2.
Виолетта всегда оторвой была. Она любила от ментов бегать, здания граффити разрисовывать и за свободу слова драться. Потому как не стыдно ей было иногда руки запачкать, но правоту доказать.
Любила она и время в полицейском участке проводить. Был у этого какой-то вайб особенный. Да и к тому же, как может не нравиться место, где тебя накормят и напоют?
А ещё ей нравиться адреналин, который та испытывает при попытке скрыться на угнанной машине. Адреналин от того как домой идет и надеется, что мамы дома не будет. Адреналин от того, что она школу прогуливает и к урокам не готовится.
Сегодня Вилка первый раз в центр приходит. Она рядом с воротами стоит, пальцами перебирает, тоннели на ушах оттягивает. Потому что нервничает. Потому что боится не вписаться. Она панком себя считала, пусть таковой и не является. Она «Нервы» слушает и «КиШ», этого ли не достаточно?
— Так это вы, типа, главный здесь? — глаза сощуривает, мужчину в возрасте осматривает.
Перед ней дядька приятный стоит. Глаза добрые, улыбка необычная, на оскал не похожая. Он свитер свой засаленный поправляет, рукой по седым волосам проводит и Малышенко с ног до головы осматривает.
А она как подросток в полном расцвете сил выглядит. Худак черный, неделю не стиранный, разумеется. Джинсы с коленками рваными и портфель на одном плече с хеллоу китти. Вилку можно в учебниках печатать, как типичную язву пубертатную со своими загонами.
Она мнется на месте, боится мужичка странного, пусть и с виду безобидным того считает. Он ей напоминал любителя рыбалки и охоты, но уж точно не смотрителя в тюремном заведении. Пусть это не тюрьма. Пусть это место вообще с полицией не связано.
Для Вилки центр был воплощением страха и безысходности
— Малышенко? — в документах смотрит на фотографию девушки.
Там и татуировок еще нет и взгляда прокуренного. А ещё брюнетка на фото улыбается искренне, даже без грамма фена и бутылки пива.
— Виолетта Игоревна, попрошу, — палец вверх поднимает.
Вилка мужчину слегка толкает в тюрьму для подростков заходит. А точнее в специальный центр.
Но это ли не тюрьма?
Здание это больше напоминало заброшенный завод с крысами, тараканами и вшами. Пусть и вокруг подростки ходили, учителя.
В здании в целом жизнь кипела. Кто-то ехал на скейте, старательно объезжал учителей и здоровался с каждым. Кто-то целовался за углом, надеясь, что их не увидят. Кто-то комочками из бумаги кидался и смеялся, а кто-то после в телефоне залипал.
Стены все разрисованы были. Малышенко это даже красивым посчитала. Ей в целом понравилось внутри. Там страшно. Там всё ей о доме напоминает и о заброшках любимых.
— И это центр для детей? — усмехается брюнетка. — Вам самим-то не стыдно так называться?
Малышенко коридоры рассматривает, разные детали подмечает. Например, стену ту, рядом с туалетом, можно и разрисовать. Череп нарисовать, розы и грудь женскую.
Довольно эстетично для этой помойки.
— А вы Виолетта до этого видно в Гарварде учились? — мужчина подростка затыкает, та губы в трубочку складывает, и глаза в низ опускает. — Я Илья Владимирович Ксенофонтов директор этого центра. Я мужчина строгий, но иногда могу быть и добрым.
Виолетта к вазе какой-то подходит, рассматривать начинает, лапать руками грязными. Такую грех на Авито не продать, ещё и кучу бабок срубить можно. Девушка вазу берет в руки, вертит в разные стороны.
— Наш центр историей славится, — по рукам девушку ударяет, от чего та даже фыркает недовольно и вазу на место ставит, обещая себе за ней вернуться. — И ценными реликвиями.
— Короче хлама дохуя у вас, — подытоживает Малышенко. — А вы женат?
Мужчина от вопроса такого лишь улыбается слабо и на губах замок показывает.
Вилка понимает, что либо ему говорить нельзя, либо жена у него страшная, либо он гей. Другого и быть не может.
А тем временем они в кабинет заходят. Малышенко вальяжно на диване раскидывается, одну ногу на другую закидывает, в руки подушку берет.
