Преступление.

— Я знаю, что приемные родители обычно выбирают голубоглазых девочек с кудрявыми волосами. Но, может быть, кому-то нужен светловолсый, проблемный мальчик? Пусть меня кто-нибудь примет таким какой я есть. Я хоть кому-то буду нужен?

— Нужен

— Я буду хорошим, буду все делать, помогать. Слушаться буду.

— Миш, не ври, пожалуйста.

Почти год, как Надежда, точнее, сама Надежда Георгиевна, вошла в нашу жизнь.. Сначала она казалась мне случайной, как все Тяжелый подросток, клеймо, выжженное на моем лбу. Наш "одаренный" класс – сборище детей, от которых шарахаются, как от чумы. Я был уверен, она не станет исключением. . Да и класс у нас "одарённый" – дети, от которых шарахаются. Думал, и она не выдержит. Но нет. Нет, она из тех, кто бьётся до последнего вздоха.

Господи, каким же я был слепым! Глупым мальчишкой, приносящим одни лишь проблемы, особенно в её жизнь. Как она выдержала нашу группу? Откуда столько сил?

За окнами вспыхнули фонари, словно янтарные слезы, пролитые на остывающие улицы. Сгущался мрак. В столовой, если это убогое помещение можно так назвать, царил хаос – какофония звуков, приправленная запахом пригоревшей каши. Вечный ремонт, как символ нашей вечной неустроенности. Но сейчас мне было плевать на этот бедлам. Вселенная сузилась до одной точки – до нее.

Она в моей рубашке. Мои вещи сидели на ней лучше, чем ее собственные. Я готов был тонуть в этом зрелище вечно В этой серой, бессмысленной массе она – словно яркая звезда, выхваченная из тьмы.

Обжигающий взгляд, словно прикосновение, заставил её обернуться. И сразу в глаза бросалась эта яростная, вызывающая красная помада, подчеркивающая красоту её улыбки. Она словно создана для неё, клянусь. Красная помада – ее визитная карточка, ее оружие.

Но даже у этой помады есть тёмная сторона. Всегда, абсолютно всегда, следы её страстных прикосновений можно обнаружить на теле "жертвы". Жертва, разумеется, Миша.

И у этого оружия был побочный эффект. Вечные улики преступления, запечатленные на теле жертвы – Миши. Следы ее незаконных вторжений проступали сквозь тонкую ткань его рубашки. Шея, плечи, ключицы... а может, и ниже. Яркие метки, по которым можно было безошибочно определить, кто из них двоих ревнует больше. Миша пока об этом не догадывался. Пока.

В чем же заключалось их преступление? Бессонные ночи, украденные у сна, проведенные в ее комнате, в плену шепота и украденных поцелуев.

Итак, вердикт вынесен – эта помада ей шла. И не только ей, и не только на губах.

А ещё один след их тайной связи – растрёпанные волосы. У него они непокорно торчат в разные стороны, переплетаясь между собой. А её идеальный пучок пал жертвой его нежных прикосновений. Кудряшки у лица тоже выбились из строя.

В ее глазах плясали искорки счастья. А в его – бушевала буря. Ему было мало ее. Ему нужно было больше времени, больше внимания, больше ее. Но их опять прервали, вырвали из объятий друг друга.

«Учитель и ученик. Воспитатель и воспитанник. Так нельзя». Но для них слово "нельзя" словно не существует.

По её сверкающим глазам видно, что она счастлива. А вот в глазах расцелованного читается ярость. Ему нужно больше времени с ней. Больше внимания, больше её самой. Но нет, их снова разлучили.

Однако её счастливый вид помогает ему сдерживать гнев, не огрызаться на каждое слово.

Пока он любовался ею, его друг пытался пробиться сквозь стену его мыслей.

— Миша! Ты меня вообще слушаешь?

Снова этот назойливый голос. Вскипев от злости, он наградил его подзатыльником.

— Ты можешь заткнуться?

Тот потер ушибленное место, сквозь натянутую улыбку процедил:

— Может, хватит пялиться на Победаноску? Не светит тебе, смирись.

Гормоны и так бушевали в нем, а тут еще и этот с язвительными подколами. Кто-то перешел черту.

Резким движением он схватил его за воротник, лишая воздуха. В глазах друга плескался испуг. Понизив голос до угрожающего шепота, он четко выговаривая каждое слово:

— Следи за своим поганым языком.

