часть 1.
— Мы всё пытаемся заставить его рассмеяться, — говорит Сара, мягко покачивая его. — Но он только улыбается.
Первым пробует Марк — корчит рожицы, машет руками, словно крыльями. Кудахчет как курица.
Малыш смотрит на его руки и улыбается.
Джулия напевает детскую песенку, оживляя носок-куклу и пряча её за полой пальто, как в игре «ку-ку».
Он наблюдает, развеселённый; беззубая улыбка расползлась по пухлым щёчкам.
Дедушка наклоняется со своим старым фокусом.
— Ой, нос украл! — подмигивает он.
Малыш зевает и закрывает глаза.
Сара пытается снова: щекочет ему животик и шепчет:
— Кто у нас глупенький мальчик? Кто у нас глупенький Марки-Бу?
Он извивается, размахивая короткими ручками, тихо гулит ей в ответ.
И тут они все смотрят на меня.
Я медленно приседаю, тихонько хихикая, и тянусь к его ножкам.
Кончиком пальца щекочу ему пальчики, аккуратно перебирая каждый.
— Гу-гу, — мягко говорю я, стараясь говорить на его языке. — Гу-гу-га…
Он поворачивается ко мне.
И впервые смотрит прямо мне в глаза.
Ухмыляясь.
Улыбка не меняется, но взгляд цепляется за мой — немигающий. Слишком неподвижный. Слишком глубокий. Словно что-то древнее смотрит из-под толстого, идеального стекла.
Не развеселиться.
Осознаёт.
Голос предательски дрогнул. Я пытаюсь рассмеяться, но звук застревает в горле.
И тут вбегает пёс.
Хвост виляет. Язык наружу.
Он подскакивает, ставит лапы на колено Сары, тянется и облизывает щёку малыша.
И малыш смеётся.
Гладкий, взрослый смех — глубокий, раскатистый, полный воспоминаний.
Не подражание.
Опыт.
Как у старика, который слишком много курил в молодости. Который слышал слишком много историй. И рассказал их все.
Пёс отшатывается, скуля. Спотыкается, когтями скребёт по паркету и в панике вылетает из комнаты.
Никто не произносит ни слова.
Малыш следит за ним взглядом.
Потом снова поворачивается ко мне.
Глаза — в глаза.
Ухмылка мне.
Маленькие ладони прикрывают рот.