Эрос

12 месяцев назад.

— Эрика! — моя рука дёргается от резкого крика и я чуть не опрокидываю поднос с пустыми тарелками. Моя начальница, полная женщина за тридцать, пыхтит как паровоз, и опять кричит о таких вещах как моя вечная лень и медленность. На самом деле она не думает, что я ленивая или очень медленная, я один из лучших работников, если верить стабильно высоким чаевым, но Маргарет по статусу положено регулярно орать и подгонять.   

Новый поднос с пивом и закуской оказывается перед моим носом, и я натянув очаровательную улыбку возвращаюсь в зал. Я подхожу к столику состоящий из молодежи и школьников, по правилам я должна спросить документы, но Маргарет давно уже всем нам настоятельно рекомендовала избегать этого "совершено не прибыльного действия". Я не могу за это осуждать хозяйку ведь бар как раз и славится своей забывчивостью проверять документы, что позволяет организовать отличный доход.

"Они все равно где нибудь напьются, тогда пускай это будет здесь" - говорит Маргарет.

Мы не можем осуждать Маргарет и также я не считаю что имею права осудить подростков за их любопытство перед запретным плодом. В конце концов даже Ева променяла Рай на дурацкое яблоко, что вы хотите от детей?

Мои мысли совсем уже иссякли. Внутренняя философия помогает отключаться на время, но я так устала, что мне даже лень думать.

Лицо сводит от улыбки, а икры гудят от перегрузки, когда я последний раз спала? 20 часов назад? 25? Когда попадаешь в этот тёмный бар всегда теряешь счёт времени, особенно если нужно отрабатывать по три смены подряд.

Шум стоял у меня в ушах, когда тяжёлая потная ладонь опустилась на мою задницу и сжала. Как-то вся усталость за накопленный день и ночь опустилась на мои плечи. В тот миг мне хотелось кричать, бить, ломать, привести это дебильное место в пожар, ад, довести всех тут до белого коления, осудить всех и каждого за их мерзкие мысли, за всю их грязь, растоптать каждого в собственной лужи ничтожество.

Честное слово, в тот момент я была готова кого-нибудь убить.

Но вместо этого я подумала о своём отце, который отправил меня в эту дыру с твёрдой уверенностью, что я несправлюсь, я подумала о моей соседки Гвен, которая найдёт как над всем этим посмеяться через пару часов, я подумала о своих чаевых, которые я могу получить если переступлю через себя, я подумала о голодающих детях в Африке и о всех изнасилованых женщинах этой планеты которым пришлось куда хуже чем мне, намного хуже.

Я выдавила из себя самый кокетливый смешок, на который была способна в ту секунду безумства и легонько стукнула по мясистой волосатой руке.

— Сэр! Как не стыдно! — я взмахнула ресницами изображая из себя напыщенную дурочку. — Нельзя трогать живую собственность этого бара, — я покачала головой игриво поправляя волосы, стараясь стереть ненависть и омерзение с лица.

Я быстро проскользнуло к чёрному ходу  раньше чем тот жирдяй заговорит со мной, потому что если я останусь хоть на одну секунду то меня стошнит.

Оказавшись на улицы меня вырвало.  Я поела всего час назад и слепа надеялась, что в этот раз меня стошнит чуть позже, что еда успеет усвоиться хоть что-нибудь. Я стояла ещё минут 15 дожидаясь когда дрожь в руках и коленях прекратится, а мерзкая волна ненависти отступит в уголки моего сознания.

Черт.

Я держалась три смены подряд и вот под конец, когда уже почти все кончилось, мерзкие руки жирдяя потянулись к моей заднице. Я запоминала каждое лицо, каждого посетителя который смел хоть как-то нарушить мои физические границы допустимого. Я запоминала их лица, чтобы когда мы были за пределами "их теретирии",  за пределами этого мерзкого бара,  я смогла бы нарушить их личное пространство  и хорошенько врезать. Даже если это будет через пять лет и тот жирдяй похудеет на целую тону и заведёт семью с кучкой детей а мы случайно встретимся в парке, я с удовольствием, с великим наслаждением, врежу в его самодовольную рожу.  И это единственная мысль из-за которой я до сих пор флиртовала с этими выродками, единственная мысль почему я до сих пор держусь на плову.

