VIII часть
Когда наркоз немного отпустил тело Федора, он потянулся к тумбе, где лежал его телефон. Первое, что он открыл, это новости, что заполонили интернет. Он знал, что так будет. Все статьи были о трагедии на шоссе, там рассказывалось об этой аварии. Федор читал это все с безразличием, держа телефон на вытянутой над собой руке, ведь шея была в шине.
..."Погиб 26-ти летний парень-Тацухико Шибусава, который был за рулем автомобиля..."
Он раскрыл глаза в удивлении и перечитал строки:
"Погиб Тацухико Шибусава"
"Погиб..."
Рука с телефоном опустилась, пальцы ослабли, и телефон с грохотом упал с койки. Кажется, омега перестал дышать, переваривая прочитанное, ком, вставший в горле, вызывал тошноту, а пелена из слез, размывала изображение.
-Нет! Не верю!
Он вытер поступившие слезы и пересилив резкую боль в животе, поднялся с пастели, снял шину с шеи, что была не туго закреплена, вырвал капельницу из вены, что отдало болью, и кровь потекла вниз по изгибу руки. На ватных ногах открыл дверь палаты. Он сейчас и вправду выглядел как мертвец. Темные круги под глазами, худощавое тело в белой больничной рубашке, перевязанные конечности, темные, словно смоль волосы, падающие на лицо, как в фильмах ужасов.
-Он, хромая шел по коридору, пытаясь найти глазами хоть кого-то из врачей. Ему навстречу шел медбрат, смотрящий в телефон.
-Простите
Парень вздрогнул и отвелся
-Да? Вы из какой палаты? Кто ваш врач?
-Где палата альфы Тацухико Шибусавы?!
-Вы Федор, верно?
-Да. Где она?!
-Пойдемте в палату, я позову врача
-НЕТ! Отведи меня к нему!
-Тише, спокойно. Вы не в курсе?
-В курсе! И это ложь!-сквозь зубы процедил Достоевский
-Мне жаль но...-его перебили
-ЭТО НЕПРАВДА!
-Примите мои соболезнования, у вас кровь идет, прошу, идемте в палату, вам надо лежать! Камата!-парень позвал еще одного сотрудника,-принесите каталку сюда!
-Несу!
-Я куда не пройду, пока не увижу его!-он схватил его за грудки
- Господин Федор!
Лечащий врач парня подбежал к ним и разнял их, придерживая омегу за локоть, прижимаю влажную вату в том месте, откуда текла кровь от капельницы. Двое медбратьев, появившийся вслед за доктором, подвезли кушетку на колесах рядом с Федор и попросили Достоевского сесть на нее
-Доктор, ну хоть вы скажите что это ложь! Он ЖИВ! Покажите мне его! Прошу вас! Умоляю!
-Тише, вам нельзя нервничать, прошу, успокойтесь
-Да хватит меня успокаивать! Просто скажите ГДЕ ОН!!
Достоевский спрыгнул с кушетки и пошатнувшись, пробился сквозь медбратьев, что столпились вокруг него, пересиливая всю боль. Ему бы увидеть парня последний раз, хоть на миг. Слова, что произнес Шибусава в машине перед тем, как Федор отключился, пульсировали в висках, не желая отпускать сознание парня. Он шагал по коридору, пока врачи уговаривали его вернуться, ведь знали, если они что-то сделают не так, отец Федора открутит им головы. Они так думали. Он не видел ничего, лишь слышал голос в голове:
"Прости меня"...
"Прости меня"...
"Прости меня!!"-повторял он настойчиво, перемешиваясь с металлическим привкусом крови во рту
-Прости меня-одними губами произносит Достоевский, перед тем, как упасть в обморок
А дальше пустота. Тишина, которая давит на уши, давление, что поднимается стремительно высоко, давит а череп, словно сейчас черепная коробка не выдержит и взорвется. Живот связывает тугим узлом, место в районе груди болит настолько, что хочется кричать. Сквозь писк в ушах, слышится что-то непонятное, кажется, его зовут, пытаются привести в сознание, хлопают по щекам.
И опять все повторяется. Капельница, шина, мешок АМБУ для кислорода, неприятное онемение от лекарства, что поступает в вены, писк кардиографа, что звенит в ушах. Запах лекарств и голоса врачей, которые что-то говорят, только не разобрать. Федор видит их, но мутно, слышит их, но не может понять, о чем они говорят. Видим силуэт отца, говорящий с врачами, чувствует его злость, от чего становится тошно, ком, что встал в горле и мешает дышать.
Он чувствует чужие руги у себя на животе, но не видит, кто это. Тепло этих рук, кажется таким родным, что глаза Федора начинают слезиться и с щек текут горячие слезы отчаяния, безысходности и боли, накопившаяся за столько лет. Жалобный всхлип эхом проноситься по палате, но никто не обращает внимания на это, ни отец, ни врачи. Лишь теплые руки, что поглаживал и живот, переместились на щеки Достоевского, поглаживая их и вытирая соленые слезы. Соленая вода маленькими ручейками текла по худощавой шее, стекая на подушку большими каплями.
-Тише, тише. Все хорошо
Этот успокаивающий голос. Черт, так приятно его слушать, обладатель теплых рук, что гладят омегу, берут его за руку и подносят к губам, оставляя поцелуй, такой нежный, невесомый и трепетный, выражая так всю свою любовь и заботу. Эти прикосновения, такие легкие и незначительный, очень успокаивали и дарили надежду на существование в этом несправедливом мире ,где правят альфы, в основном обращаясь с омегами, как с мусором.
-Поплачь, станет легче
И это словно был стоп-кран, которого мозг омеги так ждал, чтоб дать волю эмоциям. Слезы полились рекой, размывая перед собой и так мутную картину белого потолка и палаты. Всхлипы участились, перерождаясь в рыдание, которое раздавалось по комнате, перекрикивая звуки приборов. Он не видел и не слышал вокруг себя ничего, они находились лишь вдвоем с эти человеком, который держал его за руку и нашептывал что-то по типу: "Все хорошо", "Ты справишься", "Мне жаль", "Все наладиться" и т. д. Он хочет увидеть кто это, но не может. Он ненавидит этого человека, мозг не воспринимает его образ, отталкивает, не хочет принимать реальность.
"ОН ТЕБЕ НЕ НУЖЕН!"-твердит мозг, но сердце...
В сердце разливается тепло, перемешанное с болью, оно, как и всегда противоречит мозгу, говоря:
"ДОВЕРЬСЯ! ТЫ СМОЖЕШЬ СТАТЬ СЧАСЛИВЫМ! ТЕБЯ ПОЛЮБИЛИ! ПО НАСТОЯЩЕМУ!!!"
Но нет...
Я никогда не стану счастливым, таков мой приговор...
Вчера вечером, умерла моя последняя надежда на счастливую жизнь и счастливое будущее
Его больше нет!
Шибусавы. Здесь. Нет.
Ты больше никогда. не. увидишь. его.
Никогда...