столько... Я сама себе поражалась, как я могу так ненавидеть человека, которого ещё совсем недавно любила всем сердцем. Прокручивая в голове все счастливые и лучшие моменты, связанные с ним, я каждый раз задавала себе один и тот же вопрос «почему он так поступил»? Но ответа на этот вопрос я найти так и не смогла. Казалось, я не смогу простить ему этого никогда. Боль, и ничего кроме боли, которая с каждой секундой потихоньку убивала меня. Зачем жить? Ради чего? Ради кого? Все, что у меня было, я уже потеряла. У меня не было ничего! Абсолютно ничего! У меня даже не было специальности, чтобы устроиться на работу и хоть как-то себя обеспечить. Все эти годы я зависела от него. Без него я теперь ноль.
Я ненавидела всех и всё на свете. Мать, которая бросила меня и не оставила мне здесь ничего. Мать, которую несмотря ни на что, я до сих пор люблю. Андрея, который точно так же бросил меня, так и не поняв тогда, три года назад, как я любила его. Я ненавидела его за то, что он сейчас ворвался в мою жизнь и все испортил. Ведь если бы не он, Ваня бы так не психовал, и не было бы того, что произошло. Вновь вспомнив о произошедшем, я зарыдала ещё сильнее и извивалась, лёжа в кровати. Но больше всего на свете я ненавидела саму себя. Я прекрасно знала, какой Ваня вспыльчивый. А уж после поездки в Питер убедилась в этом окончательно. Я слышала от Маши, ещё очень давно, что Ваня любил распускать руки, но почему-то тогда я ей не поверила. Возможно, потому что поводов подозревать что-то подобное у меня не было. Он любил меня, пылинки с меня сдувал, не кричал на меня
даже тогда, когда я выводила его из себя. Первое впечатление о нем у меня было положительное. И поэтому после того, что мне рассказала Маша про его прошлое, которое ей случайно по пьяне рассказал Мигель, я просто не поверила. Но после случая в Питере, на даче у Саши, я начала бояться его, но в тот же момент быстро успокоила себя тем, что он просто много выпил. После того, как он второй раз ударил меня, я опять закрыла на это глаза, придумав для самой же себя какую-то глупую причину, по которой Ваня снова сорвался.
Многие мне ещё тогда твердили, когда я жила в общаге, что дружба с Ваней ничем хорошим для меня не кончится. Говорили, что я совершаю огромную ошибку, приняв его предложение встречаться. Даже Андрей пытался мне как-то объяснить, что мы с Ваней друг другу не подходим. Но я настолько была влюблена в него, в его глаза, что не слушала никого. Даже мама полюбила его не сразу.
- Он на уголовника похож! Ника, я запрещаю тебе с ним общаться! - кричала мама, когда за Ваней закрылась дверь.
В тот день Ваня решил проводить меня до дома. После того как уроки закончились, и мы с Лерой вышли из школы, беззаботно смеясь и о чем-то болтая. Заметив рядом припаркованный знакомый автомобиль, я тут же расплылась в улыбке и, немного смущаясь, на ватных ногах, подошла к нему. Протянув мне шикарный букет алых роз, Ваня предложил проводить меня до дома, а чтобы наша прогулка была дольше, он оставил машину возле школы. И не лень ему было идти так далеко потом: Расстояние от школы до моего дома было приличным.
Попрощавшись с Лерой, мы направились в сторону общаги. Ваня постоянно что-то говорил, рассказывал, объяснял. Смысл его слов до меня не доходил, я слышала только его голос. А его улыбка и вовсе сводила меня с ума. До общаги мы дошли, как ни странно, быстро, хотя вроде оба пытались идти медленно, не торопясь. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Хотелось побыть с ним ещё чуть-чуть. Заметив мою грусть в глазах, он быстро сообразил и предложил покататься на качелях. На тех самых, с которых и началось наше знакомство. Взлетая все выше и выше, я смотрела на него, а он стоял и так мило улыбался. Я смотрела на него не отрывая глаз, и с каждой минутой мне казалось, что если он уйдёт, то весь мир вокруг меня рухнет. Рядом с ним я забывала про этого чокнутого Андрея. Но как только моя голова касалась подушки, все мои мысли были лишь об Андрее...
