Глава 14 Лалиса
Пока шагаю по темному лесу до лагеря, нервно ежась, сердце в груди несется вскачь. Ужасно глупая и неуклюжая Лалиса! Чуть не убилась, надо же так… если бы не Гук. Чонгук.
При воспоминаниях о том, как еще более неуклюже я рухнула на мужчину, щеки начинаю полыхать и кажется, меня всю бросает в жар, как при лихорадке. Даже приходится приложить к пылающим щекам холодные ладошки, чтобы немного успокоить огонь внутри.
Ужасно неправильно! И вся ситуация, и его поведение, а еще более неправильна моя реакция на мужчину. Все внутри словно взбунтовалось против меня, всколыхнув непонятно откуда взявшиеся “бабочки” в животе. Руки до сих пор мелко подрагивают от его легких прикосновений, а ладошки покалывает от ощущения его стального пресса подо мной… нет! Стоп. Тормози, Лиса.
Еще и эта Дженни, которая, очень надеюсь, не видела ничего лишнего. Слова Ким Намджуна про отношения с родителями учеников грозовой тучей висят надо мной. И хоть я вступать в такую связь не собираюсь, но кто знает, как недолюбливающая меня Ксения может ему преподнести случившееся сегодня.
Да уж, Лиса, ты одна большая нелепость.
Пока дошагала до палатки, промерзла ужасно и чуть ли не бегом ныряю внутрь, скидывая с себя рваные джинсы и натягивая любимый спортивный костюм и кроссовки. Волосы оставляю распущенными и бегом подползаю к костру, который ярко и невероятно красиво полыхает разными оттенками: от желтого до красного — и мирно потрескивает. Тут, кажется, собрались уже все, кроме меня и Дженни с Чонгуком.
А вот, кстати, и они, выходят из леса друг за дружкой.
Подходя к полянке, мужчина перехватывает мой взгляд, а я слишком поспешно отвожу глаза, присаживаясь на бревно, занимая свободное местечко рядом с Джихе.
— Ты куда пропала, я уже волноваться начала, — шепчет и протягивает тарелку с горячим, аппетитно пахнущим мясом подруга. Думаю, после сегодняшнего дня я могу назвать Джи своей подругой. Первым за долгое время человеком, которому готова довериться и с кем по-настоящему приятно общаться.
— Немного заплутала в лесу. Благо, Чонгук оказался рядом.
— А это что у тебя? — тянет руку девушка.
— Что? — испуганно дергаюсь, приготовившись поднять визг, если вдруг в волосах застрял какой-то жук, но Джи снимает и протягивает мне… цветочек. Маленький, белый цветочек. Упс, я ведь про него совсем забыла…
— Ты чего так покраснела, Лиска, — смеется Джи, а мне вот сейчас по-настоящему становится не по себе. — Это по каким полям вы там с Чонгуком дрова собирали? — шепчет на ушко, ближе наклоняясь.
— Это не то, о чем ты подумала, Джи.
— Угу, — хитро постреливает глазками подруга, — перед таким мужчиной сложно устоять, но ты кремень! — машет головой, решив-таки оставить меня в покое.
Забираю у нее цветочек, но выкинуть рука не понимается. Вставляю обратно за ушко и приступаю к вкуснейшему ужину, пока не остыл.
У костра царит оживленная беседа, что интересно, в ней принимают участие и родители и детки. После более серьезной еды на большой стол выносят сладости, и дети, первым делом расхватав пачки с зефирками, бросаются с прутиками к огню, чтобы их поджарить.
— А что это такое? — спрашиваю у Джи, и в этот момент мимо как раз проходит Ая, которая оборачивается на мою реплику.
— Это маршмеллоу, — говорит, задрав носик девчушка.
— Какое забавное название, — улыбаюсь Ае, которая, кажется, сегодня вечером настроена менее воинственно, чем обычно.
— Вы что, не знаете, что такое маршмеллоу? — искренне округляет свои красивые глазки Ая.