— А у вас здесь, типа, курить можно? — демонстративно пачку сигарет достает и махает перед носом.
Илья Владимирович, перед тем как за стол свой сесть к брюнетке подходит, и целую пачку сигарет из рук забирает, а после и в шкафчик кладет. Виолетта ныть начинает, потому что это последняя пачка была, а денег на новую нет.
— Вы злой, — недовольно бурчит Вилка и руки в крест складывает.
— Я не злой, я справедливый, — выдает Ксенофонтов. — И у нас запрещено курить, колоться, нюхать, пить... Что вы там еще любите делать?
— Какой же это центр для трудных подростков, если у вас самые главные радости под запретом? — со смехом из кармана электронку достает и тягу делает. — А вы курите?
— Только бамбук.
Вилка дымом поддавливается, кашлять начинает, и стараться по спине себя ударить.
— Беру слова обратно, вы крутой, — Малышенко задумалась на секунду, а после выдала. — А вы с дядей Витей кенты, типа?
Мужчина смеется и стакан из тумбочки достает, а после и бутылку элитного виски. Несколько грамм наливает и глоток делает. А у Виолетты уже и слюнки текут, она бы и сама от алкоголя не отказалась. Голова раскалывается пиздец. Не нужно было вчера водку с пивом мешать и кричать, что ей море по колено.
— Очень старые кенты.
У Вилка глаза тут же заблестели. Она Виктора Михайловича как отца любила, тем более отца у той и не было никогда.
— А как вы познакомились? — руками подбородок подперла и глаза вытаращила.
— А всё тебе скажи, Малышенко, — глоток делает. — Значит так, думаю, с правилами ты знакома. Пропускаешь хотя бы день — тюрьма, пропускаешь занятия с психологом — тюрьма, дебоширишь и уроки срываешь — показательная порка, а потом тюрьма.
— Пф, тоже мне курорт на выезде, — снова тягу делает, дым вокруг себя распространяет.
— Ещё раз дрянь эту увижу, вышвырну, — мило улыбается Илья Владимирович. — Так, что же я ещё забыл, — щетину потирает и задумывается. — Ах да, на стенде можешь ознакомиться с предметами и преподавателями. Твоя группа «Г», поняла?
— А можно другую букву, мне не нравится!
— Тебя забыл спросить, — мужчина из-за стола встаёт.
А в кабинете тем временем молодой человек врывается шумно и нагло, будто к себе домой. Он дверь с ноги выбивает, под крики своих соплеменников. Пару матных слов бросает, шапку-бини поправляет и перед директором выпрямляется. Илья Владимирович устало виски трёт и на грозу района смотрит.
Парню всё равно, он во все тридцать два зуба улыбается и моську милую строит. К гадалке не ходи, просить что-то пришел.
— Знакомься, это Саша, он будет тебе экскурсию проводить и обо всем расскажет.
Парень глаза вылупляет, недовольно Виолетту рассматривает и устало глаза отводит. Не за таким скучным делом он хотел день свой провести.
— Ну, Илья Владимирович! — тянет протяжно. — Я же не для этого к вам зашел.
— И зачем ты пожаловал?
— Отпустите пораньше? — твёрдое «нет» слышит. — Ну, пожалуйста! Мне очень надо, я на работу опаздываю!
— Знаю я твою работу, — усмехается Ксенофонтов. — Это Виолетта, с этой секунды вы друзья закадычные. Испортишь мне девчонку, точно не поздоровится!
А Малышенко слова эти оскорбили. Она на районе раньше самой крутой была, в полиции самой крутой была. Неужели с каким-то пацаном придется за крутость бороться?
— Это кто кого ещё испортит, — вальяжно Вилка отвечает и с дивана встаёт.
— Ты плохо меня знаешь, — усмехается Саша.
Парень директору отсалютывает и Виолетту за собой тащит. Вместе они из кабинета выходят, по коридору прогуливаются.
— Значит так, курить можно на заднем дворе, где камер нет. Если любишь по вене швырять или что-то в этом духе, то лучше вообще на другую улицу уйди, иначе спалят и выпрут при первой возможности, — к кабинету подходят. — Здесь камер нет, если захочешь с кем-то уединиться или просто подрочить, то милости просим, всегда открыто, — рядом с туалетом оказываются. — Сюда лучше вообще не заходить, там наркоши тусуются, для которых тюрьма всего лишь комната.
