«Обречённая...»

  Тому, кому осталось жить не более мгновения,
Уж больше нечего терять.

  Здесь душно и совсем нечем дышать. Воздух кажется невероятно тяжёлым и плотным. Делаю глубокий вдох, пытаясь наполнить лёгкие хотя бы маленькой капелькой воздуха, которого так не хватает. Малюсенький вдох. Лишь для того, чтобы выжить. И грудь уже жжёт адским огнём. А затем удушающий кашель, что срывается с дрожащих губ и чем-то напоминает собачий лай, такой же протяжный и берущий за душу. Кашель, от которого, лёгкие, кажется, подобно крыльям бабочки, складываются вместе.

  Бледный, заляпанный грязью потолок белеет над головой. Перед глазами темнеет. Умирать, так странно... Бороться за каждый вдох, терпеть адскую боль лишь бы только жить. Хотя язык не поворачивается назвать это жизнью. Нет, это лишь жалкое существование, оттягивание неизбежного. Но я знаю, мой конец уже близок. Смерть дышит мне в затылок, гладит по исхудалым рукам, больше напоминающим кости, обтянутые тонким слоем кожи, под которым пока ещё пульсирует горячая кровь, наступает ногою на грудь и с садистским наслаждением смотрит как моя жизнь медленно утекает из под пальцей, как я делаю последние вздохи, прежде чем упасть в ее мерзкие холодные объятия. Она уверяет, что все мои мучения закончиться, стоит лишь закрыть глаза и перестать борца. Просто смириться, принять неизбежное. Я давал обречена.

  Никогда не думала, что моя жизнь закончиться именно так... В сыром грязном подвале какого-то незнакомого мне дома, в кромешном одиночестве, на ветхой кроватке, что  прогибается под моим весомом и протяжно скулит при каждом движении, хотя уверяю, двигаюсь я катастрофически мало. Сил нет даже слегка приподняться на локтях, а  руки и вовсе дрожат и трясутся, когда я сейчас  пишу эту исповедь.

  Да, пусть моё нелепое признание называется именно так. Это передаёт моим словам некий драматизм. Надеюсь ты поймёшь и простишь мои корявые буковки и строчки, что плывут по бумаге непонятно куда, надеюсь на море, всегда мечтала там побывать... Ощутить на губах привкус соли,  вздохнуть полной грудью свежий воздух, пропитанный влагой, встать навстречу ветру, поднять руки и махать ими, подобно птице.  Прости, что бегаю от темы к теме. Мысли в голове путаются. Мозг превращается в жидкое желе, а перед глазами плывут огоньки. Нужно торопиться, ведь необходимо ещё столько успеть сказать, а времени нет.

  Времени никогда не хватает на нужные вещи. А мы все его откладываем и откладываем на потом, даже не предполагая, что потом может и вовсе не наступить. Моё долгожданное «потом» уже никогда не наступит. Поезд ушёл, украв вместе с собой все мои мечты и борения. Когда я умру, а это будет очень скоро, всё что я бережно вынашивала в груди, уйдет в небытие: моя не высказанная любовь, что я небрежно выбросила на потом, планы, тайны, мечты и цели — всё умрёт, раствориться вместе со мной во мраке. Если бы только время можно было отмотать назад... Хотя, чтобы это изменило? Мою жизнь у меня украли, вырвали из груди и выбросили умирать на землю.

  Они безбожно лгали нам, когда говорили, что вирус пройдет. Что нужно только ждать и верить. Вакцину вскоре изобретут, всех больных вылечат, а здоровым больше будет не нужно сидеть взаперти дома, боясь заболеть. Всё снова станет хорошо, все будут счастливы. И мы им верили.  Хотели верить. Другого выбора всё равно не было. Когда рушится мир, надежда и вера в лучше, остается последним из-за чего ты вообще живешь.

  Они говорили что лечат нас, а на деле убивали... Они уверяли, что всё это ради нашей безопасности, а в итоге на нашем же горе набивали карманы. Наши слёзы — их вино. Они богатели, а мы умирали. Всех устраивал такой расклад, а тех кто возражал или много говорил — убирали. В новостях, как в черно-белом кино, из-за дня в день мелькало одно и тоже: смерть, боль — боль, смерть. Как затёртая пластинка. Замкнутый круг, из которого всё тот же выход — смерть.

   Дни ползли, словно улитки. Родные стены давили, душили. Люди умирали, а власти всё так же успокаивали, что всё будет хорошо. Вакцина в разработке нужно ждать. Ждать... Такое горькое слово, что с болью срывается с губ. Чего ждать? Смерти или лекарства? Скорее первого. Волшебную вакцину никто делать и не желал. Она давно была изобретена заранее, но лишь для избранных, достойных жить.  Весь этот вирус — их грандиозный план, что они прорабатывали годами. Планета перезаселенна, чем больше умрёт, тем лучше. Тем больше места для нового, более лучшего поколения.
 