— Я никогда их не пробовала, — пожимаю плечами, тихонько ликуя, что малышка сама сделала шаг к примирению. Хотя, может, мне только кажется, что это примирение? — А зачем их держать над огнем? — пытаюсь зацепиться за разговор, чтобы не спугнуть такой момент. — Разве их нельзя просто так съесть?
— Можно, но это невкусно. Надо, чтобы они растаяли, — словно само собой разумеющееся, говорит Ая и натыкает на длинный прутик белую зефирку.
— А если она растает, она же упадет в костер… — поднимаюсь со своего места на ноги и подхожу к Ае, устраиваясь рядышком с огнем, присаживаясь на корточки.
— Так она растает только внутри, учитель! — слышу смешок рядом от еще одной ученицы по имени Наен, которая, как и все детки, присела у огня с прутиком.
— Забавно, — улыбаюсь и, чтобы не надоедать снова отстранившейся от меня Ае, возвращаюсь на свое место.
— Ребят, уважаемые родители! — появляется у костра отец одного из учеников с гитарой наперевес. — Какую песню споем? — присаживается на свое место и делает пару пробных аккордов.
Губы сами собой растягиваются в улыбку, когда непродолжительно коллективное голосование решает запеть одну из старых военных песен, и звучат первые уверенные аккорды знакомой мелодии.
А я слушаю немного неладный хор, смотрю на ярко переливающиеся угли, на пляшущие язычки пламени и понимаю, сколько же я упустила в своей жизни, растя в другой обстановке. Мои родители всегда косо смотрели на тех знакомых, кто выезжал с семьей за город не в дорогие коттеджи, а в дешевенькие брезентовые палатки с газовыми плитами и кучей теплых кофт. Мама всегда морщилась и говорила, в чем вообще прелесть — отмахиваться всю ночь напролет от комарья и провонять костром насквозь.
А вот в чем. В тишине, потрескивании дров, в пении таких разных, но объединенных, как минимум, одним интересом десятков разных людей.
— Держите.
Ая появляется так неожиданно, что я даже подпрыгиваю. Девчушка держит передо мной на прутике одну из зефирок, которую и предлагает взять.
— Это мне?
Молча кивает, отчего ее длинные хвостики забавно прыгают.
— Спасибо большое, — я аккуратно снимаю поджаренную румяную сладость, и Ая, не говоря ни слова, немного угрюмо, словно если бы она выдала хоть одну улыбку, то предала бы сама себя, уходит и плюхается на стул рядом с отцом. Который смотрит на меня, не сводя глаз. И я отвечаю тем же, просто потому, что не могу отвести глаз от его лица, на котором всполохи огня устраивают причудливую игру теней.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем “хор” замолкает, а я улыбаюсь мужчине и наконец-то нахожу в себе силы отвернуться.
Гук определенно меня зацепил, если такое вообще возможно с первой в жизни встречи. Но глупо это отрицать. Нужно быть честной хотя бы перед самой собой. Он уверенный в себе, умный и невероятно красивый мужчина. Свободный. С которым, встреться мы при других обстоятельствах, может, я и могла бы представить что-то большее. И эта мысль пугает. А еще волнует и заставляет впервые за очень долгое внутренне проснуться моей внутренней маленькой девочке, которая не хочет жить по принципу “я все могу сама”. Ведь именно такой и была моя жизнь последние пять лет универа. Ни помощи родителей, ни любимого человека.
Но мы здесь и сейчас. У него есть дочь, и она моя ученица. А еще глупо думать, что у такого, как он, никого нет. Уверена, у Чонгука есть подруга, и возможно, рядом с ней я выгляжу скучной серой мышкой. Иллюзий на счет себя и своего скромного, немного замкнутого характера я тоже никогда не строила.
Вот такая реалистка Лиса.
Уютный вечер у огня плавно переходит в глубокую ночь. Пока я, погрузившись в свои мысли и попивая теплый черный чай, завороженно наблюдаю за всполохами пламени костра, люди потихоньку начинают расходиться.
— Я, пожалуй, пойду спать, Лис, — окликает меня Джи и поднимается с места. — Ты еще останешься?
— Да, посижу немного.