- Ни-ка! - раздался голос мамы сзади.
Спрыгнув с большой высоты по инерции, я неудачно приземлилась на ногу, но тут же встала. Обернувшись, я увидела ошеломлённые глаза Вани и грозный взгляд мамы. Мне было интересно, отчего у Вани были такие удивленные глаза. Он испугался моей мамы, или причиной такого взгляда мог стать мой неудачный прыжок. Знакомить Ваню с мамой мне совершенно не хотелось. И пока я придумывала, как бы нам слинять потихоньку, Ваня подошел к моей маме. Мило улыбнувшись, он изъявил желание помочь донести пакеты с продуктами, которые мама держала в руках. Сказать, что я
была шокирована его действиями, это не сказать ничего. Не обращая внимания на мое недоумение, мама с Ваней направились к подъезду. Быстро подбежав к скамейке, я схватила букет и побежала за ними. Уже возле подъезда я поняла по маминому выражению лица, что Ваня ей не понравился и разговор после его ухода у нас будет серьезный, но я все-таки надеялась, что мама изменит свое отношение к Ване после того, как они познакомятся поближе. Она же его совсем не знала, а уже настроена против него.
Мы молча зашли в лифт и поднялись на четвертый этаж. Пока мама искала в сумке ключи и копалась с замком в двери, я пару раз обменялась с Ваней взглядом. Он был спокоен как удав и продолжал мило улыбаться. Я поражалась его спокойствию, меня бы всю трясло сейчас, если бы напротив меня стояла не моя мама, а родители Вани. Меня жутко напрягало, что сейчас Ваня узнает, как я живу, и увидит мою тетю, которая от всего психует. Как только мы зашли в секцию, на Ваню тут же начали глядеть все мои соседи. Секция у нас была небольшая, всего в ней жили четыре семьи. Коридор был очень длинный, там можно было запросто играть в футбол, что я всегда и делала с мальчиком, который жил по соседству. Сразу после коридора была кухня, она тоже была больших размеров. Подряд там висели четыре маленьких кухонных гарнитура. На кухне имелись три электронные плиты и две мойки. Все четыре семьи жили как одна большая, мы всегда помогали друг другу, все праздники справляли вместе, устраивали дискотеки и просто сходили с ума. Из коридора сразу были две комнаты. Одна возле кухни, а вторая около входа в секцию. Мы же с мамой и тетей жили чуть дальше. Нас от этих двух комнат разделяла еще одна дверь. Разувшись, мы зашли, и я, по чистой случайности, опять захлопнула за собой дверь очень сильно, за что в очередной раз чуть не получила по бошке от мамы. За дверью находились еще две комнаты: наша и наших соседей, также в маленьком ,узком коридоре стояли два холодильника. Справа от двери находилась душевая. Чуть дальше ,около нашей комнаты, находился сан-узел, разделенный на две части. Мы зашли в комнату. Тети дома, к моему счастью, не оказалось. Я с облегченной душой, взяв вазу с тумбочки, вышла, чтобы налить воды и поставить цветы в вазу. За те пять минут, пока меня не было, мама начала уже вовсю расспрашивать Ваню: Где ты учишься? Зачем приехал в наш город? Где твои родители? Мама не умолкала, а Ваня еле успевал отвечать на её вопросы. Я вообще не присутствовала при их разговоре, мама просила меня поставить чайник. И пока я заваривала чай и несла в комнату, Ваня уже собирался уходить. Я застала его в дверях у секции. Он, по-видимому, ждал меня. По нему было сразу понятно, что разговор с моей мамой не удался.
- Все ужасно... - я виновато опустила глаза и вздохнула. – Она так со всеми... не обращай ты на неё внимания, - я отмахнулась. – Ты ей понравился... она в шоке, наверное, просто. Я не думала, что ваше знакомство произойдёт именно так. Если честно, она не знала о твоём существовании вообще. Возможно, именно поэтому такая реакция.
