Предел безысходности
- Стой! Старина Время, подожди! - отчаянно кричал он, не отставая от «убегающего» бога. Сигнализация костюма взвыла, предупреждая о критическом уровне радиации. Он почти догнал его - вот он, совсем близко, стоит лишь протянуть руку. Но тело не подчинялось.
Ноги подкосились, он рухнул на колени. Пальцы вонзились в сухую, раскалённую землю. Он пытался вдохнуть, но воздух словно исчез - грудь сдавило, как под прессом. Хрип срывался с пересохшего горла. Он хотел что-то сказать, вымолвить хоть слово, но силы ускользали, растворяясь в пустоте.
Последнее, что он услышал, - глухой, как эхо времени, шепот и ледяное прикосновение рук.
Тьма вокруг сгущалась, но для Смотрящего это не имело значения. Он был тем, кто стоял вне времени, вне ограничений, и его восприятие не зависело от обстоятельств. Однако сейчас, когда он наблюдал за другим, слабым существом, его привычная холодная, нейтральная решимость начала колебаться.
Смотрящий стоял неподвижно, почти сливаясь с тенью, наблюдая за тем, как его цель теряет силы. Лололошка, за которым он уже давно следил, как-то потерялся в пространстве и времени, был сейчас на грани. Это было очевидно. Его дыхание становилось всё более прерывистым, а тело дрожало от слабости. Тот не мог дышать, будто воздух сам по себе исчезал. Его ноги подломились, и он упал на колени, пытаясь снова обрести связь с реальностью, но его силы оставляли его.
Смотрящий, как всегда, стоял в его периферийном зрении. Он был там, но его присутствие было неощутимо, пока тот не взглянул в сторону. Тогда и появился тот ужас - нечто невозможное для понимания, скрытое в пустоте. Смотрящий не говорил. Он не требовал слов. Он был просто там, как его присутствие в разуме и душе другого существа.
Но сегодня что-то было не так. Он ощущал нечто большее, чем обычно. Это не было любопытством, как в других случаях, когда он наблюдал за живыми существами. Нет, это было... сомнение. Оно едва ли можно было назвать эмоцией, но оно не покидало его.
Его взгляд скользил по растерянному и ослабевшему телу, когда персонаж попытался снова подняться, но его попытки были тщетны. Он рухнул в темноту, его тело безвольно опало, словно отпустив всю свою тяжесть и надежду. Смотрящий почувствовал, как его сила теряет форму в этом моменте. Тот больше не мог сопротивляться. Но было ли ему место в этом мире?
Он мог просто остаться здесь, как всегда, наблюдая, отстранённо и равнодушно. Он мог оставить его здесь, пусть погибает, как и любой другой, кто попадал под его взгляд. Он был Временем, ему не было дела до жизни и смерти этих существ. Он был просто хранителем баланса. Их судьбы были лишь частью большого плана.
Но... Смотрящий заметил, что его взгляд задержался. Тот, который потерял сознание, был не просто очередной жертвой его задач. Он был живым. Он был не тем, кого Смотрящий мог бы оставить, если бы решал, что «так будет лучше».
И вот здесь, в этой молчаливой тишине, Смотрящий ощутил сомнение. Он не понимал, почему его взгляд не отворачивается, почему его рука не делает того, что должна была бы сделать. Его руки, холодные и чуждые, которые не трогали ничего живого, захотели помочь. Это было странно. Он был не для этого.
Смотрящий отошел на шаг вперёд. Странное ощущение охватило его, будто он стоял на грани принятия решения. Он не был человеком. Он не был частью этого мира. Его задача была другой. Но в этот момент его привязанность к своей миссии, к балансу, к неизбежности этих событий, казалась ему недостаточной.
Он наклонился, чуть опуская взгляд на безжизненное тело. Смотрящий вытянул свою руку, и она была холодной, как сама смерть. Этот жест был не из жестокости, но из того, что его присутствие всегда носило в себе. Он почувствовал напряжение в своём теле, как если бы сама концепция времени начала трещать по швам. Он был не таков, как другие. Но ему нужно было действовать. Он должен был что-то сделать.
