Катенька

В комнате было тихо. Нет, это не та тишина, способствующая покою и умиротворению. Это была угнетающая тишина страха и непонимания от безысходного положения. Порой, когда мы пребываем в состояние непонимания, то решаемся отдать своё предпочтение неприхотливому молчанию. Мы думаем, что таким образом сможем в какой-то степени защитить себя, возвести преграду, а проблемы сами собой решатся, откидывая безуспешные попытки проникновения в выстроенную нами крепость.
Но это лишь наши внутренние домыслы. Мы ничем не огораживаем себя и не способны даже на малейшую защиту. Такая грубая, но существенная истина.

В день, когда Катя не вернулась из школы родители были на взводе. Проблемы на работе и лишние переживания, накручивающиеся как толстые нитки на веретено, лишь только разогревали пыл недовольства и нервозности.
Безустанно мать пыталась дозвониться до дочери на телефон, но механический голос автоответчика отвечал давно приевшуюся фразу: «Абонент недоступен». Не смотря на то, что Катеньку родители очень любили, в тот день мать и отец были не в духе, поэтому каждая безуспешная попытка связаться с дочерью сопровождалась яростной и волнительной руганью не столь от того, что Катя не отвечает на звонки, как от того, что им даже не было известно, где она находилась в столь позднее для девятилетнего ребёнка время.

В полицейском участке родителям сказали, что девочка, возможно, находится у кого-то из знакомых или друзей, поэтому о пропаже они могли сообщить только спустя три дня.

Всё же, в тот роковой день, точнее уже ночь, девочка объявилась. Дверной звонок в три часа ночи неумолимо разрывался от сверлящего уши свиста. Мы даже не сразу поняли, что звонят нам. Но спустя несколько секунд осознания ринулись к двери. На пороге стояла Катенька. Растрёпанные русые волосы свалялись в комья, которые беспорядочно торчали в разные стороны. Тонкие белые плечи с выпирающими косточками продолжали дрожать, будто от холода. Одета она была попрежнему так же, как и когда уходила утром из дома: в выглаженный матерью школьный клетчатый сарафан, только портфеля почему-то не было.

Она виновато склонила голову вниз, запрятав своё лицо под густым слоем объёмной чёлки. Родители накинулись на девочку с ожидаемыми расспросами, но она лишь отрешенно покачивала головой, продолжая сохранять молчание. Наконец, Катенька прошелестела губами тихую, едва слышную фразу:

— Пустите.

Её и без этих слов пытались затащить в квартиру, но она как-будто ногами приковалась к подъездному полу. Фраза вышла с ещё большей силой:

— Пустите! – вопила она.

Казалось, что слова якобы не были обращены в наш адрес.
Она всё продолжала вопить, кричать и топать ногами. Отец знатно разгневался на такое неприемлемое поведение. Как бы он не переживал за дочь, но злоба взяла верх над его разумом, и впервые за все девять лет её жизни кожу пронзило жгучее болезненно ощущение от обрушившегося удара хлопнувшей пощёчины.
Девочка пьяно пошатнулась, после чего рухнула, к счастью, в подставленные мной и матерью руки. Мы занесли её в дом так и не поняв, что с ней случилось. Действительность не была вовремя нами узнана, ведь мы слишком поздно осознали то, что впустили в дом не того, за кого выдавало себя это нечто.

С прошлого вторника мы с семьёй так и не покидали пределы квартиры: знали, чем это может закончиться. Жизнь превратилась в ад. Мы не знали, что произошло с самой Катей, но тот, кто находился рядом с нами - ничего общего с ней не имел. Она была прожорлива и никогда не спала. Её стеклянные тёмно серые глаза никогда не моргали. Нечто чувствовало всё, что происходило неподалёку от него.

Мы ничего не ели: пытались прокормить Катю. Когда дед пытался по-тихому ночью сварить бульон – он не заметил, как со спины прокралось нечто, которое вцепилось мёртвой хваткой в обвисшую кожу на шее старика, окуная его морщинистое лицо в кипящую воду, находящуюся в кастрюле. Попытки сопротивления были бессмысленны, поэтому, обессилив, старик захлебнулся в бурлящем кипятке, сварившись заживо.

Его тело поместили в ванную комнату. Но, кажется, теперь там находились от него лишь остатки гниющих органов и кости. Наверняка, он послужил ужином для неугомонного дьявольского монстра, терроризирующего нашу семью.