Он знает, лучше не доводить Мишу до драки. Он самый старший, самый сильный. И выше всех своих сверстников. Ему не справиться. Затаив дыхание, словно пытаясь слиться с тенью, тот молчал,он смотрит прямо в глаза, ловя в них испуг, и тихо, отчётливо произносит:

— Еще раз откроешь рот в ее сторону – лично закопаю. Понял

Руки друга взметнулись вверх в знак капитуляции.

— Да все, Миш, успокойся. Не кипятись.

Миша отпустил его, оттолкнув от себя, словно прокаженного. В демонстративном порыве поднялся со стула, уходя прочь, ощущая на себе взгляды остальных. Ему было на них плевать.

Ненавижу, когда её прекрасную фамилию так коверкают. Победоноска... Что за чушь? Кто это придумал? Ублюдки...

Выдыхая дым сигарет в ночное небо, он ведёт внутренний диалог. В последние дни он зол на весь мир. Словно сорвало тормоза, которые позволяли ему жить спокойно, не реагировать. А сейчас всё изменилось. Он и сам не ожидал такой реакции на безобидную шутку друга.

Не светит? Серьёзно? Не светит?!

Эта фраза взрывает его изнутри.

Смириться? С чем? С тем, что они все конченные идиоты? Никогда.

Выкурив почти пачку сигарет, он всё ещё пытается успокоиться. Но хоть снаружи он кажется невозмутимым, внутри бушует ураган. Руки дрожат, с каждой секундой ему становится всё хуже. Его мысли поглощают его, подавленная годами агрессия рвётся наружу. Пальцы немеют от холода. Осень уже наступила, тепла не жди. Обычно из такого состояния его вытаскивали только свежие шрамы на запястье или... его Надежда. Какая именно? Догадайтесь сами.

Проторчав ещё пару часов на улице и добив вторую пачку, он решает вернуться в помещение. Не хочется окочуриться прямо на холодном асфальте.

Почему его не ругают за то, что он шатается по ночам? Он уже взрослый, почти семнадцать. За такими особо не следят. Тем более он тихий, не привлекает внимания. Хотя, возможно, пара пацанов всё же в курсе. Его сожители по комнате, но они тоже не спят. Во всяком случае, они не в комнате. Осталось незаметно проскользнуть по коридорам. Ведь его могут заметить, а этого лучше избежать.

Как только Миша переступил порог комнаты, дверь захлопнулась, и его прижали к стене. Не успев опомниться, он ощутил на своих губах ее поцелуй. Кто это мог быть? Та самая девушка, чья помада оставляла следы на ровном месте. Этот запах он узнал бы из тысячи. Она.

Перехватив инициативу, он вывернул ее руки, зажав их сверху своими. Теперь она – жертва. Видимо, она тоже была не в духе. Как и он. Это читалось в ее глазах, в ее движениях.

Несколько секунд, прожигающих друг друга взглядом, и он снова впился в ее губы, сливаясь с ней в одно целое. Медленно опуская ее руки, сейчас не время для грубости. Как же он любил ее поцелуи...

Она сразу почувствовала вкус сигарет на его губах. Она поклялась себе, что однажды выбросит эти проклятые сигареты в помойку.

Наконец оторвавшись друг от друга, он сразу задал вопрос:

— Надюша, почему ты не у себя?

— Это я должна у тебя спросить. Где ты был? Ты время видел?

Ее взгляд смягчился. На лице мелькнула улыбка. В его голове пронеслось: "Понятно... она просто волновалась". Чмокнув ее в уголок губ, он улыбнулся ей в ответ. Ему нравилось смотреть на нее, когда она злилась.

— Все хорошо, просто задержался.

— Задержался где? На улице с сигаретами? Миш, я видела, что было в столовой.

Она была настойчива. Было видно, что она ждала его здесь долго.

Вдох-выдох. Притянув ее к себе, обнимая за спину, уткнувшись носом в ее макушку, он прошептал:

— Прости.

Да, для своих лет он был высоким. Ему почти семнадцать, вырос мальчик.

После разбитого сердца она изменилась, словно подточенная бурей скала. Разбилось не только ее сердце, но и она сама. А он собирал ее по кусочкам. Они меняются – это естественно. Особенно для него, с его бурным подростковым периодом. Он стал почти другим человеком.

Но он рад, что сейчас с ней все хорошо. Ведь он рядом... Но надолго ли? И самый страшный вопрос, поселившийся в его голове: а вдруг он поступит с ней так же?

Надя успокаивалась в его объятиях. Да, она боялась за него. Но сейчас она знала: с ним все хорошо.