Игра без правил

— Ань, что это? — умоляюще произносит он.

Я качаю головой и встаю с места, как вкопанная не двигаюсь вообще.

Мне все больше кажется, что это очередная шутка судьбы. Этого не должно было быть. Я должна была покончить с нашими отношениями раньше. Тогда бы всего этого не произошло. Понимаю, что уже ничего не вернуть.

— Не знаю. — Я вскидываю на него глаза, изо всех сил пытаясь скрыть все свои эмоции.

— Не знаешь? Ты уверена? — с нажимом спрашивает он. — Так я тебе расскажу. Эту бюллетень я увидел в отделении полиции. И здесь сказано, что тебя ищут. Здесь большими буквами написано твое имя, твоя фамилия, дата рождения…

— Хватит!

Мне вдруг становится очень плохо. Мое сознание начинает заполнять образы и воспоминания моей прошлой жизни. Воспоминания моего дома, моих повседневных дней. Как я боялась всех вокруг себя, как в школе надо мной смеялись, а дома издевались. Все это перемешивается в печаль. Мне всегда было тяжело вспоминать об этом, а сейчас в особенности. Воспоминания, боль, тревога… Все это сейчас чересчур.

Я резко отступаю назад и смотрю на него испуганными глазами. Он не смотрит на меня и это к лучшему, потому что взглядом я была готова его убить. До этого момента я даже получала удовольствие от его присутствия. Он снова смотрит на меня.

— Что ты сделала? — Его выражение лица меняется, и теперь он спрашивает еще громче: — Почему тебя ищут?

— Это… это не то, что ты подумал.

— Тогда скажи мне, о чем я должен подумать, когда я вижу твою фотографию в полиции?

Я молчу не в силах сказать ему правду. Я просто не хочу, чтобы он знал о моей прошлой жизни. Мне хочется чтобы он запомнил меня именно такой — сильной, не знающей боли девушку.

— У меня просто голова кругом. Поверить не могу, что ты соврала мне.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь сдержать слезы. Мне не хочется, чтобы он думал, будто я его обманывала.

— Вань я ни в чем тебе не врала, — произношу я дрожащим голосом.

— Ты соврала мне, про, то, что тебя задержали в аэропорту, и именно поэтому ты осталась в Москве. Я доверял тебе и это правда, но это… Я не знаю даже что сказать.

Воздух вокруг меня сгущается. Я стою перед ним и не могу пошевелиться. В голове столько мыслей, которые не утихают совсем. Мне жутко не по себе. Я ели сдерживаю слезы, чтобы не заплакать. Начинаю осознавать, что все вокруг меня рушится, как песочный домик.

— Почему ты на самом деле в Москве?

— Какая тебе разница? — кричу я, не в силах, больше терпеть его нападки. — Два дня назад ты сказал, что мы никто друг другу. Ты пришел ко мне и даже не соизволил извиниться за свои слова. Моя жизнь тебя не касается! Так что проваливай из моего дома! Ни тебе меня судить!

Ваня разочарованно смотрит на меня.

Знаю у него наверняка миллион вопросов ко мне. Но сейчас единственный выход это нападение.

— Знаешь, я чувствую, что тебе нелегко. Когда я тебя увидел, мне вдруг так захотелось узнать тебя ближе. Понять, что доставляет тебе боль, когда ты не хочешь об этом говорить.

Какого хрена он делает? Кто дал ему право разбирать меня на части?

Кровь шумела в ушах, нервы по — прежнему были натянуты до предела, как струны. Но я из последних сил пыталась удержать себя в руках.

А если бы Ди не уехала? Неужели он смог бы даже при ней говорить об этом? Я одновременно ощущаю облегчение и разочарование.

В последние месяцы я совершенно забыла кто я на самом деле. Делала вид, что я такая же, как все. Что я могу жить счастливой жизнью, позабыв обо всем, что мучало меня все эти годы. Что я могу чувствовать без всяких последствий. Мне казалось, я стала совсем другим человеком, но это было лишь вопрос времени.

— Но ты… — он будто не может найти слова для этого разговора, а я все еще не могу прийти в себя от того что происходит со мной. — Я хочу знать все о тебе Ань. Хочу знать, что тебя тревожит, чтобы в любой момент я мог тебя утешить. Хочу, чтобы у тебя не было проблем. Я хочу все знать…

— Хочешь все знать? — усмехаюсь я. Понимаю, что у меня настоящая истерика. Боль внутри задевает все мои внутренности, и я хочу расплакаться.

Ваня опускает взгляд.

— У тебя постоянно истерики, ночью ты просыпаешься от кошмаров и мне надо знать, в чем дело. Я хочу сделать все, чтобы тебе стало легче, чтобы этого никогда не повторялось.

