Рай пахнет антисептиком

Запах в доме всегда был одним и тем же: вонь дешевого пива, кислого пота и чего-то, до дрожи в коленях, противного, въевшегося в старые обои. Маленькая девочка осторожно стояла за углом, прижимаясь к прохладной стене. Ее завтрак - крошечный кусочек черствого хлеба с едва заметной плесенью – лежал  нетронутый на пыльной тарелке. Сейчас главная ее задача была не двигаться. Не дышать. Там, за столом под лампочкой без абажура, сидел он. Джеймс (или как его называли друзья-собутыльники «Джин»)  Стерлинг. Ее отец. Пустая бутылка от очередного алкоголя валялась рядом со скрипучим стулом, а новая, уже наполовину опустошенная, стояла прямо перед ним. Его красные, мутные от выпивки, глаза блуждали по кухне, цепляясь за каждую деталь. Взгляд девочки быстро метнулся в сторону своей мамы. Она стояла возле плиты и дрожащими руками наливала в чашку горький кофе. И вдруг щелк. Из рук женщины упала ложка. Прямо на давний линолеум. Звук был едва слышным, как мышиный писк, но этого было вполне достаточно. Женщина замерла. Казалось, даже часы, висевшие над небольшим холодильником перестали тикать. Джин медленно поднял свой взгляд. Девочка почувствовала как ледяная волна страха сжимает ей горло, словно анаконда, желающая медленно убить несчастную жертву. Она знала этот взгляд. Знакомилась с ним слишком часто. Малышка сжала свою миниатюрную ручку в кулак и вышла из своего укрытия.

- Мне пора в школу, - тихо промолвила она, схватив пакет от местного магазина, в котором лежали ее учебники с порванными, пожелтевшим от возраста, страницами.

С невероятной скоростью она выскочила на улицу, тяжело дыша. Ее сердце бешено стучало, но она усердно пыталась совладать со своими эмоциями. День только начался, но уже все было наперекосяк.

В школе все шло своим чередом. Если «чередом»  вообще можно назвать размеренное погружение в ад. Во время школьного обеда девочка не стала забирать свой перекус. Она осторожно поднялась на крышу учебного учреждения. Дверь давно сломали, а администрация даже не обратила внимание. В это место никогда не заглядывали учителя, поэтому это оказалось идеальным пространством, чтобы скрыться. Туда приползали только те, кому больше некуда было деваться. Или те, кто хотел побыть выше всей этой грязи, хотя бы физически.

Девочка осторожно села на край низкого парапета, пожав содранные коленки. Но не для того, чтобы спрыгнуть. Ей нравилось наблюдать за всем этим серым миром свысока. За ее родным городком Эшлендом, который находится в богом забытом штате Америки, за унылыми пятиэтажными домами, которые были, такое чувство, повсюду, за дымящей трубой нефтяного завода на окраине.

Холодный ноябрьский дождь шел уже несколько часов. Он пробирал до костей через тонкую бирюзовую куртку, промокшую за время долгого сидения на одном месте. Капли стекали по совсем юному лицу шестиклассницы, смешиваясь с горькими слезами, который ей было не в силу сдержать. Здесь она позволяла себе плакать, ведь только небо могло увидеть ее слабость.

- Ну что, Фел? – раздался насмешливый голос за спиной. – Решила искупаться, раз дома денег на душ не хватает?

Девочка вздрогнула, но не обернулась. По ее коже пробежала дорожка едких мурашек. Она готова узнать этот голос среди миллионов других голосов своих одноклассников. Бекки Картер. Негласная королева их школы. Дочь владельца местного автосервиса – что в Эшленде делало ее почти коронованной принцессой.

- От нее просто воняет, - послышался еще один женский голос. Это была Мэнди Роуз. Одна из близких подруг Бекки.  – Думает, вдруг дождь поможет ей скрыть этот противный запах.

- Девочки, ну чего вы так грубо, - рассмеялась третья их подружка, подходя все ближе к краю. -  Может она пришла сюда чтобы потренироваться. Как прыгнуть вниз, чтобы безболезненно разбиться.

Фелиция снова сжала кулаки. Ногти неприятно впились в нежную кожу. Не оборачивайся. Не давай им удовольствие. Считай до десяти. Один... два...три...четыре...

Но Бекки уже подошла вплотную. Ее дорогие, но безвкусные туфли темно-зеленого цвета  появились в поле зрения Фел, стоя прямо в луже перед ней.

- Встань, - приказала шестиклассница. Ее голос стал тише, опаснее. – Когда с тобой разговаривают, надо смотреть прямо в глаза. Или тебя дома не научили даже этому?

Девочка медленно подняла голову. Капли дождя попадали в глаза, но это не мешало ей видеть самодовольную усмешку на лице Бекки. Она осторожно встала и слезла с парапета. Но не потому что испугалась. Потому что сидеть было до боли унизительно.