«Я помогу. Я сделаю это», - он мысленно сам себе ответил, хотя никогда не произносил слов вслух. Его голос не существовал в привычном понимании, но в его разуме звучала ясность.
Его рука легла на тело, и Смотрящий почувствовал, как темнота вокруг них начала сгущаться ещё сильнее. В тот момент, когда он поднял его на руки, мир как будто остановился, а воздух стал плотным. Он был вечностью в одном моменте, в одной точке, где время теряло свою форму и становилось пустотой.
Телепортация - и вот они уже не были здесь. Пространство между мирами сжалось, и они перенеслись в другое место.
Он оказался в бункере, темном, изолированном, где стены были простыми и прямыми, и где гудели приборы. Смотрящий аккуратно уложил Лололошку на кровать, и лишь когда тот оказался в безопасности, Смотрящий почувствовал, как его внимание немного отступило от этого мира. Он не мог позволить себе забыть, что здесь он тоже был временным.
Он стоял, наблюдая, как его «жертва» лежала в тишине, неосознанно погруженная в сон или нечто большее, и не знал, что будет дальше. Он ждал, не торопясь, не испытывая тревоги. Его холодные глаза следили за каждым движением, но его присутствие было... теперь чем-то более привычным. Как нечто неизбежное.
И вот, наблюдая за безжизненным телом, Смотрящий всё же решил, что сделал правильно. Он помог. Это было не для него, не для него, как представителя времени и смерти. Но ему нужно было это сделать. История с этим мироходцем еще не закончена.
***
Ему снилась бесконечная, живая тьма. В начале он стоял один посреди пустоты, но вокруг звучало гулкое эхо шагов, хотя его собственные ноги оставались недвижимыми. Казалось, что кто-то невидимый ходит по кругу, но шаги раздавались все ближе и ближе, пока каждый звук не отскакивал от стен, которых он не видел. Затем пространство начало сжиматься. Воздух становился тяжелым, густым, словно чёрный дым, обвивающий его горло, а каждый вдох обжигал лёгкие.
Своды над головой рушились, и внезапно из теней выползли руки. Их пальцы были костлявыми, холодными, покрытыми чем-то влажным. Они хватали его за плечи, за шею, за запястья, обвивали, как змеи, не давая вырваться. Ледяные прикосновения проникали под кожу, парализуя каждую мышцу. В ушах раздался шёпот. Сначала он звучал едва слышно, как шорох мертвых листьев, но вскоре голоса слились в хор. Они звали его по имени, говорили о вещах, которых он не помнил, но всё равно боялся.
Он попытался сделать шаг, но ноги увязли, как будто в зыбучих песках. Чем больше он боролся, тем сильнее его затягивало вниз. Сердце колотилось в груди, словно молот, готовый вырваться наружу. Звук разрывающегося металла пронзил воздух, похожий на скрежет когтей по стеклу.
И вот он появился - фигура Джона, он был повернут к нему спиной. Тот начал медленно оборачиваться, у него не было лица. Его пустые глаза сверлили его, лишая всякой воли. Он чувствовал, как теряет себя, как забывает, кто он. Падая в темноту, он видел, как бездна раскрывает пасть, готовая поглотить его разум.
В этот миг он проснулся. Грудь судорожно вздымалась, сердце бешено билось, а страх ещё долго цеплялся за него, словно липкий туман, отказавшийся рассеяться.
Он был в каком-то закрытом, темном помещении, его тело было уставшим, а глаза - затуманенными. Бункер, который он так хорошо знал, теперь казался чужим. Стены здесь были черными, увековеченные пятнами от времени, и в воздухе висела запах затхлого металла, словно все в этом месте постепенно умирало.
