cake No. 16
Я так устал от дождя, падающего мягко на землю, которого достаточно для того, чтобы мои ноги были мокрые,
но не настолько, чтобы позволить мне утонуть
front porch step: drown
***
— Мы должны что-то делать с этим, — белая стена, словно чистый лист бумаги, дает возможность моей фантазии придумывать невообразимые вещи, которые мне бы хотелось воплотить в жизнь. Каждый раз, когда передо мной что-то девственно нетронутое, я чувствую тревожный страх, взятый из глубин моего подсознания. Все люди бояться чего-то нового, и к этим открытиям можно приписать белый лист бумаги. Прежде чем написать что-то на нем или оставить какой-то след, мы должны перебороть тот барьер, после которого вдохновение само собой заставит тебя делать замечательные вещи на данном листе.
— Я предлагаю выпить чай, а потом придумать что-либо, что можно изобразить на этой стене, — если посмотреть на нас со стороны, то перед вами предстанет картина, на которой будет лишь два человека, стоящих на фоне огромной чистой стены, которую следует заполнить. Они смотрят на этот предмет, как на часть искусства, склонив свои головы набок. Нам на самом деле нужно хоть немного идей на этот счет.
— Нет, — отрицание не значит то, что Калум не согласен со всем, и он дал мне это понять с первой минуты знакомства. Если он говорит "нет", то это относится лишь к определенной части моего высказывание, а не о речи в целом. К примеру, возьмем фразу, сказанную мной минутами ранее. По всей видимости, он отказывается от чаепития, но не от раскрашивания стены. Ведь, если бы было наоборот, он не стоял бы до этого момента возле меня, смотря на стену и думая над тем, какой элемент лучше нарисовать. Он бы уже пошел на кухню и сидел бы за столом, ожидая, пока я присоединюсь к нему. Мне чертовски нравится наблюдать за его поведением и извлекать из этого что-то полезное. — Знаешь... — парень на секунду осекается, выдвигая руку вперед, будто направляя мое внимание на что-то определенное, — я думаю, можно просто разбрызгать краску повсюду. Взять кисть и просто творить, — почесывая подбородок и набирая полные легкие воздуха, Калум подходит вплотную к стене, дотрагиваясь кончиками пальцев к ней.
— Что ты делаешь? — я совсем не против, чтобы он делал здесь все, что хотел, но его действия непонятны мне. Мы простояли около пятнадцати минут, пялясь на стену, а сейчас он решил, что ее можно потрогать.
— Чтобы делать что-то с материалом, нужно его испробовать, — на этих словах он поворачивает голову в мою сторону, не убирая пальцев от предмета, — ну, пощупать, потрогать, — он вздергивает бровями, и рукой проводит вдоль стены. На его руках изображены татуировки, которые делают его более брутальным и непринужденным, которым он не является. Он чертовски умный, снисходительный и вдумчивый, и его внешняя оболочка полностью противоречит внутреннему миру, что бы я о нем не думала.
— Ты хочешь еще немного потрогать стену? — я показываю пальцем в сторону него, уточняя дальнейшие действия, и он ничего не отвечает, водя пальцами по белому "холсту". — Если да, то я пойду выпью чай, — разворачиваюсь на пятках, беря в руки чашку, которая была оставлена в этой комнате еще со вчерашнего вечера, когда мне было лень даже вставать с пола, не говоря уже об уборке и прочем. На самом деле, я ужасно ленивая и нечистоплотная в плане уединенной жизни. Я никогда не стану готовить для себя что-то вкусное, если это займет времени больше, чем пятнадцать минут. Я смогу прожить в комнате, запыленной доверху, если не буду чувствовать при этом аллергию. И это вполне устраивает меня, ведь я не живу "на полную катушку", чтобы убираться в доме каждый день, так как большинства вещей в своей квартире я даже не касаюсь.
