Глава 4
Каждый шорох отдавался в моей голове гулким громом. Мне все казалось, что я чувствую на себе его взгляд. Что мои волосы, моя кожа и мой кафтан обволакивает сладостью дегтярного меда. Что сейчас, он схватит меня за плечо и уволочит в царство Кощеева. Но стоило обернуться, как за спиной мелькали только леса, да бескрайние поля. Когда Бурушка начал запинаться, я сбавила темп бега. Солнце красное уже вовсю грело свои владения. Свежая трава ярко пахла зеленью, когда вороной конь топтал ее, переменная с ноги на ногу. Прохладный ветер, не успевший прогреться в объятиях солнца, ласково трепал золотые колосья пшеницы. В косой сажени от меня расстилался могущественный лес, завлекающий путников тенью деревьев. Так и вторил он: «Присядь под деревце, отдохни. Смотри, какие яблочки наливные уродились...отдохни...»
—Что-то не так...— С моих уст сорвался тихий шепот, словно боялся потревожить мертвую тишину. И только тогда, до меня дошло. Слишком тихо. Для полуденного солнца, да природы живописной, уж слишком тихо. Пушистые ели ловили солнечных зайчиков, ласково перебирая в зеленых рукавах. Молодые березки-девицы ждали своих спутников тополей, чтобы те увели их в пляс. И все бы ничего. Но ни одна белочка не пробежала по ветвям. Ни одна кукушка не стала отсчитывать мои лета. Не должен лес молчать.
Хрустнула сухая ветвь неподалеку от нас. Насторожил свои уши конь, нервно головой замотал.
—Тихо, Буран. Тихо.— Не сводя взгляда с источника звука произнесла я. Что за лес такой, коли его животные сторонятся? Мысли слишком быстро настигли девичью голову, а по телу побежали мурашки и озноб.
—Омут...—Только и вымолвила я, как разнесся по лесу клич.
«Ау... Ауууу...ау...» и тише он становится, вглубь уходит. Зазывают в Тихий омут, а к добру туда заходить и не стоит. Не дождешься ты ничего хорошего, а лес проглотит тебя, и глазом не моргнет. По княжеству часто молва ходила про проклятый омут. Нянечки шептались, думая, что мы с Мирославой не слышим их разговоров.
«—И от чего его только Тихим омутом прозвали?— одна из нянек туго стянула мои волосы, от чего кожа на висках загудела.
—Будто ты не знаешь,— Ольга смерила помощницу суровым взглядом и не найдя в ее лице понимания, тяжело выдохнула,— Омут словно дикий кот. Его не слышно, пока он не броситься на свою добычу. Поговаривают, что помимо русалок, да упырей, черти в нем завелись. Ходит теперь молва по народу: в Тихом омуте черти водятся. Правда или нет, не знаю. Людям лишь бы сплетни пустить, да панику навести.»
Буран ведет головой, словно в наваждении мечет из стороны в сторону. Я натягиваю поводья, но конь начинает яростно дергать, от чего напряжение отдается в кисти рук.
Крона деревьев застучала, словно зубами заклацала. Вновь вторит голос по лесу «Ау...Ау. Ау!»
Поворачиваю коня в противоположную сторону от леса и тело мое начинает окутывать страх. Буран не двигается, пристально смотрит в глубь манящего омута, откуда появляются силуэты черных рук.
—Мураны... нет, нет, нет , нет! —Осознание накатывает, как ведро ледяной воды.
Мураны- девы, что уходили за лекарственными травами в Тихий омут. Уходили и не возвращались. Омут забирал их тело, оставляя душу бродить по окрестностям, не выпуская за свои пределы.
Мураны появляются только ночью. Днем они спят в коре старых деревьев, а как только наступают сумерки, ловят светлячков, сажают в старые фонари и бродят по лесу, все время перекликаясь. Говорят, если Мурана тебя словит — тело твое отдаст она земле и вырастет из него новое дерево, в котором будет жить твоя душа. А сам ты, будешь плутать по Тихому омуту столько, сколько живёт душа-вечно. Причина, по которой себя так ведут Мураны, не ясна. Это лишь их природа.
—Но что они делают здесь в полдень, когда должны спать...—Я пытаюсь слезть с коня, но он резко подрывается, унося нас в лес.