Он почувствовал легкость в груди - фильтрация воздуха работала исправно, и ему не нужно было надевать костюм. Но изнутри его все равно мучила тревога. Бункер был под землей. Как только он пробудился, не почувствовал свежего воздуха, только стойкую, почти удушающую плотность, наполняющую пространство. Даже если сейчас фильтрация была в порядке, он не знал, на сколько времени её хватит. И если что-то сломается, он не сможет это починить. Он не был инженером, не был специалистом. Он всего лишь переживший. А что делать, если этот бункер станет его могилой?
Бункер был темным, холодным, и даже с фильтрацией воздуха в нем ощущалась застоявшаяся атмосфера. Все приборы издавали едва уловимый шум, как механические жуки, которые не умолкают даже ночью. Лололошка пытался стоять, но его ноги были слабы. Он оперся на стену, чувствуя, как холод пробирает его через костюм. В голове роились тревожные мысли: «Что будет, если фильтрация сломается? Если одна из этих стен тронется, если сеть сгорит или потеряет питание?»
Он пробовал найти еду в бункере. Несколько старых консервов, немного воды, но запасов явно было недостаточно. Он не знал, сколько времени сможет продержаться. Время становилось его врагом.
На следующий день Лололошка почувствовал себя ещё хуже. Он был голоден и замёрз, но старался не показывать слабость. С каждым часом казалось, что воздух становился всё плотнее, а стены бункера - все теснее. Лололошка вновь отправился на улицу, надеясь, что хотя бы что-то сможет найти.
Молча, как всегда, он передвигался по разрушенному городу, надеясь, что повстречает кого-то. Но никто не появлялся. Весь город был заброшен, люди исчезли, как и все живые существа. Все улицы были полны мутных луж, а на зданиях, как пятна, висели следы разрушений. Изредка он слышал жуткие, потрескивающие звуки вдалеке, но это были не живые существа - это были только остатки того мира, который когда-то существовал.
С каждым шагом одиночество давило всё сильнее. Воздух в костюме становился всё более тяжёлым, а сам Лололошка, вернувшись в бункер, почувствовал приступ паники. Всё в этом месте было чужим, всё напоминало о том, что здесь больше не будет никого. Он прошёл по темному коридору, пытаясь отвлечься от мыслей, но его разум был уже поражён - какие-то тени, шепоты, чуждые голоса, которые напоминали ему о присутствии Смотрящего. Но тот никогда не показывался. Лололошка злился всё больше.
Когда снова появился Смотрящий, его не было видно, но Лололошка почувствовал его присутствие в воздухе. Тот стоял где-то рядом, наблюдая, как он пытается справиться с собственными страхами. Лололошка, не выдержав, вскрикнул на него:
- Почему ты всегда уходишь, когда я нуждаюсь в тебе?!
Но Смотрящий молчал, как всегда. Он не ответил. Лололошка повернулся и ушёл вглубь бункера, игнорируя его.
Его поиски в разрушенном городе снова не принесли плодов. Он не встречал ни одного живого существа. Кислотные дожди продолжали лить с небес, разъедая остатки домов и улиц, поглощая все живое.
Он прошел через коридоры бункера. Здесь всё было темным, давящим, как в гробнице. Каждый шаг отзывался эхом в его голове. Время здесь словно остановилось, а стены будто вбирали в себя все его страхи. Он знал, что должен был бы поспать, но сон не приходил. Лололошка не мог избавиться от ощущения, что эта темнота, этот холодный, лишённый жизни бункер станет его могилой, если фильтрация выйдет из строя. Он не мог и не знал, что делать, если это случится. Бункер не был вечным, и даже если он был исправен сейчас, рано или поздно что-то могло сломаться. Всё вокруг казалось пустым, как его собственные мысли. Его воспоминания обрывались на каком-то моменте, и он не знал, как далеко уходили его корни.
Он пытался бороться с этой тревогой, но время и одиночество только усугубляли его состояние. Ему становилось всё труднее не думать о том, что когда-то он был не один. Но сейчас... сейчас его не было. Он был один. Однообразные шумы и темные стены только усиливали это чувство.