— Мне уже никогда не станет легче, — отвечаю я подавленным голосом. — Хорошо… я расскажу тебе, обо всем, — произношу я, погружаясь мыслями в свои нелегкие воспоминания. Я расхаживаю по комнате, не зная даже с чего начать. Собравшись с духом, делаю несколько прерывистых вдохов. Сажусь на стул, иначе понимаю, что ноги меня не удержат.

— Когда мы с отцом покинули Москву, я стала очень замкнутой девочкой. Вроде бы другая жизнь и другой город, но ничего там не приносило мне радость. Отец стал работать шерифом в полиции, а я училась в новой школе. Мне было довольно тяжело освоиться в Минске. Когда я вроде бы пережила этот надломленный момент, произошло, то чего я не ожидала, — мой голос звучал очень тихо, я была готова в любой момент сорваться и заплакать, но понимала, что не хочу чтобы Ваня видел этого.

— В один вечер отец напился. Он пил уже несколько месяцев, и я начинала его по — настоящему бояться. Мы стали ссориться и все быстро переросло в драку. Он пил, но никогда прежде не поднимал на меня руку, — я замолкаю, чтобы перевести дыхание.

Когда смотрю на Ваню, его лицо вспыхивает болью.

— Когда… когда отец поднял на меня руку, на следующий день он умолял меня простить его. Он пришел в мою комнату, и на коленях просил прощения со слезами на глазах. А мне было очень страшно. Забившись в угол кровати, я боялась, что он снова прикоснется ко мне. Боялась, что он снова начнет меня бить.

— Ань… — шепчет Ваня, он тянется ко мне и замирает. Я не хочу смотреть на него, потому что глаза уже давно были наполнены слезами.

— Твои шрамы…это сделал твой отец?

Но я не отвечаю ему. Мне не хочется, чтобы он спрашивал, как я жила с этим все это время и что чувствую сейчас. Я говорю ему об этом лишь потому, что хочу, чтобы он знал, почему мое фото оказалось в полиции.

— Я простила тогда его. Мне было десять, но я хорошо понимала, что отец скучает по маме. Наверное, это глупо, но я искала ему оправдание, несмотря на то, что я была лишь ребенком.

Чувствую, будто я снова вернулась в свои десять лет.

— Но потом это стало продолжаться каждый раз, когда он напивался со своими друзьями. Он перестал приходить ко мне на утро, что бы просить прощение. Он будто бы стал меня ненавидеть, и это было страшно, — я сглатываю ком в горле подавленная своими воспоминаниями. — Потом он начал твердить, что я испортила всю его жизнь. Говорил, что я неблагодарная, что я не ценю то, что он заботится обо мне и вынужден постоянно работать, чтобы нас обеспечить. Когда отец снова возвращался, я была готова сдаться. Принять, то, что со мной происходит. Глубоко внутри я уже давно все решила для себя, будто уже сдалась. Понимаешь? Но на самом деле я пережила все это, потому что думала, что когда — то я смогу отомстить ему за это. Внутри меня все давно было убито. Я просто ждала, что когда — то мои страдания закончатся.

Ваня подходит ко мне, и опускается на пол передо мной. У меня даже нет сил, отодвинуться от него. По моим щекам стекают слезы, но мне не хочется, чтобы он меня жалел.

— Прости меня… я идиот. Я должен был понять… — говорит он разозленным голосом и в тоже время проводит нежно рукой по моей ноге, поглаживая своей ладонью.

— Однажды, девчонка из моего класса спросила меня, почему меня не было в школе так долго. Я особо ни с кем не дружила, да и не хотела этого. Я ответила, что болела. Тогда она спросила, откуда у меня синяки на руках. Я нагрубила ей и сказала, чтобы отстала от меня со своими глупыми вопросами. Никто в школе не догадывался об этом, и я не говорила не кому. Мой отец имел хорошую должность в полиции, и он был уважаемым человеком. Я понимала, что если я кому — то расскажу об этом, то все повернется против меня. Да и он потом стал угрожать мне, что если я расскажу об этом, он сделает мне еще больней, — всхлипываю я. — В тот вечер все произошло очень быстро. Около нашего дома остановилась патрульная машина. Мне показалось, это странным. Сначала я подумала, что это старые друзья отца с работы. На тот момент он уже не работал там четыре года. Двое полицейских позвонили в дверь. Отец долго не открывал, и они начали сильно стучать и звать отца по фамилии. Я испугалась и поняла, что они приехали за ним. Но я испугалась не из — за него, а из — за себя. Мне было почти семнадцать, и я хорошо понимала, куда отправляют несовершеннолетних детей. Однажды мне пришла идея, еще до этого момента, сбежать от отца. И я готовилась к этому очень тщательно. Собирала все необходимые вещи, свои картины, копила деньги. Я не знала, что именно должно произойти, чтобы я решилась на это. Я просто сильно боялась отца и не решалась сбежать. Так что когда полицейские оказались около нашего дома, я подумала, что вот этот тот самый момент. Пока отец валялся пьяный в гостиной и не открывал дверь, я забралась в его кабинет и забрала все его накопления. Через задний вход двора я вышла из дома и убежала. Вещи, которые я собрала, лежали в моем потайном месте. Отец не знал о моем плане, даже не мог догадаться, а я лишь выискивала момент. С тех пор прошло больше года, и ровно столько же я не видела отца и не знаю, что с ним произошло. Да и, наверное, не хочу знать.