Он несет меня, словно ведомый, словно гонят его от волков, от смерти страшной. Только вот, заводит он нас все глубже в Омут. И теперь, волки- последнее чего стоит бояться.
Моя левая нога, успевшая выйти из стремени, теперь со всей силы прижимается в животу животного, а по лицу безжалостно бьют сухие листья. В какой-то момент, в голове проскакивает мысль спрыгнуть с коня, пока он нас не погубил.
Со всех сторон слышится звонкий смех и кличут меня «Ау...Ау... к нам Марья, сюда... Ау.»
Все крепче пальцы сжимают гриву вороного коня, а губы нашептывают проклятья и мольбу в перемешку.
Я чувствую, как участилось его дыхание, как сильное сердце забилось в такт моему. Деревья смешиваются в темные краски, что проносятся мимо нас. Кажется, что омут осознает, что в его владения попала новая жертва для его пиршества. Он протягивает к нам ветви, которые больно царапают все тело. Буран словно не замечает этого, ведет нас чуть левее и тут мой взор находит впереди нас край оврага.
—Буран, стой!—задыхаясь кричу я, натягивая поводья. Резкий толчок и мы оказываемся в воздухе до той самой минуты, пока копыто его не оказывается на рыхлой земле. Она осыпается под его весом и нас утягивает на дно оврага.
Голова раскалывалась от нарастающего звона, а попытка открыть глаза не предвещала ничего хорошего. Все плыло, малейшее движение причиняло такую боль, что быстрая смерть казалась долгожданным подарком.
Овраг представлял собой крутой склон, в глубину две сажени. Присыпанный внизу сухими листьями, он скрывал ужасную картину. Множество острых палок были воткнуты в землю, пронзая каждого, кто угодил в смертельную ловушку.
Я лежала в ручейке вязкой крови, не пытаясь даже пошевелиться. Правая нога, что оставалась в стремени, была придавлена мертвой тушой. Голова гудела и умоляла о том, чтобы умереть здесь. Сердце же кричало, что нужно бежать, пока на запах трупа не приползла нечисть. Веки слиплись от засохшей грязи и крови, всюду запах смерти. Чем пахнет смерть? Она пахнет страхом, который плавно перетекает в умиротворение и принятие. Все мы не вечны, да только, страшно смотреть в глаза тому, чего всю жизнь боишься. Забавно это. Мы живем, всю жизнь боясь смерти, а она с нами под руку ходит. Приподнявшись на локтях и слегка поведя ногой, я услышала громкий хруст и вцепилась зубами в нижнюю губу, сдерживая крик. Сломанная конечность была проткнута кольями. Небольшие, в одну ладонь, они уходили под землю, но причиняли ужасную боль. Мое падение можно было назвать удачным. Все тело упало на труп какого-то существа, определить которое не возможно из-за процесса разложения. Буран же, придавив мою ногу, принял все колья на себя. Не знаю, сколько времени прошло, да только, всхлипы мои становились все тише, а попыток вытащить ногу все меньше.
«Соберись! Соберись, Марья! Нужно выбраться отсюда, пока нас заживо не сожрали.»— Мне хотелось выть от горя, кричать от боли и рыдать от безнадежности. Даже если удастся выбраться из под коня, с переломанной ногой я не смогу отсюда вылезти.
Над головой послышалось долгое, протяжное «Ау», а по щекам побежали горючие слезы. Не выбраться.
Рядом осыпалась земля и я повернула голову в сторону. Передо мной стоял маленький грибочек. Сложно сказать, гриб ли это был, да лицо у него было детское. Черные глазки бусинки с интересом всматривались в мое лицо, а заметив рядом лужицу крови, с восторгом бросилось плюхаться в ней. Нечисть. Маленькая, но все же проклятый дух. Пришел по мою душу.
Грибок был меньше пяди, передвигался на маленьких ежиных лапках и звонок смеялся, обнажая маленький молочный человеческий зуб.
— Ты совсем маленький...—на мой голос нечисть обернулась, улыбка с его мордашки тут же пропала. То ли не заметил он меня, то ли думал, что я скоро умру. Видимо, разделять кровавую купальню он со мной не хотел, потому как подбежал и начал толкать меня в локоть. Выглядел он не довольным и встревоженным, постоянно оглядывался и пищал что-то, поднимая голову наверх. Когда попытки не увенчались успехом, малыш подбежал к трупу коня и начал пихать его ножкой, словно пытался убрать большую тушу с моей ноги.
