Белые Лилии, Черные Вороны

Однажды поняли первые дети его, что изучили в мире все, что было возможно: познакомились с каждым зверем и птицей, побывали на всех землях и во всех морях, у истока каждой реки и в глубине даже самого темного леса. Они знали все, и невозможность познать что-то новое печалила их. Все чаще вспоминали они дни, когда мир полон был для них секретов, и их звездные сердца тосковали по радости от новых знаний. Творец, следивший все это время за своими детьми, понимал, что в познании своем не ведают те лишь одного: чужого разума, для них недоступного. Задумал он тогда своих третьих детей.

Он создал их отличными от всего, что было прежде: смешал землю с морской водой и вылепил тела, соткал души из рассветных лучей и тепла полуденного солнца, вдохнул в сплетение разум и чувства и назвал последних из своих детей людьми. Они стали подарком для богов, которых Творец все также любил и считал самыми превосходными творениями.

Отрывок VI из сказания о сотворении мира и его погибели

Сперва Сенрад сильно сомневался, правильно ли поступил, дав ей так просто уйти. С одной стороны, не было никакого смысла продолжать погоню: девчонка все равно окажется здесь, когда он захочет. Он живет в Косе с рождения и знает каждый уголок, где можно спрятаться, и каждого человека, способного этот уголок предоставить. Но с другой стороны, все, что он так долго и упорно строил, рушилось сейчас на глазах, как бы Сен не хотел этого отрицать, и невозможность получить какую-то девушку лишь заставляла его увериться в этом только сильнее.

Старший Кристо был не из тех, кто искал в неудачах результат собственных действий; это было куда более свойственно его брату, а Сенрад же знал, что все происходящее, каким бы оно ни было, ведет его к одной цели - правлению.

Сейчас он не мог точно сказать, когда появилась эта уверенность, но ему казалось, что эту мысль взрастила в нем его мать. Графиня Мадолина Кристо, законная дочь бывшего графа и носительница магии в третьем поколении, не вызывала у Сена никаких чувств, кроме отвращения. И это несмотря на то, что все детство она боготворила своего старшего сына, отдавая ему все самое лучшее, что могла позволить - учителей, вещи, связи и деньги. Он старался отвечать на это тем же, работая без устали над собственной магией и образованием. Но сколько бы он не делал, от нее всегда слышал лишь одно: "Ты сплошное разочарование, Сенрад. Бесполезный ребенок. Мне жаль, что родился именно ты."

В комнате, где прежде жила Паола, еще остались все ее вещи. Надо бы сказать кому-то, чтобы убрали здесь все, но Сенрад забудет об этом так же быстро, как и о многих прочих делах, которые хотел сделать еще прошлым утром. Здесь все еще пахло этими нежными лавандовыми духами, которые девушка так любила, но колдун упрямо чувствовал в этом аромате что-то совершенно другое: это был запах ее небольшой алхимической лаборатории, с которой она время от времени работала по просьбе Сена. Паола умела готовить разные порошки, многие из которых обладали удивительным воздействием на разум. Что-то должно было остаться. Колдун принялся перебирать вещи в шкафах, ища спрятанные запасы.

Зачем он это делал? Зачем ему было стараться затуманить сознание? Это из-за Духа и потери команды или потому, что он просто хотел сбежать от мира и созданных им же проблем?

Он нашел нужную ему деревянную шкатулку в вещах одного из шкафчиков и, не церемонясь, выкинул оттуда все вещи, лишь бы беспрепятственно достать ее.

Будет ли у него возможность завербовать еще кого-то, кто будет так же умело обращаться с алхимией? Пожалуй, смерть Сороки принесла больше нужд, чем ему хотелось.

Колдун отнес шкатулку к себе и закрыл дверь. Теперь это будет его собственностью, мертвые никогда не возвращаются за своими вещами. Большая часть ее порошков была закрыта в небольших баночках, и Сен, прекрасно зная, какая нужна ему, вытащил одну из них и сел на кровать.