- Все нормально. У тебя замечательная мама, её можно понять, - он улыбнулся, тем самым немного успокоив меня. – Мне идти нужно, дела. Я позвоню тебе, - сказав это, Ваня обнял меня, затем скрылся за дверью.
Я тут же побежала в комнату. Мама, как ни в чем не бывало, разбирала пакеты. Поставив поднос с чаем на стол, я встала перед ней, сложив руки на груди, и сверлила её взглядом. В конце концов, мама не выдержала и, оторвавшись от пакетов с продуктами, посмотрела на меня. И как только я хотела ей высказать все, она тут же одной фразой убила меня.
- Он на уголовника похож! Ника, я запрещаю тебе с ним общаться! - крикнула она, кипя от злости.
- Мама, ты общалась с ним всего-то минут двадцать, а уже делаешь такие выводы! Как так можно? И чем он тебе не угодил? - я сорвалась на крик.
- У него рожа бандитская! - мама спокойно продолжила разбирать сумки. Он старше тебя, куда ты вообще смотришь. Думаешь, ему нужна такая мелочь как ты? Все и так понятно, он попользуется тобой, и все...
- Мама! Что ты несешь! Ну почему ты всех так не любишь? Лера тебя не устраивает, Игорь тоже плохой, а Ваню уже в уголовники записала! И с кем мне, по-твоему, дружить? – я вся кипела от злости.
- Что я несу? - мама вновь начала кричать. – Да ты хоть знаешь, сколько таких малолеток как ты, сейчас приходят ко мне аборты делать? И половина из них как раз таки и дружат с такими, как твой Ваня!
«О боже... Опять начинает говорить мне о том, что какие-то безмозглые дуры моего возраста сделали аборт» - подумала про себя я. Каждая наша ссора, ну, никак не может обойтись без этого. У меня складывалось такое впечатление, что она мне не верит и совсем не знает меня. Если она не напомнит мне об этих девках, то ночью не уснет. Было даже немного обидно слышать такое от родной матери. Мы ругались с ней довольно долго и все соседи, как всегда, всё слышали, а потом шептались у меня за спиной, твердя вечно одно и то же: «опять мать довела...» – слышала я, как только после очередной ссоры, выбегала из секции и убегала, куда подальше от общаги. И тот день не был исключением. Мама обвиняла меня во всем, в чем можно было. Я была виновата в том, что от нее ушёл муж, виновата в том, что у неё никак не может наладиться личная жизнь. Кому нужен был чужой ребенок? Мама грозилась уехать в Москву и оставить меня с тётей, а тётя же, услышав такое, сразу сказала, что нахлебница ей не нужна, и, если мама уедет, она сдаст меня в детский дом. В такие минуты я чувствовала себя никому не нужной, и мне казалось, что моя мама мне вовсе не родная. Мне многие говорили, что я не похожа на свою мать, у нас никаких сходств даже не было, но я не обращала на это внимание. Просто думала, что людям нечего пообсуждать, вот и придумали очередной бред, чтобы было о чём говорить. К концу нашей ссоры, когда мы обе вроде успокаивались, но злость ещё оставалась, и мы бросали друг другу какие-то обидные фразы, приходила тётя и своим ворчание подливала масло в огонь.
- Да вы достали орать каждый день! Голова от вас болит! Были бы деньги, съехала бы от вас давно! - кричала она, тем самым выводя мать из себя ещё больше.
- Сидела бы ты молча и не гавкала! Я тебя к себе привезла, а тебе еще что-то не нравится? Если бы не я, сидела бы ты сейчас в деревне с матерью!