Писк стал громче и теперь, со мной играло шутку мое воображение. Мне все казалось, что грибочек пищит по разному. В начале, это был писк, похожий на скрип половицы. А сейчас, словно можно разобрать слова.
—Тя...тя...тя...тя!— пищал он, запрокидывая голову, от чего шляпка-мухомор постоянно падала и ему приходилось бежать за ней. Этим маленьким глупым движением, нечисть напомнила мне маленького ребенка. На моем лице выступила глупая улыбка, а глаза заслезились.
—Какой же ребенок без игрушки. Не знаю, хочешь ты меня спасти или я просто мешаю тебе купаться, но возьми.— Сунув руку в кафтан, достала я маленькую куклу. Подарок Мирославы имел багровый оттенок, сено размякло и впитало в себя алую кровь мертвого животного.
Протянув малышу игрушку, я улыбнулась. Мертвецам она ни к чему, а он пусть делает с ней, что ему вздумается. Уж точно проживет дольше моего.
Завидев подарок, черные глазки бусинки вспыхнули азартом, маленькие ладошки потянулись к кукле. Да только, стоило ему поднять глаза на меня, как он отдернулся, словно обжегся. Грибочек недоверчиво нахмурил бровки и маленькой поступью подошел ко мне. Тонкие губки его сжались, а ручки он заламывал, не решаясь взять подарок.
—Не обманываю. Бери. Это тебе. Хорошая игрушка, мне моя любимая сестра ее подарила. А я дарю тебе, маленький хранитель леса.— Я улыбалась, стараясь лишний раз не двигаться. Голос ослаб и теперь, походил на сдавленное бормотание.
Малыш словно понимал, что я ему говорю. Лицо его засветилось от счастья, улыбка подняла пунцовые щечки, чуть прикрывая глазки. По белым крапинкам, как у мухомора, покатились слезки. Грибочек аккуратно взял игрушку из моей ладони, восторженно осматривая. Он держал ее, как сокровище, как самое дорогое что может у него быть. С любовью прижав к пушистому белому меху, он обнял ее, чуть покрутившись из стороны в сторону. Подняв на меня глаза, полные благодарности, чуть заметно кивнул и побежал к корню ближайшего дерева, свисающего с края. Взобравшись, он еще раз посмотрел на меня, покрепче прижал куклу и был таков. Как только сказочное существо скрылось из виду, боль накатила с новой силой. В глазах потемнело и я отключилась.
В помещении, где я очнулась пахло сырой землей, дымом и мхом. А еще разными кореньями. Если б не знала, как пахнет смесь для изгнания нечисти, никогда бы не обратила на это внимания. Изнутри замазанный глиной, домик походил на комнату без углов. В углу небольшая чумазая печка, столик из бревна сосны завален грязной глиняной посудой.
Деревянная лавка, на которой постелили солому и сверху покрыли мхом, служила для меня кроватью. Стояла она у самого окна, которое было завешано цветными обрезками ткани.
—Проснулась? Чую твой взгляд. И что же красна девица в омуте забыла?
Я повернула голову в сторону низкого голоса. На соседней лавке сидел старичок.
Длинная седая борода, вся усыпана шишками и репеем, кое-где торчат еловые ветки. Туника стала чёрной от сажи и грязи, а на поясе, которым подпоясан старик, весят различные баночки и сосуды с диковинными жидкостями. Из рубахи его растут мухоморы, да мох и лишай.
«Леший.»— промелькнуло в моей голове. Часто хозяин лесов перед людьми в таком обличии является.
Все тело ужасно болело, ногу я не чувствовала вовсе. Сцепив губы в тонкую ниточку, приподнялась на локтях и оперев спину на холодную стену, свесила ноги. Я была раздета, в одной рубахе, а правая нога перевязана травами да шерстяными нитками.
—Здрав будь, хозяин леса. Спасибо, что не оставил умирать, да только не по своей воле, я на землях твоих оказалась. Прости, что без подарка.— я чуть склонилась вперед, в знак уважения. Хоть Лешего и относят к нечисти, он живет явно больше моего.