Белый порошок сверкал на ладони серебряными звездами. Сен принял его, рассчитав дозу на глаз, не думая о последствиях. От вещества он ждал одного - экстаза и легкости, способных заполнить зияющее чувство пустоты внутри и неминуемое предзнаменование проигрыша. Все ведь только к тому и шло.

Его мать хотела, чтобы Сенрад занимался политикой. Ее доводом было то, что так он станет ближе к отцу и, соответственно, к богу; ее единственным при этом мотивом было желание повторно засветить свою юбку перед Ивтанаром и остаться в истории первой долгосрочной фавориткой. Когда Сен понял это, то мгновенно потерял интерес к ее советам. И, пожалуй, к политике, несмотря на весьма существенный успех в ученичестве при храме. Но, пожалуй, мать была не единственной причиной, заставившей его бросить это дело. Весьма скоро Сен начал замечать, как расходятся взгляды на жизнь у него и Ивтанара, что выливалось в конфликты со всем храмовым составом. Сенрад был против монополии власти, что боги устроили, и наставление, оставленное Творцом после его ухода, судя по записям, относилось к помощи и сожительству с людьми, а не правлением.

Пятнадцать лет назад, во время прошлой встречи на пиру в честь перерождения Ивтанара, - Сенраду тогда было четырнадцать, - он спросил об этом и изложил свою точку зрения. Сказал, что когда он займет место бога, абсолютно вся информация станет достоянием людей, не останется секретов между двумя поколениями детей Творца и все станут равны в своем статусе и возможностях. Кто знает, на что он тогда надеялся. По большей части, если не кривить душой, Сен ожидал согласия со стороны остальных наследников и поддержки, но получил лишь изгнание из зала и пренебрежительно брошенное вслед Ивтанаром: "непригодный".

Когда его после отчитывал куратор за эту выходку, у них состоялся диалог, который Сен думал, что давно уже позабыл.

- Мы ведь третьи дети Творца. Самые последние и неказистые. А богов он и сам называл идеальными созданиями.

- Только по словам самих же Первых. Все, что мы знаем, - от них. Это может быть ложь во имя манипуляций.

- Лишь боги знают правду, нам остается повиноваться.

- Разве мы не имеем права обладать такой же свободой, как и они?

- Мы были созданы лишь для их развлечения. Тебе стоит с этим смириться.

После этого он оставил золотую робу ученичества и покинул храм. Сен знал, что именно ему суждено изменить порядок, и был готов идти к этому так, как того требует судьба, даже если она и просит отринуться от всего, что должно привести тебя к трону.

И в этом состоял основной план - не оставить Ивтанару выбора при следующем перерождении. Как бы сильно тот не старался отречься от своего непригодного наследника, у него не будет возможности выбрать кого-то другого. Тело должно быть достаточно сильным и взрослым, чтобы выдержать сущность бога, и к моменту, когда тому придет пора снова сменить воплощение, Сен останется единственным, кто подойдет под необходимые требования.

Колдун делал все, чтобы быть непохожим на отца. Чтобы заглушить в себе осознание того, что он сам - лишь игрушка, ничего не стоящая в руках Первых, являющаяся лишь пылинкой в песочнице, где развлекаются великие и прекрасные боги. Наверное, он все же был благодарен им за то, что эти земли никогда не знали вой, а люди не встречали таких засух и наводнений, что грозили бы массовыми смертями.

Но разве не в этом был смысл? И засухи, и приливы были в руках богов. Лишь они выбирали, куда ниспослать свою кару, и четко знали, из каких поселений и городов им приходит меньше даров и добровольных слуг.

Сенрад шел по головам, чтобы добиться того, что сейчас имел, и не взял ни единого медного у своей матери. Начал с мелких поручений, накопил денег, выкупил таверну у собственного деда и открыл свой подпольный бизнес: брался за все задания, что могли появиться, крышевал часть игорных домов и борделей, торговал контрабандой в своем новом доме. Все это было построено по четкому плану и придерживалось одной цели: подорвать слепое поклонение и показать всем, что боги не достойны той любви, что им дают. Возможно, вообще никто ее не достоин.