На третий день Лололошка продолжал свои поиски еды. Он уже давно потратил все запасы, и с каждым днем голод становился всё более болезненным. Внутри бункера было достаточно ресурсов, чтобы поддерживать его жизнедеятельность какое-то время, но никто не знал, как долго это продлится. В любой момент система могла дать сбой, и тогда Лололошка остался бы в ловушке, где воздух постепенно иссякнет, а радиация будет медленно убивать.
Он снова проверил все приборы в бункере. Всё казалось исправным. Но что-то в этом месте тревожило его. Эти темные, бесконечные коридоры. Эти стены, будто глядящие на него своими пустыми глазами. Он знал, что не сможет длительно существовать здесь. Возможно, фильтрация снова выйдет из строя, возможно, питание для бункера не хватит... Он чувствовал, что время начинает работать против него.
С каждым днем Лололошка всё чаще ощущал на себе присутствие Смотрящего. Тот, как всегда, молчал, не проявляя активности, но его присутствие было очевидным. Лололошка всё больше и больше злился. Он кричал в пустоту, звал его, но Смотрящий оставался невидим. Даже если он появлялся, Смотрящий не вмешивался. Как всегда, он оставался наблюдателем. И Лололошка не знал, что думать. Сначала он пытался воспринимать его как спасителя, но с каждым новым днем его ненависть к Смотрящему только росла.
«Почему он всегда уходит?» - этот вопрос стал его личной болью. Но через время Лололошка начал игнорировать его присутствие. Он больше не ждал. Он не кричал. Он просто шел своей дорогой, забывая и отталкивая от себя всё, что его беспокоило. Но темные, пустые стены, эхом отзывающиеся в его сознании, не отпускали. В голове всё перемешивалось. Отголоски голода, одиночества и безысходности продолжали заглушать его мысли.
***
Лололошка сидел на полу в углу бункера, его взгляд был затуманен от усталости и голода. Внешне он не изменился, но внутри его всё менялось. Он больше не мог скрывать раздражение, которое накапливалось в его груди. Весь этот мир, пустота, все эти дни без еды и воды - это было слишком. Его психика, граничащая с крахом, всё чаще стремилась вырваться наружу.
Он взглянул на приборы, ещё раз убедился, что всё работает, и с горечью произнес в пустоту:
- Ты всё равно не ответишь, да? Ты всегда рядом, но никогда не скажешь ни слова. Всё, что ты умеешь, это наблюдать. Просто стоять и смотреть, как я мучаюсь.
В ответ была тишина. Тишина, которая резала его слух, которая наполняла его пустую душу ещё большим раздражением. Он не мог понять, что на самом деле хочет Смотрящий. Что ему нужно от Лололошки? Почему он просто не вмешается?
- Почему ты оставил меня, Старина? Почему ты не остаешься, когда я нуждаюсь в помощи? Почему всегда так? Ты можешь быть рядом, но ты не хочешь! Не можешь сказать хоть слово, нет... Ты просто оставляешь меня. Я тебе не нужен? Не могу даже просто поговорить с тобой. Даже если ты не можешь говорить, ты мог бы что-то сделать! - его голос перешел в яростный шепот, сдавленный от горечи. Он снова встал, в его глазах была невыразимая злость.
Но ответ так и не пришел.
***
Лололошка снова надел костюм и вышел наружу, но ничто не могло уйти от его мыслей. Город был мертв. Повсюду был разрушающий дождь. Он вернулся в бункер, глаза начали болеть от яркости приборов и электрического света, который, несмотря на свое присутствие, давал ощущение угнетенности. Он не знал, что делать, не знал, как дальше жить в этом мракобесном мире. Смотрящий появился, как и всегда, стоя в его периферийном зрении, как тень в темной комнате.