—Воспитанная какая. Полно тебе, сиди уж ровно. Не трать сил понапрасну. Уж сколько я на тебя ягоды забудьки перевел! Ты, бедная, так кричала во сне, что всех упырей распугала.— Произносит он, явно довольный собой. Говорит без упрека, чуть смеется, расчесывает гребнем седую бороду.
—Прости меня, хозяин леса. Не помню я, как у тебя оказалась. Не могу за поведение свое отвечать.— отвечаю я, а взгляд сам мечется по дому. Несколько сундуков, столик для готовки на котором лежат грибы да тушка зайца. А травы... везде травы, которые я только в книгах видела и мечтала о том, чтобы хоть веточку заиметь. Полынь, мать и мачеха, папоротник, забудь ягода, морозница. Сотни пучков свисали с каждого угла, с каждого сучка, который воткнул предусмотрительный хозяин дома.
—Полно тебе, Марья. Уж не мне ли знать, в каком состоянии я тебя принес. Конь твой, плохо службу служил, так я его волкам отдал, уж не серчай. Сказано ему было, доставить тебя к Кощею, а он чуть не погубил тебя.—Старичок недовольно ведет длинным носом, похожий на ножку шишки. Сняв с себя пару склянок, идет он к столу на котором уже ждет его большой глиняный горшок. Вылив туда содержимое баночек, он кидает шишку и пару ягод морошки.
— Знаю, что глупо спрашивать, но откуда вы знаете кто я и откуда...— полюбопытствовала я, обрезав на полуслове. Буран вел нас, не я его. Решил путь сократить через омут, да только и сгинул в нем. Верно, не мне он служил, а Кощею. А я то глупая, думала на выученном коне бежать.
Заметив мой отрешенный взгляд, Леший улыбнулся, кинув в варево еще пару веточек сухих растений.
—Полно тебе. Не кручинься. Сбежала и сбежала, назад время не воротишь. Вот если б поймал тебя Кощей, летов так 60 назад, так и стоило бы рыдать. А сейчас, от счастья только.—Старичок нервно хихикнул, зачерпнув напиток деревянной ложкой, причмокивая попробовал. Что-то пробормотав, кинул туда ягод боярышника и поставил в печь. Дом сразу заполнил аромат сосновых смол и вяжущей ягоды.
—Не хочу я замуж...— Горько произношу я, чуть поддевая пальцами обрезки ткани на окнах. Высокие сосны, да пушистые ели окружают домик, словно обнимают. У входа лежат поленья, на которых сидит маленький грибочек и играет с самодельной куклой.
—Это дело поправимое. Сердце девичьему не прикажешь.—Он смотрит на меня, не отводит свой любопытный взгляд. Горят его глаза волшебным огнем, а старческие морщинки играют в уголках.—Не боишься меня, княжна?
—Нет батюшка, не боюсь. Уважаю я вас, народ лесной. С Домовым дружбу вожу, да с грибами разговариваю.— Я указываю на малыша, который увлеченно тыкает в куклу ягоды земляники.
—Лесовичок это. А ты его где приметила?— произносит старичок, подойдя ко мне и всматриваясь в окно. Пахнет от него лесом после дождя, смолами и пылью.
—В лесу он меня нашел.
— За шишку что ли принял?—ехидно спросил он.— А я то думал, где он игрушку эту взял. Играется уже третий день, радостный такой. Подходит чуть ли ни каждую минуту и проиграть просит. Да, забавный народ эти Лесовички. А уж как он плакал, когда просил тебя спасти! Никогда не видел, чтоб он так кручинился. Аж шерстка у него помутнела, долго рыдал-упрашивал.
По сердцу растеклась приятная сладость, что это маленькое существо меня тогда не бросило. Но представив его рыдания, как печаль накатила такая, что плечи мои осунулись.
—Ну-ка, мысли прочь гони! Ягодку ешь.—Старичок запихнул мне в рот сладкую дикую малину.
Открылась дверь и в дом вошел маленький житель леса. Ходит он слегка развалочку, прижимает к груди потрепанную куколку, да улыбается так, что аж сердце от нежности щемит. Завидев меня, он радостно подскакивает и бежит ко мне, со всей своей крохотной силой обнимая мою здоровую ногу за щиколотку.