— Нет. Стой, — он говорит рывками, поворачиваясь в мою сторону, но не подходя. Его отличительная черта — боязнь подходить к людям. Будьте уверенны, что он никогда не подойдет к вам, если не почувствует одобрение и безопасность. Он не любит нарушать личное пространство своим существованием, и первое время я была очень удивленна, когда мы при разговоре находились в пяти или больше метрах друг от друга. — Подожди, Чарли. У тебя есть баллончики с краской? Я бы мог вспомнить свои подростковые годы, — при воспоминании о прошлом на лице Калума появляется беглая улыбка. Он быстро остепеняется и прокашливается, словно ничего не почувствовал. Я уверена, что у него было лучшее в мире детство. Он гонял на скейтборде, разрисовывал заброшенные дома и мусорные баки всякими рисунками, пробовал курить и пить, много разговаривал, проводил время с друзьями и читал взрослые книги, которые не задают в школе. Что-то наподобие "Литературы для учителей" или "Как заработать денег". Такие пособия читают люди, которые отчаялись в своей жизни и они живут на берегу океана и каждый день выходят на веранду, беря с собой чашку горячего какао и книгу, совершенно не интересную, но стоящую для того, чтобы о ней знали. Я представляю Калума именно таким парнем лет до шестнадцати. Когда гормоны шалят в организме, и ты ничего не можешь с этим поделать, а лишь ищешь способ, чтобы получить больше адреналина и всплеска всех веществ, действующий на твой мозг, в организме. По всей видимости, у парня было не менее четырех девушек, может даже, больше, и с каждой из них он получал незаменимый опыт. Опыт, который понадобится в дальнейшем. И по этой причине, я думаю, он любил беседовать с учителями на всякие темы, не касающиеся школы. В моих глазах Калум безумно умный и образованный, и его развитие намного преуспевает для его возраста. Он выглядит молодым парнем с мозгами мужчины, который много через что прошел.
— Я могу поискать банку краски. Не обещаю, что найду что-то стоящее, но я точно поищу, — искривляю губы в легкой улыбке и направляюсь на кухню, где должна выпить чай и найти хоть небольшую емкость, в которой будет немного краски, а иначе у нас ничего не выйдет. Идея с изменением интерьера пришла в голову Калума около часа назад, и все это время мы разглядывали стену, переговариваясь парой фраз.
***
"На самом деле, показывать свою любовь не обязательно.
Не обязательно каждый раз говорить давно затертую фразу "Я люблю тебя", чтобы дать понять человеку, что твои чувства все еще не остыли.
Для этого достаточно лишь делать для своей второй половины завтрак, ездить с ним на одном метро на работу, держаться за руки, пить из одной чашки, просыпаться от одного будильника, желать удачного дня и говорить о том, чтобы он одевался теплее, ведь на улице холодно".
— Почему ты хотел спрыгнуть? — неуверенно мажу кисточкой по стене, делая неровную линию, которая в моем представлении должна стать звездой.
— Я не помню, — под пальцами парня, вымазанными в серую краску, получаются отличные рисунки. Он не дает мне рассмотреть абсолютно все, заграждая вид широкой спиной, и я встаю на носочки каждый раз, как только Калум немного отходит назад, чтобы посмотреть на картину со стороны. Я хочу увидеть то, что получается, ведь мне чертовски интересно, но парень говорит, что еще не время.
— Ты лежал в больнице после этого? — снова делаю мазок, наклоняя голову набок и зарисовывая звездочку внутри, растирая пальцами контур, чтобы она была более реалистичной. Прежде чем рисовать солнечную систему, я покрыла половину стены, которая принадлежит сейчас мне, темно-фиолетовой краской, в некоторых местах пересекающуюся с черной. Это дало мне возможность в точности изобразить космос моих мыслей.
