Глава Тринадцатая
— А? Когда это я успел вырубится? Опять этот сон...
Я проснулся в паршивом настроении. Всё, что окружало меня вокруг — раздражало и не давало мне покоя. Этот... Этот кот!
Я ненавижу это всё!
Я не хочу больше терпеть это! Я же был тем, кто сможет за себя постоять. А теперь, что со мной стало..? Это он меня изменил. Я на него положился...
Он говорил, что это, "ради твоего же блага!". Как же я ошибался! Он меня подстроил под себя. Изменил меня.
Меня — мальчика, что был жесток. Которому было плевать на других. Который думал о людях, как о расходном материале. Куда же он делся?
Я швырнул свой телефон о стену. Он разбился. Экран в хлам разбит, и не было возможно узнать, что изображено на нём. На полке стояла баночка с таблетками.
Эти антидепрессанты... Они травили меня. Они уничтожали меня. Я из-за них не мог злится. А синдром отмены от которого меня воротило, и мой желудок хотел покинуть меня, я не забуду.
Эти муки, которые я терпел ради него. Я выше всего этого. Я не такой. Тот мальчик, что критично ударил своего племянника, и тот, который лишил глаза ровесника, вернулся. И больше он никогда не покинет его.
Я вернулся.
***
Я прибывал на работе, и решил испортить ему весь дальнейший день, пролив на него кофе. Я стоя у кофемашины, разговаривал с коллегой. Настолько непринуждённо, что мне казалось это непривычным. Когда кофе был уже налит в стакан, я пошёл к его кабинету. Меня пропустила Урарака, с улыбкой сказав, что тот разговаривает с клиентом, и надо быть потише. Я как раз наоборот. Шум разведу.
Войдя в кабинет, я натянул привычную улыбку, чтобы он ничего не заподозрил. И это вышло. Кацуки оглянулся на мгновение, слабо улыбнулся, и отвернулся. Ему было всё равно. Я подошёл к нему в плотную и поздоровался:
— Привет, любимый. — Я натягивал эту улыбку так, что меня начало воротить.
Мне противно.
Кацуки развернулся на своём кресле на колёсиках и опустил телефон, закрыв динамики.
— Я разговариваю. — Напряжённо сказал он.
— Ох. Правда? — Я специально поднял тон голоса. Он снова обернулся и посмотрел на меня грозным взглядом, а я продолжил:
— Любимый, вот твой кофе! — Я протянул ему кружку. В миллиметре от его руки я взял, и склонил чашку, чтобы та разлилась ему на брюки и рубашку.
— Ох! Прости! Я так неуклюж! Мне очень жаль! — Я судорожно вытирал кофе и оправдывался. Естественно он вскрикнул. Кофе был слишком горячий. Он встал и начал матерится в голос.
— Ты! Блять! — Он встал и подошёл к диванчику, у которого был лоток с бумажными салфетками. А возле него стояла мусорка, забитая ими доверху. Изуку сразу догадался:
Они здесь трахались.
— Мне очень жаль! Я случайно!
Как вы уже догадались, телефон был не выключен. А абонент, с которым он разговаривал, до сих пор висел на линии. Он всё слышал.
— Ты что тут забыл? Что ещё за "любимый"? Я же просил не называть меня так вне дома!
— Так тебя и не бывает дома вовсе! Где мне ещё можно тебя так называть?
— Мидория Изуку! Хватит маячить у меня перед глазами! И вообще, зачем ты принёс мне кофе? Я разве просил?!
— Я ведь забочусь о своём любимом! Я ведь тебя люблю и хочу заботиться о тебе!
— Не входи больше в мой кабинет! — Кофе успел уже остыть и стать холодным как лёд. А вот абонент... Он покраснел от ярости и стал горячим, как лава.