—Здравствуй, малыш. Вот вновь и свиделись.—Я аккуратно поднимаю его, сажая на колени. Пушистый мех оказывается таким теплым и мягким, что даже самый пушистый кот и в подметки не годиться.
—Полюбилась ты ему, еще и игрульку сунула. Вот как ему можно отказать? —Леший улыбается и вручив небольшую кружку, наливает туда горячий отвар. Приятное послевкусие окутывает, мягко распространяясь по всему телу. Словно, меня укутали в теплое одеяло, нагретое на печи, пахнущее уютом и травяной шелухой.
—Спасибо, что спасли меня. Расскажите, Лесовичок ведь не давно в лесу появился? Прочла я много книг, да только не упоминается в них о нем.
Старичок довольно кивает и начинает свой грустный рассказ:
« Это началось не так давно. Лет 100 назад. Омут тогда еще простым лесом был. Озеро в котором сейчас только русалка живет, было прекрасным местом. Жил там и кот Баюн, сказки рассказывал. Этому и научил он девицу, что к озеру постоянно ходила, да утопилась в нем потом. Стали они оба сказки сказывать. Да только, в какой-то момент, Кощей бессмертный, решил, что он править всем должен. Что его бессмертия хватит на то, чтобы омут непобедимым сотворить. Колдовал он долго, страшное проклятие сотворил.
Раньше, часто народ добрый к нам ходил. Мамки да няньки за настоями из целебных трав, мужики за древесиной для домов, а дети за ягодами и грибами. Брали они у леса, но всегда в замен давали. Дети игрушки самодельные носили, а взрослые пироги, да новые деревья сажали. А как заколдовал Кощей, так люди и пропадать в лесу стали. Никто не воротился домой, да упыри появились.
Первый Лесовичок был мальчишкой, годиков 4 отроду. Маленьким таким, рыжим, шишки постоянно у меня таскал. Да только, не повезло малышу. Как-то, прибежал он ко мне весь в слезах. Мол, тятя, ругают дома, что в лес хожу. А я не могу, говорит, ноги сами сюда ведут. Уж и плачет он. Так через пару дней заприметил я, что ожог у него на тельце детском. От слюны упыря. Яд это страшный. Пришел к нам тогда Кощей. Ничего не сказав, обратил он мальчишку в Лесовичка. Маленькое существо с белоснежным мехом. Ножки и ручки как у ежа, а голова лысенькая. Ну я и дал ему шляпку от мухомора, чтоб голову не пекло. Тот, что с желудем на шее- мой помощник. Зайцев выгуливает, Муран отпугивает от светлячков моих, да шишки собирает.
Люди глупы, когда не знают что делать. И еще больше глупцы, когда знают, но не делают. Упырей слишком много повелось, большую часть к себе в услужение Кощей забирает. А те, что ходячий мертвец- сжигать нужно. Да не сжигали их люди! Закапывали. Вот и отравили земельку-Матушку. Выросла на мертвой земле ягода, как морошка, да слаще и красивше. Наелись этой гадости местные дети. Детские тела устилали порог моего дома... манил их омут, к себе воротить хотел то, что ему и принадлежит... теперь-то, много их на просторах омута, Лесовичков-то. Жаль мне их, да не могут домой воротиться. Нечисть они теперь. Лесу принадлежат.»
Я все еще прижимала к себе маленького хранителя леса, когда он что-то пропищал и спрыгнул на пол. Засеменил в развалочку к печи, да вынул из-за угла черствый пряник. Хмыкнул Леший, ничего не сказал, только улыбка выглядывает из под густых усов. Вернулся малыш быстро, засмущался и чуть щипнув за ногу, протянул пряник. Угощение лежало здесь уже давно. В пыли и мусоре, оно было таким твердым, что казалось можно и зубы сломать.
—Спасибо.—Я лучезарно улыбаюсь малышу, который не сводит с меня взгляда, выжидая, когда же попробую его угощение. Не отряхивая, чтобы не расстраивать малыша, я кусаю. Земля не приятно хрустит на зубах, а сам пряник по вкусу похож кору дерева. Стараясь показать, как мне вкусно, я блаженно растягиваю улыбку. Грибочек счастливо подпрыгивает и убегает к печи.