Возможно, поэтому Творец и покинул мир, - потому что увидел, насколько тщетны его попытки привить душам созданных им существ что-то кроме желания власти и собственной наживы.

Все, что понял Сенрад за то короткое время нахождения подле Ивтанара, так это то, что и среди Первых детей нет согласия и взаимопонимания. Единственный способ устранить конфликты и споры между великими и прекрасными было взять всю власть в одни руки, что Ивтанар и сделал в свое время.

Годами Сен пытался выстроить в себе совершенно противоположную личность ненавистному богу, который забирает право на свободу у всех, кого захочет, чтобы однажды взглянуть в зеркало и увидеть, что собственное отражение ничем не отличается от Ивтанара.

Сенрад закрыл глаза, стараясь заглушить ощущение того, что все выходит из-под контроля. То, что Дух пошел против их договора, портит все планы. Этот наемник был единственной его надеждой: лишь о нем ходила слава того, кто может убить любого, будь то смертный или сам бог. Как избавиться от остальных наследников без его помощи?

Колдун уверен, что ответ на это есть где-то в его разуме, в том самом темном уголке сознания, до которого он не может добраться; ему нужно еще немного дурманящего вещества, чтобы открыть ту заветную дверь.

Он наощупь нашел открытую баночку, отсыпал из нее еще немного на ладонь и закинул порошок в рот.

Его снова начало наполнять ощущение определенности, которое Сен чувствовал еще недавно - то бурление крови в венах, когда знаешь, что тебе уготована великая судьба и ее путь начнется прямо за следующим поворотом. Он видел подтверждающие это знаки каждый день. Восходы солнца, появление звезд, неугасающее течение жизни и смерти - все было предзнаменованиями его триумфа, такого же неизбежного и неотвратимого, как бытие самого мира.

В воспоминаниях важных деталей было больше, чем кто-то другой мог бы подумать: подножия храма Ивтанара, восшествие по белым каменным ступеням и пир - в его честь. И все вокруг теперь - тоже его, и он знает, куда идти и что ему надо. Но все меняется в момент, когда Сен входит в зал. За столом он видит всех божественных наследников, живых, но молчаливых, словно он - сама Смерть, Пустота, зашедшая на их пир.

На задворках его разума зашевелилась мысль и почти тут же начала зудеть. Мужчина понял: это не то видение, что было соткано из обрывков его прошлого; это воспоминание, что было соткано из забытого этим утром сна.

Ему снилось, что в храме Ивтанара в запутанных ходах под землёй он нашел ветвистый ключ. Снилось, что второй ключ ему протянула рука рыжей танцовщицы в красных шелках, и что ради третьего ключа он отправился на Черный Остров по морю. Эти ключи открывали сундук, в котором было спрятано величайшее оружее, что могло убить любое живое существо, даже бога и, возможно, самого Творца; с таким орудием Сенраду не надо было ни на кого полагаться. В наемниках и детально рассчитанных планах не станет смысла, когда лишь он будет способен осуществить все задуманное в одиночку.

Картинки из сновидений сменяли одна другую в быстром вальсе и было сложно понять, что за чем следует и что началось раньше. Сенрад видел своего брата, бродящего в покрытой крови таверне и полуживого Лисана, чудом спасшегося от убийцы. А потом снова в руке ключ, под ногами - палуба корабля, и волны бьются о его округлые бока, словно пенная брага о края бочки.

Или это сам он - море, а ключи, что предстоит собрать - его глаза, руки и ноги; его сила и величие, которое запрятали желающие лишить его того, что дано по праву рождения.

Пучина моря втягивала все глубже песнями сирен и морских чудовищ.

Или это была сама Пустота, взывающая к нему?

***

После раны, полученной на охоте, Ателард не мог в полной мере пользоваться ногой. Кем бы ни были те твари, напавшие на них, демоны или какие-то аномальные монстры, следы их когтей не зажили и за эти несколько лет. Лард старался не вспоминать о том дне, хотя это постоянно было с ним, стоило лишь покрепче сжать трость в ладони; ему хотелось быть благодарным за то, что он и его брат вообще остались живы.