— Ну, тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Всем до завтра! — громко прощается с немногими оставшимися у костра и покидает нашу небольшую компанию Джи.
Оглядываюсь, а нас на большой поляне, осталось всего пятеро. Я, Дженни и еще трое родителей моих ребятишек. Остальные, в том числе и все детки, ушли спать. С сожалением подмечаю, что и Чонгука уже нет.
Резкий порыв ветра пронизывает до самых костей, и я ежусь, натягивая на голову капюшон толстовки.
— Замерзла? — слышу неожиданное за спиной и чувствую, как на мои плечи ложится что-то мягкое и теплое.
Плед.
— С-с-спасибо, — говорю, растерявшись, а Чонгук двигает стул и присаживается рядом со мной. Упирая локти в колени и протягивая к огню ладони, словно греет. Хотя на нем серая спортивная кофта, но рукава закатаны. Не похоже, что он мерзнет.
— Я думала, вы с Аей уже ушли спать, — смотрю на мужчину, на его идеальный профиль и упрямые губы. Спускаясь взглядом на руки… красивые, сильные, с чуть выступающими венками и длинными пальцами.
— Я уложил ее, но у самого сна ни в одном глазу, — вздыхает Гук. — Сумасшедший график… иногда у меня дни и ночи меняются местами, — говорит отвлеченно, не желая особо вдаваться в подробности. Но это только распаляет моё любопытство. Интересно было бы узнать, где мужчина работает, с таким-то режимом. Готова поспорить, что его профессия меня немало удивит. Не похож он на бизнесменов и офисных работников. В хорошем смысле.
— Ясно, — все, на что хватает моей фантазии. Плотнее укутываюсь в теплый плед и замолкаю. Мужчина, кажется, не намерен вести беседы.
Ну и ладно.
Можно просто помолчать. Иногда это даже приятней.
— … Лалиса наша… — улавливаю “краем уха” проскользнувшее во фразе Дженни мое имя.
— Что? — поднимаю на заведующую взгляд, а на ее губах гуляет высокомерная улыбка.
— Да мы со Сехуном разговорились про брак, Лалиса. Ты у нас девочка молодая, красивая, замуж бы пора, а то так и в девках можно остаться… — от такой фантастической наглости мои брови взлетели на лоб, а щеки заполыхали ярче костра. Какое она вообще имеет право обсуждать меня и мою личную жизнь прилюдно?!
Колкость в ответ уже вертелась на кончике языка, но тут этот самый Сехун разряжает обстановку:
— Молодое поколение не торопится связывать себя узами и штампами, Дженни, — отвлекает мужчина девушку от моей персоны. А я недовольно поджимаю губы и, кажется, начинаю недовольно пыхтеть, прям как Ая.
— Вы не замужем, Лиса? — поворачивается ко мне Чонгук, явно слышавший выпад Дженни.
— Нет, как видите, — выходит немного дергано. Тема замужества — для меня вообще больная тема. Сразу на ум приходит мама со своими грандиозными планами по женитьбе и противный Хосок.
— И не помолвлены?
— Нет.
— Прости. Лезу не в свое дело.
Мужчина отворачивает, но меня словно что-то внутренне подталкивает объясниться.
— Просто… — начинаю и вздыхаю, — это сложная и неприятная для меня тема. — Странно, но язык развязывается сам собой. Слова неожиданно легко складываются в предложения. Уже заранее корю себя за несдержанность и неумение вовремя замолчать, но продолжаю изливать душу малоподходящему для этого человеку. — Мама вбила себе в голову, что лучший брак — это брак по расчету. А тем более, когда ваши родители с потенциальным женишком — партнеры, там вообще не союз, а мечта. Слияние капиталов. И дочь пристроили, и… в общем. Сложная тема.
Перевожу взгляд на внимательно слушающего мою тираду собеседника и вижу немалое удивление на лице.
— Договорные браки еще существуют?
— Как видишь, — пожимаю плечами.
— А отец, — придвигается ближе Гук, понижая голос до шепота, чтобы притихшие присутствующие нас не услышали. — Что он думает по этому поводу?