—Не серчай, Марья. Я подарил ему этот пряник больше пятидесяти лет назад. Не думал даже, что он его сохранит. Но как видишь, он нашел в тебе друга, которому захочет отдать самое дорогое.—Леший довольно провожает взглядом Лесовичка. Я смотрю на хранителя леса и вижу то, что часто замечала, глядя на отца, наблюдавшего за Мирой. Так смотрит родитель на своего ребенка, когда у того что-то получается первый раз. С нежностью, любовью, а еще с пустотой осознания, что его чадо растет. А когда птенец вырастает, он улетает из гнезда. Смотрел ли так на меня отец? Не знаю.
—Вы сказали, что он играет уже третий день. Я спала три дня?
—Верно. Не стал тебя будить, нога очень тяжело заживала. Яга сказала, что по началу ходить больно будет, а потом свыкнешься.
В памяти сразу возникает образ старухи из книги про нечисть Тихого омута.
«Обычно изображается в виде противной старухи с растрепанными волосами, крючковатым носом, «костяной ногой», длинными когтями и несколькими зубами во рту. Чаще всего она выполняет функции вредителя, с ярко выраженными наклонностями к каннибализму, однако при случае эта ведьма может добровольно помочь храброму герою, расспросив его, попарив в бане и одарив волшебными дарами (или сообщив ценные сведения).
Известно, что Баба-Яга живет в глухом лесу. Там стоит ее избушка на куриных ногах, окруженная частоколом из человеческих костей и черепов. Иногда говорилось, что на калитке к дому Яги вместо запоров — руки, а замочной скважиной служит маленький зубастый рот. Дом Бабы-Яги заколдован — в него можно войти только сказав: «Избушка-избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом».
Спустя какое-то время, хозяин леса вышел из дому, чтобы проверить как зайцы на поляне пасутся, да реки в каком направлении бегут. Много дел у Лешего, воротиться он только когда смеркаться начнет.
Первые шаги отдавали острой болью в пояснице и бедрах. Казалось, что хожу я по кольям, что остались в овраге. Но нет. Пол чист, хоть это и была сыра земля выложенная плоскими камнями. Операясь на стену, я дошла до кухонного стола. Потрошенная тушка зайца лежала в сторонке, с яблоками да грибами. Рядом стояла крынка парного молока, видимо, выменянная у деревенских пастухов.
—Лесовичок, принеси пожалуйста со стола ножик. Ужин приготовим.—Скомандовала я, аккуратно садясь на лавку. По всей комнате стояла лавочки, видимо хозяин позаботился о себе в старости. Для меня это было настоящим спасением. Сев за стол, начала очищать грибы, чтобы потушить их с тушкой животного. Лесовичок аккуратно семенил по дому, тяжело таща небольшой кухонный нож. Но с таким упорством и радостью. Довольный, он протянул мне рукоять и взобравшись на стол, стал чистить белый гриб, размером с себя.
В окно заглядывал месяц, улыбался проказник. Его время властвовать наступило, солнце спать ушло. Ухнула сова на ели, качнула тяжелые ветви. Маленькие звездочки поблескивали в бескрайнем небе. Тихо горели в печи поленья, потрескивая и словно ругаясь, что их закрыли в замкнутом пространстве. Не гоже огню в такой маленькой комнатке ютиться. Лесовичок уснул, прижавшись ко мне. Мы нашли мед и муку в одном из кухонных шкафов и приготовили пряники, аромат которых, кажется впитался в кожу. Малыш нечаянно упал в тесто, от чего белоснежная шерстка местами слиплась. Когда появилялось свободное время, мы играли в куклу и сплели еще одну, от чего лесное чудо пришло в неописуемый восторг. Пришлось пожертвовать еще одной прядью волос. В печи томилась мясная похлебка, отдавая травами по всему дому. Аккуратно вытягивая из кудели волокна и, слегка скручивая их пальцами левой руки, формирую рыхлую лента. Эта «ровница» привязана к веретену. Я задаю вращение веретену пальцами правой руки и отпускаю его. Вращаясь как маховик, подвешенное веретено закручивает нить. Пряжу аккуратно, тихо напевая под нос то, что первым взбредет в голову. Спокоен вечер, приютом стал для души, а большего и не нужно.