Однако о прошлой специальности пришлось забыть. Как бы ни был он хорош в шпионаже и незаметных передвижениях по ночному городу, Файз, видимо, отвернулся от него в тот день. Колдуну пришлось искать иное призвание, но, пожалуй, ни обучение других людей навыкам скрытности, ни поиск информации не увлекал его так же, как ощущение крыш под своими ногами и чувство полета при прыжке с одной на другую.

Когда-то во время одной из таких вылазок он познакомился с Духом. Это вышло совершенно случайно: кто-то нанял их обоих в один дом, но Кристо - для кражи семейной драгоценности, а Духа - для убийства назойливого дальнего родственника. Им пришлось работать вместе едва ли с четверть часа, но это было незабываемо раздражающее дело.

В прочем, это все в прошлом. Ателард не ходил на дела сам уже очень долгое время. Он взглянул вниз, на свою трость, и сжал ее рукоять. У него больше нет возможности так же быстро и незаметно передвигаться, но он взял на себя обязательство знать все об этом городе. А это значило, что сейчас ему нужно было выяснить как можно больше об Ами: она, своего рода, стала его личной зоной ответственности.

Она была не такой, как другие. Как происходило обучение в Бирен Халет, знали лишь сами служительницы, но оно явно оставляло отпечаток на их характере. Ами явно понимала куда больше, чем говорила, и при этом, как Лард заметил, сфера ее интереса к окружающим сводилась к очень узкой составляющей: к нему и, в значительно большей мере, к его брату. Девушка много спрашивала о нем во время их прогулки к "Разбитым бутылкам". Может, хотела узнать больше о человеке, который взял ее под крыло и с которым она заключила сделку, а, может, он ей нравился, как бы пренебрежительно она о нем не высказывалась. Выяснить это была задачей Ателарда, и на то он видел одну очень вескую причину: никто не интересуются кем-то с таким рвением, если не имеет каких-то дальнейших на него планов.

Дверь в ее комнату не закрывалась на замок, и сделано это было намеренно. Ателарду пришлось взять трость в руки и пройтись немного без нее, с трудом ступая на больную ногу, и все это для того, чтобы его присутствия не было слышно.

Он подглядывал за ней все время с тех пор, как они вернулись, но сейчас девушка делала что-то, чему Ателард хотел стать непосредственным свидетелем. Ами макала пальцы в принесенную чашку с водой, рисовала что-то на столе, едва слышно напевая, и вновь опускала в воду руку, вращая ладонью по кругу и создавая воронку. На старом дереве за окном сидел ворон и словно внимательно за этим наблюдал. Он нетерпеливо елозил по ветви и время от времени бил крыльями, но Ами не обращала на него внимания, увлеченная своим ритуалом. Как только Лард оказался на пороге комнаты, ворон, заметив его, громко закаркал и взлетел, скрываясь из виду. Колдунья вздрогнула из-за этого, резко выдернула руку из воды, пролив часть на стол, и замолчала.

- Что ты делаешь? - поинтересовался Ателард, когда понял, что его заметили. Тишину пару раз нарушил удар трости о пол, сообщая о шагах колдуна.

- Ничего особенного. Просто проводила небольшой обряд. Ты следил за мной?

- Что за обряд?

Ами явно не понравилось, что ее вопрос остался без ответа. Она встряхнула волосами и убрала мешающие пряди за уши. Платок, что она повязала, когда они выходили в город, небрежно лежал на полу; она сняла его, как только представилась возможность.

- Это молитва почитания, - все же сказала девушка в итоге, тоном выражая недовольство по поводу того, что в ее личную жизнь так активно лезут.

- Твоей богине?

Она молча кивнула головой.

- Я не хотел тебе мешать, - принялся оправдываться Ателард, стараясь смягчить углы - Мне просто было интересно.

- Ты мог спросить.