Когда я рассказала об этом своему Гвен она долго смеялся, а когда резко остановилась, так просто кинула:

— Ты в курсе что слегка кровожадная? Мне кажется в тебе  есть что-то дьявольское.

Меня перекосило от комментария, я не считала себя кровожадной, просто справедливой.

В тебе есть что-то дьявольское.

Не знаю почему, но эти слова засели в моей голове. В них что-то было, что-то неуловимо знакомое.

Кажется во мне всегда было чуть больше жестокости, чем в остальных детях и подростков. А я была очень жестоким и тяжёлым подростком.

Мурашки пробежались вдоль позвоночника, когда я вспомнила о прошлых годах, что тогда повлияло на меня? Когда мое поведение было отмечено галочкой "отклонение от нормы"? Я подавила нарастающую панику, которая была готова затопить меня. Я подумаю об этом не сейчас. Определённо не сейчас. Возможно вообще никогда.

На следущий день я проспала до самого обеда и даже после этого кости все равно ломило и я не чувствовала себя полностью отдохнувший. Вчера был последней день в баре, сегодня приезжает отец забрать меня, а это значит, что я буду дома примерно через девять часов.

Дома. Наконец-то я поеду домой.

Аккуратный чёрный чемодан с небольшим количеством необходим вещей был собран два дня назад. Я так грезила мысли о доме, что собирала и разбирала вещи несколько раз подряд и наконец-то этот день настал. Я пробыла в южной Америке добрых три месяца в самом глухом городе на планете где 80 процентов жителей работает на ферме, а другая 20 ещё не умеет ходить. Конечно это все я очень сильно преувеличила, но для меня все это было больше похоже на большую деревню, чем на маленький южный город.

Добрых три часа было потрачена на дорогу до аэропорта, и чем дальше становился город и тот бар Маргарет, тем легче мне дышалось. Я отмокала час в ванной, отирая себя от запаха перегара и выводя дым из волос. Моя кожа заметно потемнело от жаркого южного солнца, даже несмотря на то что большую часть своего времени я проводила в здании. Волосы потускнели и стали ломкими от дешевого шампуня и жёсткой воды. Зато ноги у меня стали явно стройней от постоянной нагрузки и кажется я похудела на килограммов пять. Я надела тот же костюм в котором приехала сюда: брюки цвета хаки с завышенной талией и белая льняная рубашка заправленная в штаны, одежда висела на мне, и уже не сидела так классно, ремень пришлось затянуть до последней дырки. Свои бежевые лодочки я натянула уже в такси, оберегая обувь от пыли южного города.

Комнату я делила с отличной девушкой - Гвен, которая прожила здесь всю свою жизнь и была для меня отличным другом в течение всех этих месяцев. К сожалению я даже не смогла нормально попрощаться, только оставила все свои заработанные деньги включая чаевые с запиской: пускай твоя мечта о колледже исполниться. По моим подсчетам этого хватит для 30 процентов взноса за учебу, надеюсь она верно ими воспользуется.

Я же знаю что она все обо мне думали.

Зазнайка из штатов.

Именно так, все, кроме Гвен, но кажется я сделала этой запиской все, чтобы испортить ее мнение обо мне.

Богатая птичка решила помочь бедняжки с юга, да Эрика?

Я буквально слышала ее, как она гневно трески головой а слезы обиды кататься по ее полным щекам.

Но что сделано, то сделано. 

Когда я увидела отца, то не удержалась и ускорила шаг, мне хотелось идти медленно и гордо, показать ему: смотри, ты отправил меня туда в полной уверенности что я сломаюсь, но я выставила и ставила ещё сильнее, так гордись же мной.

Но когда я увидела его, высокого мужчину с седыми висками и суровым лицом не смогла больше изображать из себя мисс мне-все-не-по-чем, потому что это было очень сложно, слишком сложно для меня. Когда наши взгляды встретились, его лицо из суровой маске превратилось в лицо любящего отца и я повисла на его шее.

Меня трясло от злости и счастье, я хотела задушить его в своих объятиях, я хотела стукнуть его чем нибудь тяжёлым по голове и прокричать в лицо: кто так поступает со своим ребёнком?

И я как самый настоящий ребёнок разревелась.