- Ну вот, - протянула Картер, оглядывая одноклассницу с ног до головы с преувеличенным отвращением. – Новая курточка? Где ты ее взяла, Фел? На помойке за школой? Или мамочка на рынке купила?

Она сделала шаг вперед, толкая Фелицию плечом. Девочка отшатнулась, едва удержав равновесие на мокром бетоне.

- Не смей подходить ко мне! – вырвалось у нее. Голос резко дрогнул, предательски выдавая страх.

- Ой, испугалась? – захихикала одна из школьниц. – Боишься, что мы можем случайно испачкать твою дешевую одежду?

Бекки снова шагнула вперед. Фелиция отступила. Спиной она почувствовала холод мокрого парапета. Дальше – пропасть. Ступать было некуда.

- Знаешь, Фел, - продолжила свою травлю Бекки, подходя вплотную. – Ты недостойна учиться с нами в одной школе. Недостойна сидеть с нами в одном классе. Недостойна стоять с нами на одной крыше. Ты даже не достойна смотреть в нашу сторону. Твои родители – никчемные алкаши. Значит, ты тоже вырастешь такой! Знаешь, что делает отец Мэнди, будучи полицейским? – она наклонилась к уху своей жертвы и прошептала. – Он их наказывает. Наказывает очень сильно. К примеру, за неуплату налогов. И тебя тоже надо наказать.

Она резко толкнула Фелицию в грудь. Девочка не удержалась. Ее нога предательски скользнула по мокрому бетону. Она упала, тяжело шлепнувшись в ледяную лужу, растекшуюся посреди крыши. Вода хлынула за воротник, промочив позвоночник и спину, брызги полетели во все стороны. Она лежала, задыхаясь от неожиданности и боли, окутавшую тело.

- У нее что из головы кровь идет? – послышался мерзкий голос одной из девчонок, но Бекки, увлеченная своими действиями, даже не услышала это.

Она медленно, словно хищник, подошла к Фелиции и встала над ней.

- Здесь тебе и место. В луже. В крови.

И прежде чем девочка успела что-то сообразить Бекки резко замахнулась. Удар. Звук был коротким, хлестким. Ладонь школьницы со всей силы коснулась щеки Фелиции.

- Берегись луж, Фел, - напоследок бросила девочка, отворачиваясь. – Мало ли какие неприятности они могут за собой нести.

Ее подруги фыркнули, бросив на одноклассницу последние презрительные взгляды.

- Пойдемте, девочки. Нечего тут с этой возиться. Опоздаем на английский.

Их шаги зашлепали по мокрой крыши, удаляясь к двери. Они ушли. Просто развернулись и ушли. Оставив ее валяться в ледяной, грязной луже, вся в крови, с пылающей щекой и сжатым в комок горлом. Выбросили, словно она была ненужным хламом. И ведь им за это даже ничего не будет. В этом мире всем плевать на проблемы других. Хочешь выжить – не давай себя в обиду. Иначе до конца жизни останешься гнить в сырой луже, а остальные будут стоять над тобой с мерзкими улыбками и насмехаться над твоим провалом.

Фелиция не сразу смогла пошевелиться. Она лежала, глядя в серое, бесконечное небо, с которого лил дождь, словно небо тоже плакало над ней. Или смеялось. Зябкая мерзлота проникал сквозь мышцы, касаясь костей.  Несмотря на внешний холод, внутри все горело. Горела ярость. Чистая, первобытная, всепоглощающая ярость.

Она сжала кулак и с силой ударила им по мутной воде в лужи. Брызги полетели прямо ей в лицо, но она даже не дрогнула. Ей было уже плевать. Плевать на все. Все органы внутри нее были пропитаны яростью и мотивацией стать лучше, отомстить этим безмозглым тварям, которые смеют так ехидно издеваться над ней.

Скрип несмазанных петель прозвучал как выстрел в гробовой тишине старого дома. Дверь плавно отворилась, впуская Фелицию в очередной кошмар. Первое, что она увидела в скупом свете умирающего дня, был он. Отец, сидящий в его любимом кресле-качалке. Очередная пустая бутылка пива валялась у его ног, вторая практически опустошенная, свисала с его морщинистой руки. Запах перегара бил в нос, вызывая неконтролируемую тошноту. Мысль, о том, что она стоит здесь дольше минуты, казалась невыносимой.

Тише мыши... - мысль пронеслась в голове Фелиции, сливаясь с ритмом ее сердца, колотящегося где-то в горле.