- Ты бы ответила?

- Возможно.

Неподвижно стоя к нему спиной, колдунья была похожа на статую: подбородок высоко поднят и гордо смотрит вперед, спина напряжена, черные волосы волнами спадают по спине. Среди них - одна белая прядь, словно пенная кромка волны. Девушка вполне могла быть дочерью графа или знатного купца до того, как ее забрали в служительницы Бирен Халет.

- Какие еще есть обряды?

Ами наконец чуть повернулась к нему, кинув синий взгляд. Вероятно, раздумывала, правда ли хочет отвечать, но в конце концов она сделала глубокий вдох и, вновь отведя глаза и принимаясь вытирать воду со стола, произнесла:

- Очень обширный вопрос. Лучше бы спросил что-то конкретное.

- Твоя выкрашенная белым прядь - слишком заметный знак для остальных людей. Если я скажу, что от нее нужно избавиться, ты этого не сделаешь, верно?

Девушка нервно убрала прядь за ухо, словно пряча ее.

- Ты мастер слова, Ателард. Обкладываешь смысл такими словами, что кажется, будто я и сама хочу рассказать тебе, почему это важно, а не потому, что ты попросил.

Мужчина чуть пожал плечами на это, словно не понимал, о чем она говорит.

- Об этом ходит много легенд. Кто-то говорит, что это появляется из-за страха, что вы переживаете, проходя посвящение. Или что это проклятье, накладываемое на вас вашей богиней-покровительницей, чтобы вы не смели ее покидать.

Ами поджала губы и напряглась, как если бы ей была неприятна эта тема.

- Это звучит ужасно и в этом нет ни доли правды. Бирен Халет уважают свою покровительницу и не боятся ее. Многие берут ее имя в знак почитания, соединяют свою судьбу с морем и могут отказаться от родных по собственной воле, если чувствуют, что таково их предназначение.

- Ты тоже так сделала? Ушла из семьи и взяла чужое имя?

Девушка смотрела на него молча какое-то время, и Ателард все не мог понять, читается в ее глазах боль прошлого или ненависть к нему, или, возможно, все сразу. Когда она все же отвела взгляд, ему показалось, что ее обидел этот вопрос.

- Когда-то это был подарок для богини от ее брата, - внезапно продолжила она, касаясь пальцами белой пряди. - Признание ее силы и обещание его любви. Это цвет высокогорных белых лилий, за которыми он тщательно ухаживал. Бирен Халет носят эту прядь, чтобы показать, что это обещание до сих пор живо.

Ателард усмехнулся.

- Память о чужом обещании.

- Бирен Халет хранят не его обещание. Аморис пообещала своим служительницам то же самое: вечную и безвозмездную любовь, которую не надо заслуживать.

- Красивая легенда, - признался колдун спустя короткую паузу. - И все это имеет смысл.

- Все в этом мире имеет смысл, даже, если его не видно на первый взгляд.

- Мне нравится говорить с тобой, Ами. Надеюсь, ты не будешь против, если я зайду как-нибудь еще?

- О, конечно. Заходи, сколько надо, чтобы втереться мне в доверие. Но, пожалуйста, Ателард: не надо подкрадываться в следующий раз.

Он улыбнулся.

- Я постараюсь.

Колдун вышел из ее комнаты, делая вид, что у него еще много дел. Однако стоило ему оказаться мне поля видимости колдуньи, легкая улыбка спала с его губ.

С каждым новым словом, с каждой проведенной секундой в ее компании в него все глубже проникало чувство, описать которое он пока не мог одним словом. Растерянность, подозрение, недоумение, сомнение, неуверенность - все это сплеталось в его сердце клубком ядовитых змей, который никак не получилось распутать. Стоило ему потянуть за один конец, и клубок разрастался, высвобождая все новые чувства.

Но по отношению к чему были эти ощущения: было ли вызвано недоверие к колдунье или к той части себя, что просыпалась и тревожно ворочалась, словно Ами раскрывала в нем что-то, давно забытое и потерянное?