Потому что вся это поездка было большим уроком, и только так мой отец умел меня воспитывать.

— Ну-ну, птичка, ты почти дома.

Он крепко обнял меня в ответ и мои ноги повисли над полом. Я была такая маленькая на фоне его мощной фигуры.

— Там... там... они... это так... — я сама не знала, что хотела сказать, вся накопленная усталость за три месяца как будто свалилась с меня и вот я оказалась в надёжных крепких руках своего отца, который терпеливо баюкал меня в своих объятиях.

— Все хорошо, все будет хорошо, а теперь выдохни и успокойся.

Он поставил меня на пол, разжимая объятия и я тут же сделала как он сказала, выдохнула и успокоилась.

— Полетели домой.

Привычный комфорт которого я была лишена последние три месяца, был по настоящему роскошным.  Когда растёшь в постоянном богатстве начинаешь ценить его только после того как теряешь. Это было даже кощунственно по отношению к тому что я видела. Здесь я наслаждаюсь мягкими кожаными креслами пока кто-нибудь на юге зарабатывает на хлеб непосильным трудом. Я поёжилась в кресле от чувство как будто я что-то украла. Я ведь не имею право на все это, совсем. Наверно у меня было написано все на лице, потому что когда отец устроился в противоположные кресло, нашёл именно те слова в которых я нуждалась.

— Всех на этой планете не спасти, и равными не сделать, — он открыл свой ноутбук и приступил к работе. — Ты уже знаешь что каждый платит свою цену за своё богатство, и кому-то приходится выполнять работу которая требует намного больше ответственности чем сбор урожая, и чем выше ответственность тем больше тебе за это платят.

Он кинул на меня пронзительный холодный взгляд говоря без слов: они бедны, но они счастливы в своей бедности.

— Каждому при рождения даруют равные права в независимости от цвета кожи, страны и религии, на дворе XXI век. Хватит всех подряд жалеть, если они живут так как им не нравится, то пускай это изменят, а если они ничего не меняют, значит не сильно и хотят.

— Пап... Ты циник, — я старалась прикусить язык о том чтобы не наговорить лишнего. Наши разговоры о сущем всегда перерастали в споры. Я твёрдо была уверена, что не все рождаются с равными возможностями: все зависит от континента и образования, многие даже не подозревают, что они  могут что-то изменить, ведь этому их не учили.

— Извини милая, но я точно знаю о чем говорю.

И после этой фразы я не могла ничем противостоять. Мой отец поистине человек с которого следует брать пример. Он отображает один из тех случаев "из терни к звёздам".

— Как там Крис? Когда он вернулся?

Я не видела своего лучшего друга уже полгода, его стремления получить докторскую степень закончились тем что он оказался на практике в Китае.

— Два месяца назад, сильно огорчился, что не успел приехать до твоего отъезда, кстати, он сильно зол что я не научил тебя пользоваться смартфоном.

Я растянула губы в улыбке. Это моя странность - не использовать мобильный, вообще, приводит его в негодование.

Все это отцовское воспитание, как то так вышло, что он научил меня жить без повседневной коммуникации.

Вообще в нашей семье больше таких странностей чем может показаться с первого раза.

— Как там бабуля?

— Цветёт и пахнет, записалась в прошлом месяце на уроки верховой езды, но так и не посетила ни одно занятия, думаю она вообще об этом благополучна забыла.

Я рассмеялась и поняла что беспокойные мысли начали отпускать, всех и правда не спасти.

***

Как только я оказалась в своей комнате тут же уснула мертвым сном. Как же прекрасно снова вернуться домой, особенно из той дыры в которой я была. И это даже не самый худший вариант жизни.

— Через три месяца отправишься в Южную Африку, проверишь как там идёт дела у моего благотворительного проекта, — сказал мне отец в дверях моей комнате.

Я только что проснулась и просто валялась в кровати, наслаждаясь мягкостью подушек и внутренним спокойствием.

— Надолго?

— На две недели, а пока отдыхай, не забудь подготовится к путешествию.

Он так и не вошёл в комнату, лишь тепло улыбнулся и исчез в коридоре.