- Ты снова здесь, - Лололошка прокачал свою боль в голосе, по черному иронично. - Ну что? Ты пришел, чтобы снова просто смотреть? Вижу тебя. Ты хочешь, чтобы я сдался, да? Чтобы я сошел с ума здесь, в этом проклятом бункере.
Он опять пытался достать до Смотрящего, его пальцы дрожали, и это смешивалось с какой-то древней, непередаваемой яростью.
- Я хочу знать, что тебе нужно! Почему ты не можешь хотя бы попытаться поговорить со мной? Почему ты не можешь помочь мне? - его глаза были полны боли и злости. Вдруг он сорвался. - Ты что, думаешь, что мне нравится быть здесь? Думаешь, мне нравится ждать, пока всё сойдет на нет? Всё, что ты делаешь, это ждешь! Это всё! Ничего больше!
Но Смотрящий не двигался. Он не мог.
Лололошка, выдыхая, снова опустился на колени. Эмоции переполняли его, но он знал, что это бесполезно. Смотрящий не может ответить. Он не может быть другим, и Лололошка уже не мог ожидать от него помощи.
***
Прошло несколько дней, и Лололошка почувствовал, что он начинает терять связь с реальностью. Одиночество стало его постоянным спутником, как тень, которая никогда не покидает. Он все чаще бродил по бункеру, выискивая хоть что-то, что могло бы отвлечь его от мысли о том, что все это может закончиться. Он потратил последние запасы пищи и не знал, что делать дальше.
Он снова вышел на улицу. Вдоль разрушенных улиц, под кислотным дождем, который не останавливался, он пытался найти хоть что-то - еду, воды, признаки жизни. Но снова ничего не было. Тишина и смерть. Только ветер, который, казалось, смеялся ему в лицо.
Когда Лололошка вернулся в бункер, он снова почувствовал знакомое раздражение. Он не знал, что делать с этим миром. Это место, это пространство, оно становилось его тюрьмой.
- Смотрящий! - снова выкрикнул он, хотя знал, что того не было рядом. - Ты что, смотришь, как я сойду с ума? Это твоя игра? Ты просто наблюдаешь, да? Все, что ты делаешь, - это стоишь и смотришь!
Лололошка опустился на пол, заливаясь слезами, но внутренний голос говорил ему: «Не сдавайся. Не переставай двигаться. Не становись частью этого мира. Он тебя уничтожит».
Когда в следующий раз Смотрящий появился, Лололошка уже не кричал. Он просто стоял, глядя на него с горькой усмешкой. Он ничего не сказал. Он больше не ждал ответа. Но он был там, а Смотрящий стоял рядом, как всегда.
***
Почти через неделю, после множества однообразных дней, Лололошка начал чувствовать, что его силы уходят. Бункер казался ему тюрьмой, а Смотрящий - холодной стеной, с которой невозможно взаимодействовать. Он снова чувствовал, как его разум поддается хаосу. В его голове всё смешивалось. Он ничего не мог контролировать.
Он вышел снова. Не для того, чтобы найти еду. Он вышел, чтобы просто быть.
Когда он вернулся, Смотрящий был в том же месте, в его периферийном зрении.
- Ты хочешь меня сломать? - Лололошка шептал, едва сдерживая слёзы. - Ты хочешь увидеть, как я разрушусь? Если ты не вмешаешься, я уничтожу себя. Ты хочешь этого? Или ты просто хочешь смотреть?
Но Смотрящий не двигался. Всё равно не отвечал. Смотрящий не мог говорить. Но Лололошка уже не ждал ответа. Он знал, что в этой пустоте не будет спасения.
И всё же, он не мог полностью отвернуться от этого присутствия.
***
С каждым днем Лололошка становился всё более бесчувственным к происходящему вокруг. Он перестал пытаться изменить ситуацию, перестал искать еду, перестал думать о выходе из этой ловушки. Мироходец оказался в мире, где не было никого, кроме него, и эта мысль всё больше проедала его душу. Он сидел в углу бункера, на полу, среди приборов, которые не помогали, среди руин, которые не восстанавливались, и среди темных стен, которые всё больше давили на его разум.