У моей бабушки было шестеро детей: три девочки и три мальчика. Семья у нас была очень большая, у меня много братьев и сестёр и, казалось бы, я никогда не останусь одна, и мне есть к кому обратиться в трудную минуту. Но так думала только я одна. Несмотря на то, что семья у нас была большая, жили мы не очень дружно. Наши родители вечно ругались между собой и настраивали нас, детей, друг против друга. Я никогда не слушала мать в этом случае, мне хотелось общаться с ними, хотелось гулять, веселиться. Они были мне не родные, а двоюродные, но я все равно их любила и считала родными. А вот они, наоборот, делали вид, что меня не существует. С некоторыми мы жили в одном районе, и даже дома у нас находились на близком расстоянии. Но во дворе никто не знал, что человек, с которым общался даже Андрей, был моим братом. Когда я видела их на улице, они даже не смотрели в мою сторону, просто проходили мимо. Мы были чужие. Именно поэтому опеку надо мной оформил Миша, потому что больше было некому. В таких случаях опеку оформляют на родственников, но как только они узнали, что я стала инвалидом, то вовсе исчезли из моей жизни. Самый старший брат пришел в больницу через неделю, что-то говорил, утешал, обещал, что они все вместе ко мне придут и что они на самом деле любят меня, но это все было ложью. Я поняла это еще тогда, в больнице, по его глазам. В его словах не было ни капли правды. Он лгал, лгал, потому что ему было меня жалко, но я ждала... ждала их всё равно. Каждый день ждала, и каждый раз, когда в палате чуть приоткрывалась дверь, я с надеждой ждала, что в палату сейчас зайдут они, но в палату входили совсем не те, которых я ждала: медсестра, Ваня и врач. Пока я лежала в больнице, никого из родных у друзей я так и не увидела. Даже мама приходила ко мне реже, чем Ваня. Он ночевал рядом со мной.
Мама чувствовала в тот момент, что с Ваней лучше не связываться, да ведь и не только мама... Все... Абсолютно все мне твердили, что Ваня – это не моё... мы с ним не уживемся и, скорее всего, я поломаю себе всю жизнь. Но я не слушала никого! Я любила... любила его тогда, хоть и не сильно, но любила и была ему благодарна за то, что он появился в моей жизни и хоть как-то отвлекает меня от мыслей об Андрее. Он столько сделал для меня, но в то же время он убивал меня как физически, так и морально. Я люблю его... люблю и ненавижу...
Хотелось кричать. Кричать и выплеснуть всю ту боль, которая накопилась. Я прекрасно понимала, что из-за очередной истерики мне может стать плохо и что сердце не выдержит. Но я продолжала выть, так как понимала, что осталась совсем одна.
На следующее утро, а точнее на следующий день, я проснулась с жуткой головной болью. Все тело ныло, я боялась лишний раз пошевелиться. Одна
нога так же продолжала дергаться, тем самым причиняя мне жуткую боль. Дышать было тяжело. Вчера я такой боли не ощущала, возможно, была просто в шоковом состоянии. Я невольно начала вспоминать тот злополучный вечер, но в голове были лишь обрывки. Было ощущение, что я что-то забыла, упустила. В голове встала картина разъярённых Ванных глаз. По телу побежали мурашки, меня вновь начало трясти. Без задней мысли я положила одну руку на живот и тут же вспомнила о неродившемся малыше... о долгожданном малыше... Из глаз тут же брызнули слёзы. Я не кричала, не издавала никаких звуков, я просто плакала. Из глаз лился очередной водопад слёз. Уже на утро, на свежую голову, я поняла, что зря накричала вчера на Ваню, зря выговорила ему всё и обвинила во всем его. Моя вина в произошедшем тоже была. Моя вина была в том, что я вела себя как полная дура и все последние дни пыталась причинить ему боль. Так как сильно ударить я его не могла, то сыграла на его чувствах, сознательно уйдя из дома. Я прекрасно знала, как он будет волноваться, переживать, психовать, изводить себя. Но на тот момент моей целью было причинить ему боль, как это сделал он. Я удивлялась, как он вообще после моей «ночной гулянки» пустил меня домой.
Уходя их дома, я и подумать не могла, что мне придется испытать и увидеть очень многое, моя расшатанная детская психика к таким событиям была не готова. Я не забуду эту неделю никогда! Это были семь самых ужасных ночей в моей жизни. Все эти дни я была в двояком состоянии, когда не жива, но в тоже время, и не мертва. Я думала, что погуляю денёк, и тут же вернусь домой, но не тут то было. В мои планы никак не входила встреча с вечно пьяной Лерой и её друзьями – уголовниками. Когда она позвала меня с собой, я без задней мысли согласилась и решила переночевать у неё.