Когда отец говорит подготовься к путешествию, это означает, что я сама должна собрать чемодан, сходить к врачу, почитать про его благотворительный фонд, выяснить где я там буду жить и что я буду есть. Все это вплоть до покупки билетов. Единственный плюс: деньге не проблема, только если я все делаю/ищу/покупаю самостоятельно.

Только «воспитательные работы» имеет финансовый предел, остальное, где я выступаю, как представительские лицо моего отца, не имеет денежных ограничений.

Я шумно выдохнула и встала: нужно приступить к делам.

Первым, что я сделала, это навестила свою бабулю Жаклин. Это самая утонченная пожелал леди которую вы можете себе представить. Ее апартаменты находились на втором этаже и ей было необходимо огромное пространство для своих безумств. Она занимала весь этаж и никто не смел ее беспокоить ранним утром или поздним вечером.  Жаклин терпеть не могла когда я расхаживала в брюках или джинсах. Она было последним консерватором и кажется нелюбовь к техники пошла именно от неё.

Я вихрем врываюсь на второй этаж, вчера мы слишком поздно приехали,  а я ужасно соскучилась по Жаклин.

— Ба! — я влетаю в гостиницу с огромным камином и тяжёлыми шторами. Жаклин, как всегда, идеальная: идеальная форма ногтей и аккуратная высокой причёска, идеальная осанка и утонченная фигура. Она никогда не выглядела дряхлой старухой, никогда не выглядела вообще старухой. Возраст выдавали лишь морщины и седые волосы.

— Боже, Эрика Райх Лорн, во что ты одета?

Я смотрю на свои босые ноги и вытянутую старую отцовскую футболку, ну, совсем никак леди.

Я обнимаю бабулю и несмотря на ее желание казаться недовольной, она крепко обнимает меня в ответ. Я усаживаюсь рядом с ней и вздыхаю. Я рассказываю бабушке все: про южный маленький городок, про Гвен, с которой мы стали почти друзьями, но я так и не набралась смелости сказать прощай, про тяжелой труд на ферме, а потом в баре. Я упускаю те моменты где засаленные мужики пытались облапать меня, но кажется бабуля и так все понимает. Я рассказываю о том как мало было комфорта в той жизни и как тяжело добыть денег лишь физическим трудом. Я стараюсь унять дрожь в голосе, когда описываю что дети начинают работать в полях с 10 лет, рассказываю о скудной образованности граждан и пылящем солнце.

Но были и приятные моменты.

Купание нагишом в ночном озере с Гвен и другими девчонками: и вода такая тёплая и приятная, как будто чёрный шёлк. Вечерний костёр и праздник после сбора урожая. Живая музыка и маленькие счастливые семьи. Или большие семьи, где младшая сестра может положиться на старших братьев. Запах лето и топленого молока, журчание сверчков, вкус кофе и дымки на кончики языка. Как приятно просто лежать в кровати после трудного дня и дышать, дышать, дышать. Как приятно смеяться и петь, танцевать и шутить на вечном праздники лето.

Как приятно просто жить этой маленькой жизнью.

Жаклин смеётся и плачет вместе со мной, гладит меня по голове и шепчет-шепчет-шепчет: 

ты такая молодец, моя девочка.

ты такая молодец, что находишь крупице счастье в самых знойных местах.

Я не понимаю почему мне хочется заплакать и засмеяться одновременно, я не понимаю, почему поездка которая должна была стать тяжёлым наказанием, подарила столько маленьких моментов, я не понимаю столько вещей и кажется что у меня жутко мало времени чтобы ответить хоть на половину того что мне так необходимо понять. Я не понимаю почему люди такие слабые и ленивые, но одновременно такие сильные и смелые, почему столько всего можно намешать в одном человеке, а тебе он покажет такой крохотный процент себя, лишь маленькую частичку всего его океана и ты даже не уверен, что и это правда.

Я не понимаю почему у меня разрывается сердце от грусти и тоски.

Почему я грущу по тому южному городу, из которого так мечтала сбежать?

И так сложно понять себя и так сложно думать, говорить, писать, так трудно дышать.

— Не переживай птичка, привязываться к месту это нормально, было бы ненормально если бы ты вообще ничего не чувствовала.

Я все пытаюсь дышать и обнимаю Жаклин сильнее, как будто её объятья помогут мне вернуться в себя, вернуться к тому, что я оставила на три месяца.