Он пытался не думать о времени. Он пытался не думать о том, как его жизнь стала бессмысленной. Но невозможно было не чувствовать, как дни становятся все длиннее, как каждый момент затягивает его в пустоту.
Внезапно, как всегда, Смотрящий появился. Он не нарушал тишину, не двигался, как тень, стоял в том же месте, откуда всегда наблюдал. Лололошка знал, что тот будет рядом. Но теперь Лололошка уже не мог ничего скрывать. Его глаза были полны безнадеги, а сердце сжалось от того, что он больше не мог справиться.
Он не сдержался. Тот, кто всегда был сильным и решительным, сейчас не мог удержать слезы. Он отпустил их. Плакал, как давно забытой, угрюмой душой, той, что потеряла всё, что когда-либо было важным. Тело Лололошки дрожало от страха и боли, но не от физической, а от пустоты, которая с каждым днем становилась его единственным другом.
- Почему? - прошептал он, обращаясь к Смотрящему, несмотря на то, что знал, что тот не может ответить. - Почему ты не можешь сделать ничего? Почему ты просто стоишь и смотришь, как я разрушаюсь? Почему ты не можешь помочь, если ты рядом?!
Тишина, как всегда, была ответом.
Лололошка снова сгорбился, его плечи опустились, и он продолжал рыдать, не зная, сколько времени прошло. Он потерял веру, потерял надежду. Мир, в который он когда-то верил, исчез, и теперь он просто существовал в пустоте. Не было смысла в поисках. Не было смысла в поисках людей или смысла в поисках самого себя.
Он перестал даже думать о том, чтобы уйти. Одиночество стало его частью. Он понимал, что его единственное будущее - это конец.
Смотрящий, стоявший в темном углу бункера, не мог быть кем-то другим. Он не был создан для того, чтобы чувствовать. Его существование было сжато в концепцию времени и смерти, но теперь он наблюдал за Лололошкой - за тем, как этот мир пожирал его. Он ощущал его боль, его пустоту, но сам не мог действовать. Он был частью его, частью всей этой трагедии.
С каждым днем, когда Лололошка ломался всё сильнее, Смотрящий становился всё более уязвимым, чем был когда-либо. Он не мог помочь, и это мучило его. Он был за пределами концепции помощи. Он был не живым существом, не человеком, а нечто большее, что существовало по ту сторону понимания. Но, несмотря на это, он был рядом. И это было больно.
Когда Лололошка расплакался, когда его голос стал таким хриплым и полным боли, Смотрящий почувствовал, как часть его самого, чем бы он ни был, затрепетала. Может быть, это была совесть, часть человеческой сущности, которую он сам давно забыл. Может быть, это было что-то другое, невообразимое. Но он стоял, не зная, что делать.
Он наблюдал, как Лололошка терял себя, и чувствовал, как его самоуничтожение затягивает его в эти мрак и отчаяние. Он не знал, что он мог бы сделать, чтобы остановить это. Он мог наблюдать, он мог быть рядом, но он не мог вернуть Лололошке веру в себя.
Смотрящий чувствовал, как что-то давит на него, как он сам, этот воплощенный временной поток, сам переживает из-за той боли, которую испытывает Лололошка. Он не был создан для эмоций, но вот сейчас, когда он наблюдал его, он чувствовал боль. Боль от невозможности помочь.
Он стоял в его тени, его глаза оставались пустыми и светящимися, но в этот момент он был больше, чем просто смерть. Он был просто кем-то, кто видел, как Лололошка рушится, и ничего не может сделать. Это не было его целью. Он был слишком привязан к своим обязанностям.
Но в это мгновение он почувствовал странное чувство. Может быть, это была жалость. Или это была часть его, часть, которая хотела сделать больше, чем просто следить.
Но он был Смотрящим. И Смотрящий не мог действовать.