Дальнейшие события я помню смутно. Помню противный, горький вкус алкоголя, причём я не помнила даже, что именно мы пили. Хотя не так, не помнила, чем Лерка поила меня. Я долго отказывалась с ней пить, даже хотела уйти. Но она уверяла меня в том, что если я сейчас уйду, то спокойно домой вернусь вряд ли. Я с ней согласилась, так как знала, что по району опять гуляет маньяк. Она сварила мне кофе, и мы просто сидели и болтали о чём-то. После второй чашки кофе меня разнесло окончательно. Я моментально забыла о ждущем меня дома Ване, обо всем на свете. Мне было на всё как-то параллельно. Мы смеялись, обсуждали парней: Ваню, Игоря и даже Андрея. Истерически смеясь, как ненормальные, мы с Лерой сбрасывали каждый Ванин вызов. Помнила, как стояла на крыше и смотрела вниз, помню ватные ноги. Меня кто-то вытащил оттуда. Крики, слезы, непонятное состояние сопровождали меня.
Андрей пытался привести меня в чувства и вернуть меня в нормальное состояние адекватного человека, и у него это получилось. Он посадил меня в такси и, дав водителю денег, попросил отвезти меня по адресу, где мы жили с Ваней. Но, видимо, так и не смогла до конца отрезветь. Пока таксист заправлялся, Лерка с жуткими криками «Ника, прыгай сюда!» махала мне из тонировочного джипа, который меня опять же ничем не испугал, а хотя
должен был, но это произошло, если бы я была в трезвом состоянии. Опять же, не заметив ничего подозрительного, я быстро пересела в тонировочный джип. Всю ночь мы катались по городу с огромной порцией алкоголя. Через час я забыла обо всём на свете. Дальше я помнила всё отрывками. Стоны Лерки на бильярдном столе под двумя пацанами с бандитской рожей. Ржание, противный смех. Парочка пацанов, сидевших рядом со шприцем в руках и ухмылкой на губах. Рассыпанный повсюду кокс, разлитое пиво и запах сигаретного дома. Всё это было для меня диким, хотелось домой, к Ване. Хотелось избавиться от всего.
Я тихо плакала сидя на диванчике и мечтала об одном, чтобы сейчас зашёл Ваня и забрал меня отсюда. Идти я не могла, так как еле стояла на ногах, и вообще даже представления не имела, где мы находимся, а телефон - моя последняя надежда на спасение – в тот момент находился у Леры. Я даже не знала, когда та успела его у меня забрать. Все оставшееся дни мы провели в каком-то общежитии с тремя пацанами. Спать там было негде, да и кроме меня спать-то никто и не хотел. Все пили, курили, ширялись и вдыхали в себя белый порошок. Лера пыталась подсадить и меня, но тут мой мозг наконец-то сработал и я дала ей понять, что наркоту пробовать не собираюсь. Смахнув две белые дорожки на пол, я развернулась и, схватив кроссовки, выбежала из блока. Я бежала босиком по холодным, бетонным лестницам. Меня тошнило от самой себя. Сил плакать уже не было, и я просто бежала, не разбирая дороги. Уже на первом этаже лестничного пролёта, догнав меня, Лерка устроила мне взбучку.
- Ника, я врежу тебе сейчас! - орала она. - Какого хуя ты творишь?