— Как полиция узнала об этом?

— Думаю, что та девчонка рассказала своим родителям обо мне, а они сообщили в полицию. Так что эта бюллетень оказалась там, потому что я еще несовершеннолетняя. Я не совершала ничего ужасного, чтобы понести за это наказание.

Я начинаю задыхаться, когда заканчиваю свою историю.

— Ты должна была мне рассказать об этом раньше.

— Я понимаю Вань, что все, что между нами это не по — настоящему. Рассказав тебе об этом, я преодолела огромный барьер. Это было не просто… Черт это было ужасно сложно. Ты хотел узнать правду, ты ее услышал. Так почему бы тебе на это не остановиться?

Слезы все не утихают, отнимая у меня все силы, и я слабею.

— Ань… Я, правда, благодарен тебе, что ты доверилась мне, — прошептал он, посмотрев на меня. — Но я хочу быть с тобой. По — настоящему это хочу.

— Я вижу один лишь единственный выход, и это будет лучше для нас двоих…

Ваня резко встает.

— Я не стану это слушать. Выброси это из головы. Ты не виновата в том, что делал с тобой твой отец. Можешь топить в себе ненависть и горечь, но тебе нужно избавиться от чувства вины. Тебя убивает именно это!

— Отец постоянно говорил, что я виновата в смерти…

— Нет! Это не так!

Его голос звучит слабо. Кажется, его сильно задела моя история.

Он подходит ко мне и его лицо прямо передо мной. Ваня смотрит на меня в упор. Это жёсткий и холодный взгляд.

— Мне по твоему, так просто забыть мое прошлое? Будто это так просто? Когда любая мысль об этом в каждой клеточке моего тела. Когда все это живет внутри меня, думаешь так легко забыть это? — кричу, я и мой голос звучит на самом деле тихо и слабо.

— Я знаю, как тебе больно. Я и сам был точно в таком состоянии. Я сожалею о том, что произошло с тобой.

Мои руки дрожат, и сейчас я хочу остаться одна. Даже его слова меня не утешают. Я поглощена своими мыслями настолько, что почти не слышу его слова.

Слезы капают из моих глаз, и Ваня наклоняется, чтобы вытереть их.

Я отодвигаюсь назад на стуле, хотя двигаться даже не куда.

— Тебе лучше уйти, — шепчу я очень тихо.

— Не хочу оставлять тебя в таком состоянии…

— Уходи, — прошу я немного громче.

Ваня опускает руки и встает.

Я молчу и он тоже. Чувствую, что делаю ему больно, но мне самой сейчас нелегко.

— Когда будешь готова поговорить об этом, дай знать, — говорит парень и выходит из кухни. Я встаю и поворачиваюсь к двери спиной, слыша лишь его отдаляющие шаги. Мысленно желаю, чтобы все это закончилось как можно быстрее.

— Вань, — тихо шепчу я его имя, надеясь на то, что он может меня услышать.

Но входная дверь захлопывается, и я вздрагиваю. По щеке безутешно бегут слезы, а я с трудом понимаю, что сейчас произошло. Я подавленная, стою на кухне. А мир вокруг меня превращается в бессмысленный хаос.

Мне нужны лишь тишина, покой, и время, чтобы все обдумать. Теперь я даже не знаю, что со мной произойдет.

Я обессиленная падаю на кафельный пол, зажимая руками уши.

В голове так звенит, будто в комнате на всю катушку включили радиоприемник.

Перед глазами снова комната, которую я возненавидела, комната, где я провела несколько лет в мучениях и отчаянии, что моя жизнь больше не изменится.

Никогда раньше меня так не трясло, и это очень страшно. У меня дрожат руки, и я сжимаю кулаки, пытаясь остановить начинающий приступ.