***
Смотрящий никогда не чувствовал времени так остро, как здесь, среди теней разрушенного мира, где одинокая душа гасла в пустоте. Он наблюдал за Лололошкой, за тем, как с каждым днем угасает его дух, сжимаясь в плотный комок боли и отчаяния. Он видел, как тот всё реже вставал с кровати, как его худое тело дрожало от голода, а пальцы нервно теребили края одеяла в бессмысленной попытке унять тревогу.
Внутри бункера не было окон, и тусклые лампы, цеплявшиеся за жизнь, не могли разогнать густую тьму. Темные стены будто сжимались, и даже воздух казался тяжелее с каждым днем. Смотрящий знал, что фильтрация воздуха работает - пока. Но он видел тревогу, которая сковывала Лололошку. Мироходец слушал каждый скрип и шорох труб, каждый вздох механизмов, боясь того момента, когда они подведут, когда бункер станет его могилой.
Смотрящий не знал сомнений. Он был силой, вечностью, тенью, от которой не укрыться. Но сейчас он чувствовал что-то новое. Жалость. Она была чужой, тяжёлой, словно боль в груди, которой у него не могло быть. Он не знал, как справиться с ней, не знал, что с этим делать. Он привык к отчуждению, к тому, что его присутствие пугает, но теперь он хотел сделать больше, чем просто смотреть.
Он видел, как Лололошка говорил с пустотой, пытаясь разговорить его, как сначала кричал, а потом, обессиленный, шептал:
- Почему ты не можешь помочь? Почему ты просто стоишь? Я же живой... пока ещё живой...
Смотрящий молчал, потому что другого он не умел.
Однажды он почувствовал толчок, почти как физический удар, который заставил его действовать. Он телепортировался прочь, исчезая в разоренном мире, где кислотные дожди разъедали землю и небо. Он искал - не понимал, зачем, но искал.
Он нашел то, что могло дать Лололошке хотя бы немного времени: несколько консервированных супов, сохранившихся чудом.
Когда он вернулся в бункер, он не был уверен в своем выборе. Он поставил банки рядом с кроватью Лололошки. Рука, черная как ночь, на мгновение зависла над его плечом, но он не дотронулся. Он испарился, оставив его одного.
Лололошка проснулся, и взгляд его глаз, мутный и уставший, наткнулся на консервы. Он замер, сердце забилось быстрее.
- Это... откуда...? - голос его был хриплым, но в нем жила удивленная радость.
Он взял банку, чувствуя её вес в руках. Он улыбнулся - впервые за долгое время. В тот день он ел, чувствуя вкус пищи как величайшее сокровище. А когда Смотрящий снова появился, он не удержался.
- Это ты? Ты сделал это? - спросил он, подойдя ближе.
Он протянул руку, желая дотронуться, но Смотрящий испарился и оказался в нескольких шагах от него. Лололошка выдохнул, улыбнулся грустно и тихо сказал:
- Спасибо.
***
Прошли ещё дни, и Смотрящий приносил больше еды, делая это тайно. Но однажды, когда он снова стоял в углу, Лололошка подошел быстрее, чем раньше. Он обнял его. Это было внезапно, нежданно. Лололошка прижался к нему всем телом, дрожа, слезы хлынули ручьем.
Смотрящий замер. Его тело было не из плоти, а из сущности, из самой тьмы, но тепло рук Лололошки он чувствовал. И оно было невыносимо тяжелым. Он не знал, что делать. Его руки поднялись медленно, почти неуверенно. Он обнял его в ответ, легко, словно боясь сломать хрупкую жизнь, и осторожно погладил по спине.
- Ты... - прошептал Лололошка сквозь слёзы. - Ты всё-таки не просто смотришь...
Смотрящий ничего не ответил. Но в этот момент он чувствовал, что изменился.
Лололошка впервые почувствовал, что все-таки он не одинок.
Ты не такой холодный, каким казался со стороны.