Он оказывается так близко, что дыхание перехватывает, когда наши плечи совершенно случайно соприкасаются. Стоит неимоверных усилий не отдернуть руку.
— Считает хорошей идеей.
— И что? Ты… кхм… — откашливается мужчина, — ты согласилась?
— Нет. Нет, конечно. И не соглашусь ни при каких условиях. Я, может, и дурочка мечтательная, но все же надеюсь однажды выйти замуж по любви, — выкладываю как на духу, мысленно приказывая себе уже прикрыть рот и перестать выбалтывать мужчине “личное”. — Не знаю, почему я сейчас это тебе говорю и чего так разоткровенничалась, — тихонько посмеиваюсь, чувствуя на себе его внимательный взгляд.
— Тогда, как насчет откровенности в ответ на откровенность? — усмехается Гук и откидывается на спинку стула, — мать Аи живет в другой стране. И, честно говоря, до дочери ей мало дела. Думаю, неуправляемый и буйный нрав Аи — это на девяносто девять процентов наша с Кариной вина и упущение.
— Воу… — да, Лиса, такой себе ответ.
— Согласен.
Потихоньку оставшиеся вокруг костра начинают расходиться по своим спальным местам, а мы с Чонгуком так и сидим. Болтая обо всем сразу и ни о чем. Так уютно и легко мне не было, пожалуй, еще в обществе ни одного мужчины.
Он наливает нам горячего чая. Я беру кружку и грею озябшие ладошки. Смотрю на огонь, слушаю приятный, волнующий слух голос мужчины и просто наслаждаюсь моментом, совершенно потеряв счет времени.
Опомнились мы уже, когда небо на горизонте начали окрашивать яркие всполохи рассвета. И только тогда, Чонгук, как настоящий джентльмен, проводил меня до палатки. А там, среди поляны и спящего лагеря, случилась заминка.
— Лалиса … — начинает мужчина говорить тихонько, спрятав руки в карманы джинсов, и тут же замолкает.
В предрассветной серости и утреннем тумане, в которых тонет густой лес, мы оба замираем, словно не зная, как правильно расстаться и закончить такой потрясающий вечер. Спасибо? Банально. До встречи? Ну, такой встрече больше не повториться. И, казалось бы, вы друг другу никто, просто разошлись и оставили этот разговор у костра приятным воспоминанием в голове, но нет.
Почему-то мне совершенно не хочется уходить. Не хочется расставаться, и это пугающе странно. Когда я смотрю в его серые, темный глаза, дух захватывает, а сердце начинает отбивать совершенно новый, ранее незнакомый ему ритм.
— Я пойду… — наконец-то удается прорезать голос сквозь пересохшее горло, — спокойной ночи, Чонгук, — говорю, надеясь услышать в ответ хоть что-то, но мужчина молчит.
Я бросаю еще один взгляд на мужчину, чье лицо, кажется, я теперь не смогу выкинуть из головы, и уже с невероятным сожалением, что все хорошее рано или поздно заканчивается, отворачиваюсь, чтобы уйти. Но…
Он хватает меня за руку и останавливает. Аккуратно, но настойчиво заставляет повернуться и приблизиться. Шаг. Второй. Оказаться едва ли не вплотную, прям как там, на поляне, когда я так опрометчиво на него завалилась.
— Гук… — шепчу, предупреждая, но мужчина игнорирует мой кричащий о неправильности происходящего взгляд.
Он высокий. Очень. И я смотрю на него снизу вверх, чувствуя себя дюймовочкой. Превращаясь в неживую куклу, которая, уловив его движение, просто перестала дышать и двигаться и, уже послушно вскинув голову, зажмурила глаза, задерживая дыхание в ожидании того, что вот-вот произойдет. Его дыхание щекочет и обжигает, а запах его свежего с горьковатой ноткой парфюма, кажется, окутывает и меня с ног до головы.
Секунда.
Я чувствую, как бешено несется его сердце, а еще как мое гулко стучит в висках.
Две.
И вот уже до его губ остались считанные миллиметры.
Три.