С этим словами она начала медленно идти на меня, а я, поняв, что она меня сейчас, действительно, ударит, попятилась к стене, чтобы падать было не больно, но так я сделала еще хуже. Со всей силы врезав мне по носу, она начала на меня орать и качать права. Я ударилась головой об стену и, получив еще один удар от Леры, начала рыдать, вытирая рукой стекавшую ручьем кровь из носа. Схватив меня за руку, она насильно потащила меня обратно в блок. Вернувшись в этот срач, я начала требовать у неё свой телефон. Она же махала у меня им перед носом и звонко смеялась. Я просила у неё телефон чуть ли не на коленях, рыдая. Но она, на зло мне, взяла и швырнула его в окно. Я с дикими воплям побежала к двери, но она оказалась заперта. Я стучала руками, ногами, дергала за ручку, но мои усилия были напрасны. Упав от бессилия на колени перед дверью, я начала тихо звать Ваню. Впервые за все дни я поняла, что натворила, мне было жутко противно от самой себя. Я молилась, чтобы каким-то чудесным образом сейчас в блок вбежал Ваня, расхерачил тут всё к чертям и забрал меня отсюда. Хотелось, чтобы он прижал меня к себе, хотелось почувствовать его дыхание, его тепло, его сильные и надежные руки. Но вместо этого на моей талии оказались чьи-то чужие руки. Один из пацанов с бандитской физиономией взвалил меня к себе на плечи и понес в душевую. Я начала его бить, царапать, вырываться, кричать. На меня накатил жуткий страх, сердце заколотилось с бешеной скоростью. Когда мы проходили мимо комнаты, гдеПоказать список оценившихсидели остальные, Лера, как ни в чем не бывало, посмотрела мне в глаза и на все мои просьбы и крики о помощи промолчала и захлопнула дверь. Всё, что произошло дальше, я не забуду никогда и уж точно не расскажу Ване об этом никогда. Стянув с меня джинсы и футболку, парень включил душ с холодной водой и, одной рукой придерживая обе мои руки находящиеся в тот момент над головой, стал безжалостно насиловать меня. После он встал и, натянув на себя джинсы, вышел из душа с улыбкой на лице, а я так и осталась сидеть в душевой. Одевшись, я кое-как добралась до двери, минуя аккуратно комнату, в которой находился мой насильник. Я выбежала из уже нараспашку открытой на тот момент двери. Вид у меня был ужасный. Растрепанные, распущенные, мокрые волосы, мокрая футболка и точно такие же грязные, и мокрые джинсы, но на тот момент то, что джинсы были мокрые, заметить можно было только вблизи. Ноги жутко гудели, да и не только ноги.
Идти было тяжело. За всё это время я практически ничего не ела. В моем организме не было ничего, кроме алкоголя. Сил шагать до остановки не было, мне хотелось рухнуть на месте и все. Кое-как дойдя до остановки черепашьим темпом, я рухнула на скамейку. Передохнув немного, я начала ловить попутку, так как до дома добраться больше никак нельзя. Простояв сорок минут впустую, я уже совсем отчаялась и думала, что умру прям там, на остановке. Плакать хотелось, но слёз уже не было. Они закончились еще в душе.
Открыв глаза, я увидела сидящего на стульчике, рядом со мной, Ваню. Он держал мою руку в своей руке. Ваня спал. Сидел он в таком положение, что, казалось, он вот-вот упадет. Меня как током ударило. Я моментально одернула свою руку и попыталась встать с кровати, но ноги были ватные, и я рухнула с кровати на пол и подвинулась к стенке. Меня охватил ужас, я боялась его. Осмотрев себя только сейчас, я ужаснулась. Все руки были в синяках и болели. Обхватив руками колени, я почувствовала невыносимую боль. Ноги били в синяках, в некоторых местах была засохшая кровь, а на ягодицах чувствовались царапины, возможно, причиной было то, что Ваня волок меня по полу. Подняв глаза, я увидела ошеломлённые Ванины глаза. Он привстал, чтобы подойти ко мне, но застыл на месте. Видимо, понял, что я в любой момент могу закричать.
- Ты меня боишься? - спросил он тихо, держась за ручки стула.
«Да» хотела сказать я, но ничего не вышло. Из глаз брызнули слёзы, мне было страшно. Я тряслась то ли от страха, то ли от того, что мне было холодно сидеть в одной ночнушке на голом полу.
- Успокойся, я ничего тебе не сделаю... - Ваня отодвинул стул назад и, решив, что его слова меня как-то успокоили, подошёл ко мне.
Его движения показались мне резкими. Я боялась, что он сейчас ударит меня вновь. Сжавшись от страха, я отвернулась к стене и обхватила голову руками. «Не подходи», хотела попросить я, но у меня вновь ничего не получилось. Я не могла сказать ни слова. Я не понимала, что со мной, и почему я не могу ничего сказать. От непонимания и бессилия я начала плакать.