— Я не псих. Я отказался от услуг... — он замолкает, так как занят работой, и я вижу, что ему неудобно разговаривать со мной, ведь это мешает процессу, — психолога. Но мама все равно настояла на том, чтобы мужчина-врач приходил к нам домой каждую субботу и наблюдал за моим состоянием. Он выписывал мне таблетки каждый месяц, и за это я его ненавидел. Цены этих лекарств были непосильны бюджету нашей семьи. Когда он приходил, мне хотелось лишь одного — чтобы он поскорее ушел, — насчет этого рассказа у меня возникают двоякие чувства, которые не сравнятся с теми, что испытываешь, когда смотришь драму по телевизору. С одной стороны мне жаль парня, а с другой — я чувствую, как он начинает открываться для меня, как новая книга, которую ты впервые держишь в руках. Он никогда не упоминал о психологе и о том, что он месяцами лечился от того состояния, в котором хотел рассчитаться с жизнью.
— И тебе стало..
— Не спрашивай меня о моей состоянии. Я не хочу, чтобы у меня рушилось мнение о том, что ты отличный собеседник, не требующий объяснений к каждому шагу.
— Мне тоже нравится говорить с тобой.
Я продолжала рисовать, не останавливаясь даже тогда, когда наши с Калумом спины соприкасались из-за маленького пространства между нашими кусками стены. Мы хотели закончить всю работу сегодняшним днем, чтобы не тратить больше времени на это. Я видела лишь то, как руки парня быстро двигаются, и под ними появляется все новый и новый рисунок. Мне важно было знать, что он творит, чтобы продолжить его мысль, но я этого не могла добиться, поэтому продолжала делать то, что начала, несмотря на то, что в конечном итоге, скорее всего, наши картины будут чертовски разными. Время суток сменилось ночью, когда я сделала последний мазок на стене и отошла в сторону.
Мои глаза бегали по фиолетово-черному холсту с разной величины планетами и звездами, рассыпанным повсюду. Космос в моей голове полностью отобразился на стене, заполняя тот белый кусок комнаты, который наводил на меня тоску. Я всегда хотела заставить его мебелью или, на крайний случай, заклеить обоями, но нарисовать что-то самой — лучший выход, и я благодарна Калуму. Планеты в космосе — это мои идеи, который отличаются величиной из-за их важности и значимости. Каждая планета важна в солнечной системе, и если пропадет хоть одна, все рухнет. Каждая планета отвечает за что-то, и если ее убрать из цепочки, то мы никогда в жизни не соберем этот сложный паззл, на первый взгляд кажущийся совершенно простым. Звезды повсюду — это то, что я называю набросками. Набросками своих идей, которые в дальнейшем воплощаются в жизнь. Все звезды одинаковых размеров, и лишь некоторые занимают более важное место в этой системе. Это не до конца рожденные планеты.
Когда Калум отошел, наконец, от стены и стал рядом со мной, перед нашим взором отрылся вид на город. Серый и мрачный город с машинами, зданиями, но не с людьми. На рисунках парня нет ни одной живой души, которая смогла бы сделать его картину более живой. Он изобразил то, как видит мир без людей, и это достаточно реалистично вышло. Вид открывается сверху, поэтому я могу рассмотреть лишь крыши домов и магазинов, и маленького пикапа, стоящего недалеко от свалки. Парень сделал весь настрой более пессимистичным, что отлично впадает в контраст с моим космосом. Каждый из нас изобразил свой внутренний мир и то, каким он его видит.
Между нашими рисунками нет границ — его серый город отлично вливается в фиолетово-черную бездну моего космоса.
— Один штрих. Всего один, — Калум берет тонкую кисть из моих рук и около двадцати минут выводит огромные буквы, переходящие от его картины к моей. Они располагаются полукругом, и, если их закрасить внутри, то получится отличная панорама наших внутренних мировоззрений с подписью к ним.
В конечном итоге на стене было написано всего пару слов. Слов, которые смогли прожечь мою душу изнутри.
Где заканчивается серость будней, начинается бездонный космос.
***
Я холод без направления, но я потерялся без твоего тепла. Я пытаюсь найти хоть какую-то надежду на то,
что смогу получить шанс и дышать
front porch step: drown