Когда мать пыталась связаться с полицией или спасательной службой – её постигла не менее жестокая участь. Девочка с невинным лицом обнажила пожелтевшие навострённые клыки, набросившись на тонкие пальцы женщины, державшие мобильник. От неожиданности мать выронила телефон на пол, нечаянно ступив на него ногой. Зубы, как заточенное лезвие скользнули по сухой коже, пронизывая тёплую плоть кончиков пальцев. Вопль истошно прожурчал из горла женщины, эхом разразившись по комнате. Донёсся негромкий хруст, треснувших костей и рвущейся кожи. Женщина в истерике и с криком начала выдёргивать руку из пасти монстра, но зубы, как тиски сильнее сжали фаланги, окончательно оторвав их. Проглотив три пальца, девочка оживлённо облизнулась, стирая остатки крови с лица. Мать рухнула на пол, бившись в конвульсиях дрожжи и истерики. Женщина подумала, что на крики могут явиться соседи или органы служб безопасности, поэтому набрала в лёгкие воздух, продолжая кричать навзрыд.
Но Катя знала, что от неё не сбежать и никому не скрыться, поэтому без церемонно запрыгнула на качающуюся грудь женщины, отгрызя ей увеченную руку.

Сейчас мы сидим за обеденным столом все вместе: отец, мать, бабушка, я и Катя. Такая прихоть была капризом Кати, которая сказала, что хочет поужинать вместе со всей «семьёй». Мы сохраняли молчание, надеясь на то, что монстр, съев свою порцию бульона, покинет комнату, оставив нас ненадолго в покое. Однако мы осознавали и то, что рано или поздно настанет момент, когда монстр решится  полакомиться человеческой плотью, как когда это сделал на прошлой неделе. Я внимательно глянул на мать, разливающую суп в белые тарелки. Взгляд её был измученным, горьким.
Я понимал, что еды у нас вовсе не осталось, поэтому пришлось сварить суп из соседской чёрной кошки, часто забиравшейся к нам на балкон. Надо же чем то было прокормить Катю, ведь из дома мы не могли выходить.

К тарелкам никто не притрагивался. Бабушка лишь отпустила голову вниз, тихо шмыгая сморщенным носом. Я понимал, что сейчас она плачет, но даже в такой напряжённый момент старается не привлекать к себе лишнего внимания.

Мать дрожащей рукой протянула тарелку в сторону, где сидела Катя. Девочка строго посмотрела на мутную жидкость с неровными обрезанными кусками кошачьего мяса, после чего приподняла маленькие бровки и произнесла:

— Мама, я хочу сладкого, – писклявым детским голосом обратилась девочка, не отрываясь глядя на женщину.

После услышанных слов мать сильно побледнела, а лицо её исказилось в гримасе непонимания и ужаса. Она аккуратно поставила тарелку рядом с ребёнком, осмелившись дать ожидаемый ответ:

— Но у нас нет сладкого... – смотря в сторону, проговорила женщина.
— Но я хочу! – ударив кулаком по гладкой поверхности стола, выкрикнула Катя.
— Д-доченька, дав-вай мама сейчас сбегает быстренько в магазин и принесёт тебе всё, что захочешь... – неуверенно и с заиканием сказала она.
— Но, мама, ты же знаешь, что нам нельзя никуда выходить, – более умеренной и спокойной интонацией ответила девочка.
— Я... знаю... – выдохнула мама, переминаясь с ноги на ногу.

Катенька обвела взглядом каждого, кто сидел за столом. Она с ехидной улыбкой бросила взор в мою сторону. От этого мне стало не по себе. Я сжал челюсть, изнутри прикусывая зубами щёку.
Девочка встала со стула, направившись в мою сторону. Чёрные, как вытянутые стеклянные сосуды глаза, не моргая, жадно разгуливались по очертаниям моего лица. Когда она приблизилась – я почувствовал как по им щекам стала всё больше и интенсивнее протекать мокрая дорожка слёз. Я зажмурился, произнося сквозь зубы фразу:

— П-прошу, не н-надо...
— Что?! – вскрикнула нечеловеческим голосом девочка, мощным ударов сбив меня со стула.

Я больно ударился головой об пол, но решил сделать вид, что потерял сознание.

— Какая жалость... – наигранным детским голоском проговорила Катя, – Теперь придётся ждать, когда он очнётся: намного веселее будет услышать его крики, когда будет слышен хруст ломающихся его тонких косточек.

Сквозь щёлочку глаз я увидел, как девочка перевела свой взгляд на бабушку, которая тихо шептала какую-то молитву. Катя озлобленно зыркнула на старушку, быстрым шагом двигаясь к её месту. Она твёрдой хваткой схватила её за седые волосы, потащив из комнаты в сторону квартирного коридора. Бабушка отчаянно билась и надрывисто кричала, но девочка небрежно кинула её тушку возле двери комнаты, в которой мы находились, и набросилась на несчастную женщину, пытаясь перегрызть ей горло.
Мать с ужасом прикрыла глаза рукой, тихо рыдая. Отец горестным видом посмотрел на меня, безмолвно говоря, что это конец.

Я не мог больше терпеть: понимал, что если мы не предпримем меры сейчас, то так и сгнием здесь, разорванными на куски.