- Всё... не плачь... - Ваня вытянул руки вперед и попятился назад. - Я не подойду к тебе, если ты так боишься меня, только поднимись с пола, пожалуйста. Заболеешь еще.
Не обращая внимания на его слова, я продолжала реветь: «не подходи, не подходи...» - мысленно просила его я.
- Я не собираюсь бить тебя, расслабься... Я пришёл не для этого.
Я ему не поверила, но повернулась. Держась за стену, я попыталась встать, но ноги не держали меня, и я опять оказалась на полу. Ваня дернулся и хотел подойти, но, посмотрев на меня, сделал шаг назад.
- Ты слабая еще... давай я помогу встать. Сама не сможешь ведь.
Проигнорировав его, я снова попыталась встать, но тут же рухнула на пол. Я вставала и падала вновь, а Ваня стоял возле окна с опущенной головой. Не выдержав, он подошёл ко мне и, схватив меня на руки, понес к кровати. Я начала орать и плакать одновременно. Он аккуратно положил меня на кровать и пристально начал смотреть мне в глаза. Затем прижал мне легонько рот и, улыбнувшись, продолжал сверлить меня взглядом.
- Что орешь-то? Я же не сделал тебе ничего, - Ваня продолжал улыбаться. Взгляд у него уже был не такой, как в тот вечер. Он был нежный, но в тоже время в его глазах была грусть. – Отпущу, кричать не будешь? - спросил он, будто прочитав мои мысли.
Я замотала головой, он тут же отпустил и, обойдя кровать, снова сел на стул.
- Я тебе тут продукты принес. Игорь там тебе еще кучу всего приготовил, ты же не ешь больничную еду, - он потянулся к пакетам, которые стояли возле тумбочки. Достав из пакета шоколадку, он протянул её мне.
Взяв шоколадку, я повертела её в руках, а затем швырнула об стену. Ваня, наблюдавший за моими действиями, лишь рассмеялся и снова полез в пакет.
- Не хочешь шоколад, так и скажи. Что молчишь как рыба? - он тихо рассмеялся и достал из пакета апельсин, который я тоже швырнула об стену.
Все продукты, которые он мне давал, я выкидывала. Мне было неприятно его присутствие. Я хотела, чтобы он поскорее ушёл. Протянув мне пластиковую коробку с клубникой внутри, он следил за моими действиями. Я замахнулась, чтобы швырнуть и её, но он остановил меня, сильно схватив меня за кисть руки. Я тут же поморщилась от боли. И он, заметив это, ослабил хватку, но руку не отпустил.
- Слышь, ребенок, может, хватит уже, а? - голос его был спокойным. - Я тут покупал ей вкусности, торчал в этом долбанном супермаркете, а она продуктами раскидывается, - Ваня держался из последних сил, чтобы не закричать.
Поняв, что я уже вывела его из себя своими действиями, я решила не рисковать. И, положив коробку на тумбочку, указала ему на дверь.
- Я не уйду. Нам нужно поговорить.
В палате повисло молчание, я отвернулась к стене и начала тихо плакать. Почему-то мне так захотелось, что бы он обнял, прижал меня к себе, и все было как раньше. До этого жуткого дня. Мне хотелось стереть этот день из памяти. Было двоякое чувство. Хотелось, что бы он ушёл, оставил меня одну,
хотелось прибить его, но в то же время, наоборот, хотелось почувствовать его прикосновения, его поцелуи. Меня разрывало на части. Неужели я простила его? Нет, такое не прощают. Такое простить нельзя. Это минутное помутнение. Ненавижу! Ненавижу! Я всё так же ненавижу его. Не люблю! От всей души желаю смерти... Ненавижу. Я готова была разрыдаться, но при нем реветь было нельзя.