  Много знать вредно. Подслушивать чужие разговоры — подавно. Будь ты хоть журналист, хоть обычная девчонка, оказавшаяся ни в том месте, ни в то время. С этого момента ты их проблема, которую нужно как можно быстрее решить. Они не любят медлить, особенно когда человек представляет для них угрозу. Маленькую, но угрозу. Отрезать язык, чтобы не болтала? Хлопотно и не надежно. В колоть  «лекарство?» Уже лучше.
 
  Они уверяли, что я больна, а жидкость в шприце «лекарство», которое мне непременное поможет. Хотя в чём-то они были правы. Смерть и вправду самое лучшее лекарство от всех болезней. Они схватили меня в охапку, словно куклу, чьё мнение не имеет никого значения и в кололи отраву. Мне удалось вырваться лишь под конец, когда они отпустили мои плечи, позволяя упасть. Но было уже поздно. Отрава попала в кровь...

  Мой отец смотрел на меня с высоты своего роста, в его глазах считалось сожаление, которое обычно возникает у людей при виде бездомного котёнка, но не более. Он работал на этих людей всю жизнь, разрабатывал для них яд, которым они потом травили невинных людей, выдавая его за лекарство... Но чаще они заносили вирус другим способом — когда брали тест. Хитрый беспроигрышный ход.

   Я бросилась бежать. Они не возражали. Зачем? Вирус  в моей крови сам сделает своё дело. Заметёт следы. Никто даже не подумает, что это убийство, а они останутся сидеть на вершине, не повинные ни в чём. Герои, что спасут человечество от неминуемой гибели. Даже если я начну рассказывать всем подряд, что узнала, мне всё равно никто не поверит. Молодым не верят, говорят фантазируют. Люди погрязли во лжи, как в болотной трясине, им уже не помочь. Они не желают слышать голос правды. Им хорошо живётся, купаясь во лжи. А когда люди наконец-то распахнут глаза и проснуться — будет слишком поздно.

  Знаю, они за мной придут. Они ищут меня и рано или поздно найдут. Долго блокировать сигнал с чипа не получится. Тем более у меня есть то, что им нужно. Они никогда не позволят чтобы этот предмет попал ни в те руки. К этому времени, наверное, я уже буду мертва. Но ты, мой любезный читатель, можешь ещё  помочь человечеству. Ибо только ты будешь знать где находится флешка со всеми данными о лекарстве. Его разрабатывал мой отец. Я его украла. Оно должно помочь... Я спрятала флешку в соседнем доме, на чердаке среди груды книг, моя подруга покажет дорогу. Ты сможешь отыскать её, если немного постараешься. Прошу, отнеси флешку Генри Моргану. Он единственный кто в этом мире ещё не продался. Ему можно верить. Он поможет. Сама я это сделать не могу, за мной следят. Меня ищут по всюду.

  В моей груди поселился маленький кровожадный зверек, что медленно разъедает мою плоть из внутри. Его имя —  коронавирус. Чувствую, как его острые когти скребут горло. Это он так со мной играет. Шалит и дурачиться, прежде чем убить. Ему нет надобности торопить события. Все тело отныне и навек принадлежит лишь ему одному...

Вот, снова мы ушли от темы...

  Завтра ко мне придёт моя подруга, Джина. Она приходит каждый день, приносит мне еду и воду.  Она постоянно плачет, когда смотрит на меня. Её слёзы меня душат и раздражают. Знаю, что в последние время страшно похудела. Знаю, что сердце в моей груди с каждым днём замедляет ход. 

   Завтра, на рассвете, Джина, заберёт, как и обещала, мою исповедь и подкинет какому-нибудь человеку, которому, по её мнению, можно доверять. Если ты читаешь эту бумагу, значит этот человек — ты. Надеюсь, тебя не напугали мои чернила? Ручки у Джины, к сожалению, не было. Ими давно никто не пользуется. Новые технологии... Пришлось писать деревянной палочкой и кровью... Моей кровью. Но ты не волнуйся, мне было совсем не больно. Задыхаться гораздо больнее. Не раскрывай это письмо при Джине, она расстроится, если узнает, что на бумаге моя кровь. Она так слишком много нервничает... Это будет наша маленькая тайна. Секрет, что я унесу в могилу.

  Перед глазами гаснет свет. Смерть уже держит меня за плечи, тянет в могилу, шепча на ушко ласковые слова. Нам пора прощаться. Моя история походит к концу. Ни когда бы раньше не подумала, что умру в подвале, в кромешном одиночестве, в объятиях строго пальто, что, наверное, даже старше меня на несколько лет. А ведь мне ещё даже не стукнула восемнадцать... Это передаёт моей смерти немного романтический оттенок. Погибать молодой, ещё не познавший жизнь — обидно. Мне страшно... Умирать так странно...