— Ходит-ходит в тишине,
Бродит-бродит в глубине.
Светел омут и лучист,
Только если сердцем чист.
Леший по лесу бредет,
Песни больше не поет.
Дом свой грозно сторожит,
Жизни точно вас лишит.
Бродит-бродит в тишине,
Ходит-ходит в глубине.
До оврага он дошел,
Красную девицу нашел.
Вновь кудесница живет,
Тихо песенку поет.
А сама прядет-прядет
Про нечисть сказочки поет.
Про супруга лишь молчит,
Ведь не хочет с мертвым жить.
Он придет ко мне домой,
С этой жуткой мостовой.
Будет долго ворожить,
Не захочешь больше жить.
Тихий напев прервал негромкий стук в дверь. Вошел хозяин леса, замер на пороге и заозирался. Чисто в доме, прибрано, наготовлено. Заулыбался старик, разгладил свои зеленые усы и на моих глазах они вновь стали седыми.
—Красиво то как... уютно.—Дедушка протянул мне букетик маковых цветов, аккуратно погладив Лесовичка на моих коленях.
—Садитесь, сейчас я быстренько накрою на стол.
Каждый шаг стоил больших усилий. Не подавая виду, налила похлебки и поставив на стол, заковыляла поставить воды для чая.
Болтлив оказался хозяин леса, много интересного сказал. Уже засыпая, я все улыбалась, слушая рассказы Лешего о том, как двое князей в детстве играли с ним в догонялки.
На следующее утро Леший принес полную корзину ягод и мы вместе стали готовить пирог. Смеялся Лесовичок, когда старичок злобно фыркал на грибочек, таскающий ягоды в за обе щеки.
В какой-то момент, Лешего озарила идея. Взяв пару ягод и смешав с каким-то порошком, он протянул нам по кисточке. Вскоре, на всех поверхностях дома появились узоры маков, деревьев и грибов.
Старичок смеялся, поедая горячий пирог, в то время, как я мазала Лесовичка краской. Малыш восторженно пищал, рассматривая завиток на боку.
—Дочка, перебинтовать ногу-то нужно. Поди, уж не должно так болеть.—Леший отложил в сторону краюшку пирога, аккуратно присел и размотал повязку.
Я смотрела на свою ногу и не верила глазам. Словно и не ломала ничего. Целехонькая, ни царапины. Только вот. На коже появились серебряные узоры в виде цветов, а по середине, где кость в ноге идет, рисунок в виде кости.
—Красивая работа, молодец Яга.— Леший аккуратно проводит пальцами по узорам и боль спадает.— Ох не сдобровать мне... первым под руку тяжелую попаду. Ложись спать Марья, завтра день тяжелый предстоит. По утру подниму тебя, доведу до края Омута, никто и не тронет. А там уж дочка, беги сколько сможешь.
—Но как же...—Я не понимающе смотрю в глаза старца, а он, словно прячется от меня. Отворачивается, щеку вытирает. Только тогда я замечаю, что плачет он.
—Полюбил я тебя, как дочь, супруга смерти. Да только, понял он, что случилось с тобой что. Волки сказали, что видели свиту Кощееву. Прибудет он завтра к полудню. Бежать тебе надо, раз так замуж не хочешь.
Мне казалось, что комната стала меньше, а стены на меня давят. Пересохшее горло саднило, а мысли стали убегать как вода из пальцев. Трясущимися руками я стала убирать тарелки и одним неосторожным движением уронила их на каменный пол.
—Простите, простите... я сейчас уберу.— бормотала я как в бреду, не замечая с какой силой сжимаю осколки.
—Милая, все в порядке, ты убежишь.— произносит Леший, забирая из моих рук глиняные остатки от тарелок.
—Нет не убегу! Я со здоровой то ногой не убежала! А теперь и вовсе не смогу! Погибла я.—С щек бежали горючие слезы, а большие старческие руки накрыли меня в теплых объятиях.
Ухнула сова на ели, распахнулась дверь, запуская в дом прохладный ветер, который пахнет как гость. Смертью.
—Уж не думал я, что один из моих верных подданных вас укроет. Что ж вы, супруга моя, свидеться со мной не захотели?— голос Кощея тягуч, как и его глаза, дегтярный мед.