- Ник, я устал... Честно. Ты за этот год мне нервы помотала основательно, - начал Ваня. - Я совершил ошибку, не выслушав тебя. Но и ты... - он замолчал. Его трехминутное молчание убивало меня еще больше. – Ты тоже не идеальна. Эти побеги из дома, наплевательское отношение ко мне, я про операцию, - уточнил он и продолжил. - Ты не спросила меня, чего хочу я, ты не посоветовалась со мной. Ты просто наплевала на меня и решила всё за нас. Я бы понял тебя, если бы ты еще Мише всё рассказала, но ты молчала до последнего. Ты не думала обо мне совсем. Ты не думала, что я буду чувствовать. Ника, да ты эгоистка. Эти неоднократные пьянки, гулянки. Я лечил тебя, ставил на ноги, а ты мне вот чем отплатила. Сколько раз я просил тебя не позорить меня, ведь ты прекрасно знаешь, что меня тут знают многие. Вся общага гудит о той ночи, когда вы с этой шалавой на крышу полезли. Ты хоть знаешь, как тебя теперь называют все те, которые выросли с тобой в одном дворе? - он замолчал. Я чувствовала его взгляд на своей спине. – Я думаю, ты догадываешься. Теперь ты ничем не лучше Леры. А ещё этот Смирнов. Согласись, все началось с того, как ты вновь встретила его, Андрея. Ведь ты неспроста поехала в ту ночь в общагу. Тебя почему-то потянуло к нему. Хотя ты спокойно могла поехать и переночевать у Маши, но нет, ты поехала к нему. Что это? Привязанность? Или все же ты до сих пор любишь его?
Ваня явно ждал моего ответа. Но, не дождавшись его, продолжил говорить.
- Я вот не понимаю только одного... Это месть или что? Ты делаешь мне больно за то, что я тогда столкнул тебя... А знаешь что? Уходи. Только вот я очень сомневаюсь, что ты будешь с ним счастлива. У тебя был момент, когда жизнь проверила всех твоих близких на прочность. И многие, в том числе и он, эту проверку не прошли, но ты все равно рвешься к нему, да и ко всем остальным... Я человек, Ник, я не тварь, как ты сейчас думаешь. Это моя ошибка, и придёт время, я расплачусь за неё, как и ты за все свои ошибки. Я отпускаю тебя не потому, что я понял, что ты его любишь. Я бы боролся до конца, и ты бы всё равно осталась со мной. Ты же знаешь, я просто так никогда не сдамся. Знаешь, почему я отпускаю тебя? Потому что я прекрасно понимаю, что ты будешь ненавидеть меня, а я не выдержу... Я не смогу смотреть в твои глаза, полные ненависти ко мне. Это больно, когда самый близкий, родной, любимый человек ненавидит тебя всем сердцем. Именно такой взгляд был у тебя в тот момент, когда я проснулся. Ты ненавидишь меня, но ты простишь меня, пусть не сейчас... потом.
Еще десять минут мы просидели в полной тишине.
- Я документы привез, подпиши. Завтра Игорь придет, попрощается. Мы уезжаем в Питер, - произнес он с грустью в голосе.
Я протянула руку, все так же лежа у стенки. Я держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться. Он уйдет. Уйдет, и вернуть все уже будет невозможно. Я вычеркну все эти годы из своей жизни, забуду как страшный сон. Этого человека не будет в моей жизни больше никогда!
Дрожащими руками я подписывала документы о том, что нашей любви прошел конец. Нет нас. Есть он: мальчик-хулиган, и я: девочка, которой уже ничего не нужно. Мы будем далеко друг от друга и не встретимся больше никогда. Никогда! Мы нарушали обещание «быть в месте и в горе, и в радости», данное нами в тот день, когда стали семьёй. Когда стали одним целым.
Подписав документы, я так же, не поворачиваясь к нему лицом, протянула их ему. Взяв их, он просмотрел, везде ли стоит моя подпись.
- Плачешь? На документы-то зачем слёзы лить? Хочешь, чтобы все затянулось.
Я не ответила. Лишь указала ему рукой на дверь.
- Знай, а лучше запомни. Я люблю тебя так, как не любил никого. Люблю... - он открыл дверь. – И всегда... я буду любить тебя...