Катенька довольной ухмылкой повернулась к нам, перепачканная с ног до головы кровью. Языком она провела по коже своей верхней губы, в улыбке обнажая острые клыки. Девочка как ни в чём не бывало села обратно, принявшись жадно глотать кипяток из чайника. Тело бабушки уже мало напоминало человеческое: выглядело, как кожный мешок, наполненный мясом и костями.

Отец закусил губу и нервно сглотнул слюну, от чего у него дёрнулся кадык. Катя остановила своё «чаепитие», поднявшись со стула, приближаясь к отцу. Она стояла спиной ко мне. На этом моменте я понял, что это мой шанс, ведь другого может не предоставиться. Я смог найти в себе силы, чтобы бесшумно подняться на ноги и медленно надвигаться к столу, на котором лежало наше спасение: кухонный нож, которым пару часов назад мать разделывала кошку. Когда пальцы коснулись деревянной рукоятки, мои действия стали более уверенными, машинальными. Я перестал бояться резкости и стал уверенно подходить к монстру, который уже тянул свои длинные когтистые руки к лицу моего отца. С криком: «Да чтоб ты сдохла, тварь!» я кинулся на Катю, вонзив ей нож в спину, который без всяких усилий прошёл сквозь её одежду и кожу.

Девочка остановилась. Из раны потекла густая чёрного цвета кровь, попавшая мне на домашние тапочки, футболку и штаны. Замигал свет, а после послышался истошный крик. Голова Кати развернулась на 360 градусов, а тело осталось в прежнем положении. Пустые бездонные чёрные глаза расширились до такой степени, что своим размером достигали щёк и лба. Рот стал расширяться, а вместе с ним и размер сестры. Головой она упёрлась в потолок. Руки её вытянулись, приняли нечеловеческую форму.

«Это конец» – подумал я.

Однако послышался звук удара разлетевшегося дерева. Отец бросил в Катю деревянную табуретку. Мужчина кинул на меня полный серьёзности и отчаяния взгляд, намекая на то, что это мой шанс выбраться отсюда с матерью.

Катя окончательно развернулась всем своим корпусом к отцу, сжав его тело, как игрушку, в своих крупных руках. Она раскрыла пасть, из которой исходило ядовитое зловоние мертвечины.

Незамедлительно я начал выискивать взглядом мать. Она забилась в самый угол комнаты. Бросившись к ней, я поднял её на руки, пытаясь как можно быстрее вынести из комнаты. Чуть не выронил её, споткнувшись об остатки распотрошенного тела бабушки, но всё же мне удалось устоять. Позади послышались звуки возни и громкое смачное чавканье. На коже я почувствовал брызнувшие тёплые капли. Видимо, крови. Быстрым шагом я добрался до входной двери в квартиру, дрожащими пальцами одной руки разбираясь с замком. От пота и крови кожа скользила. Не получалось зацепиться и выкрутить замок. Спиной я чувствовал, что Катя уже рядом. Совсем близко. В висках пульсировало, сердцебиение участилось. Когда до ушей дошёл звук желанного звяканья замочной скважины, я выбежал из квартиры, неся на руках обездвиженную мать, находящуюся в бессознательном состоянии.
Я мчался по коридору настолько быстро, насколько это возможно. Мне казалось, что монстр скоро нас настигнет и я не замечу, как попаду в его когтистые острые лапы, сдавливающие мои кости и органы, как мякоть фрукта.

Я бежал долго, одновременно призывая на помощь кого угодно. Я чувствовал боли в ногах и руках от усталости, которая замедляла и омертвляла мои движения и хватку, но я не мог остановиться: думал, что это будет означать мой провал и проигрыш.
К счастью, как думал я, неподалёку от нашего дома дежурил полицейский патруль. Я подбежал к двум мужчинам в форме, вручив им тело своей матери. Сам же я рухнул на колени, начав рыдать и пытаясь отдышаться одновременно. Я рассказал всю историю без преувеличений. Просил вызвать как можно скорее скорую, чтобы помочь моей матери, ведь она находилась без чувств. Но помощь ей не понадобилась: она умерла от шока. Всё это время я нёс труп.

С той ночи началось полное разбирательство. На меня завели дело. Я тысячу раз рассказывал эту историю, но меня признали психически неуравновешенным. Заголовки газет и интернет трепещали от ужасающей новости: «Подросток жестоким образом убил всю свою семью». И как бы я не пытался оправдаться, но объяснения были бессмысленны. Единственное, что показалось для общественности странным, то это не найденное тело младшей сестры Кати.

Сейчас я нахожусь в психиатрической поликлинике, но через несколько минут мои мучения закончатся. Перед уходом из этой жизни хочу вам сказать напоследок единственную вещь: если в дом ваш постучится девочка с русыми длинными волосами, густой чёлкой, серыми глазами и опрятно выглаженном клетчатом сарафане – ни в коем случае не пускайте её к себе домой, ведь тогда вы уже никогда не покинете пределы своего жилища, закончив своё существование в пасти прожорливого монстра, как это случилось с моей семьёй.