— Подружимся, — Малышенко ладошки тереть начала. Вот и нашла она себе друзей по интересам.
— Если хочешь, как и они через неделю лес валить, то милости прошу. Так, Ксена не зли, он мужик мировой, но выводится на раз два. Занятия не пропускай, психолога тоже.
— Ты здесь типа местный ботан?
Саша смеется и лицо руками прикрывает, а Вилка на месте стоит и как на придурка на него смотрит.
— Пусть будет так, — ничего не отвечает больше, в сторону столовой идет. — Здесь кормят неплохо, иногда даже съедобно. По средам рыбу не бери, она протухшая. Что ещё узнать хочешь?
— Почему ты попал сюда?
— А вот это не твоё дело, — усмехается Саша. — Если это всё, то я пошёл.
Парень махает девушке и в сторону столика идет, где несколько подростков сидят и кричат как дикари. Кто-то на стол залез, кто-то как интеллигентный человек на стуле, а кто-то и вовсе на полу удобно устроился.
А Вилка тут же про курилку местную вспоминает и решает на улицу выйти — воздухом свежем подышать, о жизни подумать. Друзей пока все равно нет, кто знает, может там кого-то подцепить.
— Илья Владимирович?
Малышенко в ахуе на директора смотрит. Тот с сигаретой во рту стоит, дым вальяжно выпускает и в старом телефоне капается.
— Третьяков видимо тебя самому главному научил и сбежал, — смеется мужчина, сигарету тушит. — Теперь, когда мы без камер с тобой стоим, рассказывай за что попала сюда?
— Вам откуда начинает? Со дня, когда я в детей песком кидала или чуть позже можно? — Вилка сигарету поджигает и на ступеньку садится. — Короче, я вообще не пределах! В основном с несправедливостью и коррупцией борюсь, понимаете?
А Илья Владимирович взгляд заинтересованный поднимает.
— Это как?
— Ну, например, едет депутат по двору, а там дети в мяч играют. Вы думаете, он объедет? Хуй там, сигналить начнет, из окна орать и напролом ехать. Таких наказываем. Можем колеса проколоть, можем машину вскрыть и что-нибудь украсть. Но это во благо, шарите? Мы на деньги украденные детям мороженое покупаем и всякие ништячки.
— Интересно, — тянет директор и рядом с Малышенко садится. — И почему решила такими делами заниматься?
— Ебать, ну это легкий вопрос, — тут же к губам руку прикладывает и невнятно извиняется за мат. — У таких как они денег жопой жуй, а всё равно все на лобстеров, проституток и клубы сливают. Я сама во дворе выросла, у меня из деликатесов был свежепривезенный песок в песочнице. А я детям делаю детство хорошее, типа.
— И давно ты правосудие вершишь?
— Сколько себя помню, меня всегда эти мужики бесили с пивным пузиком, — Ксена осматривает. — Извините. Вы не такой. Вы типа добрый, хороший и за такими отбросами как я присматриваете.
Илья Владимирович рассмеялся из-за заявления Малышенко.
— Чё вы смеётесь? — непонимающе Вилка молвит.
— Да первый ты подросток в этих стенах, кто директора сразу хорошим человеком считать начала. Обычно, такие как ты сначала революцию вершить пытаются, а потом уже и за голову берутся.
— А куда мне рыпаться? — брюнетка бычок куда-то в сторону кидает. — Сами же сказали, что показательная порка будет. Я, конечно, люблю эксперименты там всякие, но лучше повременить.
— Значит так, Малышенко, — мужчина с места встает и руку подростку протягивает. — Бычок за собой убрать, иначе съесть заставлю, — Вилка пугливо смотрит и тут же кивает. — А потом быстро на уроки, развалилась здесь.
Ксен смеяться начинает и обратно в здание заходит, пока Малышенко с бычком бегает и мусорку пытается найти. Так и бегала бы до конца жизни, если бы не решила временно его в карман убрать. Главное не забыть, главное джинсы последние не прожечь.