Она прижалась спиной к ближайшей стене, стараясь слиться с обоями, потрескавшимися и пожелтевшими от времени и влаги. Фел часто так делала, поэтому молилась всем богам этого мира, чтобы в этот раз все закончилось гладко. Ее босые ноги, чувствительные к каждой занозе на старых досках, безошибочно находили менее скрипящие места, двигаясь бесшумно по скрипучим половицам. Перед глазами мелькала одна единственная цель: лестница на чердак. Ее комната.

Капля пота – теплая и липкая - медленно скатилась по ее лбу, смешиваясь с чем-то другим. Она машинально провела рукой, и хрупкие пальцы окрасились в ржаво-красный цвет. Засохшая кровь.

Грязь, темная и маслянистая, въелась в подол ее темно-синей школьной юбки, оставив мрачные разводы. Но самое страшное оказалось не это. Не грязь, не кровь. А ее новая белая рубашка... Та самая, которую мама выменяла на продуктовые талоны, которую Фелиция берегла как зеницу ока... Она была вся пропитана огромными бурыми пятнами, издававшими противный, сладковато-гнилостный запах крови и чего-то еще. Запах беды.

Она замерла, сердце ледяным комом упало в живот. Нет. Нет-нет-нет. Этого не может быть. Пожалуйста. Нет. . Всего на мгновение - но этого хватило.

Мутные глаза Джина направились в сторону коридора, в котором стояла девочка. Сперва они зацепились за ее юбку, затем поднялись выше – прямо к рубашке. Путая бутылка резко выпала из его рук и разбилась в дребезги об холодный пол.

- Ты... ты! – из его пересохшего горла вырвались неразборчивые звуки. – Шмара поганая! Где шлялась? И что это на тебе? В чем ты приперлась в мой дом?

Он поднялся с кресла и, шатаясь, направился к дочке. Запах перегара и пота накрыл Фелицию удушающей  волной. Он тыкнул толстым, дрожащим пальцем в одно из множества пятен на ее одежде.

- Новая! Новая рубаха для школы! А ты...ты ее в дерьме вываляла! И ты так по улице ходишь? Меня позоришь! Позоришь всю свою семью! Тварь!

Слюни из его гнилого рта брызгали во все стороны. Большинство из них летели прямо в лицо Фелиции, но она стояла молча. Неподвижно.  Каждое слово отца было наравне удара кнутом. Жгучее. Гневное.

Мужчина продолжил кричать. Но девочка все также стояла ровно. Не отступая. Она вжалась в стену, не опуская взгляд. Ее глаза горели ледяным пламенем ненависти. Фелиция сегодня уже достаточно ревела. Теперь пора сменить горькие слезы на острую злость. Эта ненависть сковывала ее прочнее любых цепей, не давая сбежать, не давая заплакать. Она видела на его лице  каждую пору, каждую морщину, каждый желтый зуб, каждую жилку, вздувшуюся на лбу.

- Я тебе покажу позор! – в очередной раз прокричал он, замахнувшись. Кулак, которым он обычно по понедельникам колол дрова, сжался для точного удара.

Фелиция инстинктивно зажмурилась, готовясь всем телом принять новый поток боли, чтобы закинуть ее в копилку ненависти, которую она решила вести с этого самого момента. Но удара не последовала.

Тонкая, как тростинка, тень остановилась между ними. Элеанор Стерлинг. Мама. Она вцепилась, коротко подстриженными ногтями, в занесенную руку мужа, пытаясь удержать нечеловеческую силу пьяного мужика, который весил в два, а то и в три раза больше ее самой. Ее лицо мгновенно побелело и стало похоже на белый, школьный мел.

- Джеймс! Любимый! Не тронь ее! Остановись пожалуйста! Прошу! Она же ребенок, - ее голос был пронзительным, глаза наполнены слезами, но внутри нее горела отчаянная искра сопротивления.

- Отвали, дура бестолковая! – рявкнул он, с легкостью откинув ее в сторону.

Женщина с тихим стуком ударилась об стену, беззвучно шевеля сухими губами.

Все, достаточно. Ненависть внутри Фелиции достигла точки кипения. Она метнула на отца последний взгляд. Он был наполнен самыми черствыми, едкими, запоминающимися эмоциями. Потом, не оглядываясь на мать, развернулась и бросилась к лестнице. В спину ей, словно ножи, летели хриплые проклятья и маты отца. И в какой-то момент, сквозь этот шум, она услышала тихий стон матери. Эта какофония преследовала ее по узким, темным ступенькам, пока она не ворвалась в свою каморку на чердаке и не захлопнула дверь, с силой задвинув кривую щеколду. Засов мерзко заскрипел, но в итоге защелкнулся. Закрыто.

