С какого места танцевать
На танцы Галю привела мама.
Высокая, крупная, неуклюжая, Галя отчаянно сутулилась, стараясь казаться хоть немного ниже.
Пожилая дама в администрации дома культуры с сомнением посмотрела на неё и протянула:
— Даже не знаю... В таком возрасте начинать, наверное, уже поздно...
Гале было десять. А на танцы принимали с шести.
— Ничего, ничего, — Затараторила мама. — Она у меня способная, и учится хорошо, у неё получится...
Администраторша вздохнула.
— Ну ладно, пойдёмте к Дарье Николаевне. Последнее слово всё равно за ней.
После длинных сумрачных коридоров ДК танцевальный зал - зеркальный, полный света - распахнулся перед ними сверкающей шкатулкой. А посреди неё, как безмолвная балерина из грустной сказки Андерсена, застыла тонкая фигурка с пышной копной тёмно-рыжик кудрей.
Гале пришлось проморгаться, чтобы убедиться - фигурка живая, не бумажная.
При более близком рассмотрении Дарья Николаевна оказалась не такой тонкой и не такой юной, как почудилось сначала. Но Галя все равно смотрела на «балерину», не отрывая глаз.
А та рассеяно слушала, как Галина мама рассказывает о достижениях дочери - и отличница, и активистка, и хозяйственная, помощница, вот только неуклюжая очень, а для девочки это совсем нехорошо, ведь скоро возраст «тот самый», вы же понимаете, мальчики то да сё, вот мы и подумали - вдруг танцы помогут, а то, что она старше, чем надо, так это не беда, втянется...
Краснея от стыда Галя видела, что Дарья Николаевна скучает. Поняла, что не возьмёт. И, в отчаянной попытке сохранить остатки растоптанного достоинства, набрала в грудь побольше воздуха и громко спросила:
— В моём возрасте начинать уже поздно, да?..
Дарья Николаевна вздрогнула и посмотрела на девочку. Будто только сейчас увидела.
Потом опустилась на корточки напротив Гали и внимательно посмотрела ей в лицо.
— Начинать никогда не поздно, — Легко сказала «балерина», — Ты хочешь танцевать?
Галя не поверила этому внезапному интересу. А потом решила дерзить, пока не выгонят. Вскинула голову и выпалила:
— Смотря, где будет моё место.
Соседка Верка рассказала ей накануне, что новичков и отстающих на танцах всегда ставят в задний ряд - чтобы смотрели на более опытных и учились. В заднем ряду Галя не собиралась стоять ни за что.
Мать ахнула, Дарья Николаевна моргнула, а потом рассмеялась - звонко, ребячливо.
И безо всякого перехода вдруг вскинулась вверх, изогнулась всем телом, стремительно схлынула с места - и вот она уже на другом конце зала. Тонкие руки подняты над головой - балерина, бумажная балерина.
Повернувшись к онемевшей Гале, она подмигнула, но сказала очень серьёзно:
— Танцевать можно с любого места.
Уронила руки вдоль тела, опять превратившись в обычного человека, и скучно добавила:
— Первое занятие завтра в пять. Опоздаешь - больше не пущу.
Галя не опоздала. Ни разу за четыре года. Хотя иногда хотелось - хрупкая с виду Дарья Николаевна муштровала «своих девочек» похлеще пьяного ротмистра. Но и за ласковое её слово девчонки готовы были маршировать с утра до ночи. Умела она из каждого вытащить - всё.
Профессиональной танцовщицей Галя, конечно, не стала. Но от неуклюжести навсегда избавилась.
И Дарью Николаевну с её нехитрой танцевальной мудростью вспоминала всю жизнь.
...Когда из-за первой любви запустив учёбу, «пролетела» с золотой медалью, провалила экзамены в престижный медицинский институт - и, не обращая внимания на рыдания матери, отнесла документы в педагогический.
...Когда после блестящего окончания ВУЗа получила вместо долгожданной работы в Москве распределение в Богом забытый посёлок за полярным кругом - и поехала, а через два года стала директором и каким-то там депутатом.
...Когда узнала, что школу, в которой только что не ночевала, закрывают, детей отправляют учиться в районном интернате, а учителей просят «войти в положение» - и почти в сорок лет всё-таки уехала в Москву. Но не педагогом, а в непонятный страшный «бизнес» - и сделала его так, что опытны товарищи не успевали челюсти подхватывать.
...Когда выяснила, что муж давным-давно имеет другую семью - и ушла, получив вслед злобное: «Ты не баба - ты конь с яйцами!..». И даже не огрызнулась: «У меня хоть яйца есть», хотя очень, очень хотелось.
...Когда поняла, что в сорок два года беременна от человека, которого не хочет вспоминать - и оставила ребёнка, хотя врачи кричали: «Прервать!» и «Не выносишь!» (не прервали и выносила).
...Когда бизнес отняли - и, чтобы прокормить сына, пошла кочегарить в котельную, откуда мужики сбегали, потому что: «Бля, нереально тяжко».
...Когда согласилась уехать с уже взрослой дочкой в другую страну - навсегда - и уехала, и ни разу не пожалела.
...Когда в третий раз в жизни поменяла профессию, чтобы «под сраку лет» сделаться мастером маникюра - и стала ловить от этой работы такой кайф, что аж даже неприлично признаться.
...Когда узнала, что больна, надежды нет - и надеялась, все равно надеялась до последнего, и на работу ходила с идиотской улыбкой, как будто и впрямь есть чему радоваться.
...Когда она умирала в клинике, под солнцем чужой страны, дочка, рыдая, просила за что-то прощения, целовала её руки и клятвенно обещала похоронить в России.
— Дурочка, — Ласково сказала Галя, — Танцевать можно с любого места...
...На надгробии так и написали. Прямо под гравюрой, над которой застыла тонкая, будто бумажная фигурка балерины.
Руки её подняты над головой, словно благословляя.
И, кажется, она подмигивает.