Фелиция прислонилась спиной к прохладной древесной поверхности, вся дрожа. Но не от страха. От сдавленной ярости, что до сих пор неистово билась в ее грудной клетке. Лунный свет, пробившийся сквозь крошечное окно, упал на нее серебристой полосой. Он высветил ее синяк , распухший под левым глазом. Ссадину на скуле, когда Бекки дала ей пощечину. Грязь, вмазанную в кожу коленей и ладоней. И напоследок, кровь. Засохшую коркой в темных волосах в районе затылка.

Я запомню, - подумала она.

Запомню этот день. Этот час. Эту секунду. Запомню его запах пьяного рта и вонь от рубашки. Запомню звук маминого исхудавшего тела об стену. Запомню этот проклятый синяк.

Она медленно коснулась своей ранки. Было больно. Неприятно. Но терпимо. Она должна была запомнить эту боль. Заполнить их искаженные лица. Запомнить каждый скрип половицы и каждый кусок содранных обоев.

Она решительно оттолкнулась от двери и встала на слегла дрожащие ноги. Девочка подошла к своей скрипучей кровати. Ухватилась за тонкий матрас, набитый соломой, и с силой откинула его в сторону. Из углублений в старых досках она достала потрепанную тетрадь в картонной обложке. «География». Фелиция села на пол, открыв ее на чистом развороте. И в с этого момента все началось. Дешевая ручка, с разбитым корпусом, начала выводить знакомые контуры. Полуостров. Флорида. Пальмы. Океан. И самое главное – свобода. Потом она поставила точку. Жирную. Яркую. Маями. Она пристально оглядела побережье, возле которого, скорее всего, плавали куча опасных хищников. К примеру, акул. Девочка любила всех  животных. И всегда мечтала однажды завести собаку. Питбуля. Сильного и красивого. Чтобы он мог защищать ее и стать самым верным другом. А также она любила воду. Никогда не была на побережье океана или моря. Но мечтать же не вредно.

Качнув головой в сторону, и прогоняя ненужные мысли, Фел поставила маленький, но отчетливый крестик прямо на береговой линии. Отсюда. Отсюда я начну. Затем, девочка аккуратно вырвала листок, сложив его вчетверо. Она засунула его глубоко под матрас, чтобы никто никогда не нашел его. Это был ее маленький секретик.

В конце-концов, Фелиция поднялась с пола и подошла к шаткому ящику. Среди старых детских кукол, на подобии кукол и поняшек, лежал учебник по математике. Она аккуратно взяла его. Обложка оказалась шершавой, а корешки потерлись до картона. Это мой пропуск в жизнь мечты. Мой таран. Тот самый золотой билет на поезд, который увезет меня из этого ада. Навсегда.

Фелиция медленно опустилась на пол, прислонившись спиной к кровати и подставив страницы учебника под лунный свет. Она открыла учебник на первой попавшийся теме, которая оказалась до чертиков сложной, но это даже к лучшему. Чтобы добиться успеха нужно прикладывать усилия. Каждая новая выученная формула, каждая решенная задачка была кирпичиком. Кирпичиком в стене, которая сдерживала ее в этом ужасном мире и не давала продвинуться дальше.

Я не стану как мать. Не стану жертвой.  Не стану терпеть. Не стану прощать. Я уеду. Стану лучшей версией себя. Стану той, чье имя будут произносить шепотом. Той, перед кем будут склонять головы. Той, которую будут беспрекословно уважать. Или бояться. Мне плевать. Я докажу каждому. Каждому кто станет у меня на пути. Каждому в этом проклятом Эшленде. Каждому, кто не видел дальше свой тупой пьяной рожи. Каждому,  кто пытался хоть раз в жизни сломать меня или причинить мне вред. Не важно моральный или физический.

Губы Фелиции искривились в беззвучной, горькой усмешке, а рука сжалась в кулак так сильно, что ногти впились в ладонь, оставляя глубокие полумесяцы. Острая боль пронзила руку, но она только сильнее вжалась в учебник. Девочка смотрела в темноту за пределы лунного луча, но видела не низкий потолок чердака, а бескрайний океан, сияющий неоном Майами, и горизонт, полный немыслимых возможностей. В эту ночь, под холодным светом луны, подсвечивающим ее травмы, за страницами учебника, ставшего ее оружием и щитом, умерла Фел - запуганная девочка из захолустного

Эшленда. Родилась Фелиция Стерлинг. Та самая, чье имя однажды зазвучит в коридорах власти и потрясет их до основания.

Она читала. Решала. Боролась с цифрами и символами, как с живыми врагами. Пока первый, бледно-серый луч рассвета не коснулся края пыльного окошка, разбавляя лунный свет. Только тогда учебник выскользнул из разжавшихся пальцев, а голова тяжело упала на колени. Она уснула сидя, спиной к двери, лицом к окну - к свету нового дня. На щеке, рядом со ссадиной, блестела не слеза, а капелька пота. Последняя дань битве, выигранной этой ночью.